помимо всякой мысли, просто потому, что без неё она давно уже не представляла себе ежедневных «выходов в свет».
По счастью, коммунальный коридор был пуст, и тётя Фира выбралась на лестницу, не наткнувшись ни на кого из соседей. Потом за спиной тяжело бухнула, закрываясь, пропитанная сыростью дверь подъезда. Тётя Фира зажмурилась от яркого света и остановилась, тяжело дыша и пытаясь собраться с мыслями.
То, что её жилец некогда звался Костей, носил фамилию Иванов и был приятелем Киры, – это она поняла в самый первый день его появления. Поняла, но ни о чём не спросила, нутром ощутив: лишние вопросы этому человеку задавать определённо не стоило… если только она не хотела потерять его из виду навсегда. Она не захотела. И долгое время считала его чуть ли не подарком судьбы, доставшимся ей на старости лет. И вот вчера, то есть вообще-то совсем даже сегодня, он явился домой в половине третьего ночи, и она как ни в чём не бывало зашила глубокую огнестрельную борозду у него на плече. А потом, запершись в ванной и чувствуя себя бойцом незримого фронта, отстирывала тельняшку и свитер, пропитанные кровью и провонявшие порохом. Уж этот-то запах она пока ещё не забыла. Шма-Исраэль!.. Погубитель Кирочки, павший – согласно Благому, от рук наёмного убийцы – в день её смерти. И Кирочкин невенчаный муж с жуткими пустыми глазами и разорванным пулей плечом… Её, тёти-Фирин, жилец Алёша… О, шма-Исраэль…
И ведь – если положа руку на сердце – все эти месяцы она ЗНАЛА. Что он такой же инженер-электрик, беженец из Киргизии, как сама она – Мата Хари. Тарасику шею чуть не свернул. Валю Новомосковских с дружками по одной половице ходить выучил. Тане Дергунковой какую-то бутылку угрохал, после чего она производство своё на квартиру к сожителю перенесла… Некоторые снегирёвские художества тётя Фира видела сама, об остальных ей рассказывали. Киллер… Наёмный убийца… Тётя Фира попробовала примерить ужасное слово к Алёше. Её Алёша!.. Нет!.. Изгадал изгадаш шмей рабо…
Перед глазами побежали чёрные точки. Эсфирь Самуиловна без сил опустилась на ствол тополя, подпёртый обломанными сучьями, точно скамья ножками, и поняла, что надо срочно что-то решать.
Отдохнув немного, она по-прежнему без особой цели побрела к выходу из двора…
– Фирочка! – окликнули её знакомые бабушки, проводившие утреннюю летучку на застеленных газетами скамейках возле детской площадки. – А мы смотрим, мимо идёте, как в воду опущенная, не поздороваетесь? Что-то вы совсем бледненькая сегодня! Давление, поди, скачет из-за погоды?..
– Да… – пробормотала тётя Фира. – Наверное…
– А мы тут моего обсуждаем, – сказала одна из бабушек, Наталья Фоминична, и тётя Фира вспомнила, что она тоже вроде обитала в двух комнатушках одна и ради приварка к пенсии тоже вроде пустила жильца. – Ведь что намедни учинил? – явно не в первый раз стала жаловаться Наталья Фоминична. – Молодо-о-ой!.. Пришёл выпимши, патефон свой на полную громкость, а сам по телефону звонить! Он это, значит, в коридоре себе разговаривает, а мне его музыка как палкой на голове! Выселю!.. – пригрозила она, глядя на тётю Фиру так, словно это та была во всём виновата и выселять предстояло именно её.
– А ваш-то как, Фирочка? Не обижает? – спросила другая старушка. – Да вы не стойте, присаживайтесь. Прямо смотреть жалко на вас.
– Да я так… в магазин бегу… – неуклюже соврала тётя Фира. Скомкала в руках хозяйственную авоську и вдруг выпалила: – Мой-то? А образцовый он у меня, и вам такого желаю. Вчера вот в восемь вечера домой пришёл, программу «Время» со мной посмотрел и спать лёг…
Сказав так, она задохнулась и деревянной походкой пошла прочь. Несмотря на возраст, у неё был очень острый слух, и она услышала, как Наталья Фоминична заговорщицки прошептала ей в спину:
– Не иначе, тоже еврейчика поселила. Вот и хвалит его…
В магазине возле «Чернышевской» тётя Фира купила совершенно ненужную ей пачку соли и после глубоких раздумий добавила упаковочку спичек. И осознала, что решение, о котором она думала возле парадного, было принято.
Нельзя сказать, чтобы на душе сразу стало легко. Тётя Фира вышла на набережную и долго смотрела, как несёт свои воды шершавая, вспухшая за ночь Нева.
Ощутила в конце концов некоторое успокоение и направилась дальше уже без прежней дрожи в коленях. Даже вполне осмысленно приобрела пачку замороженной цветной капусты (хотя на соседнем прилавке лежала свежая). Купила в аптеке глюконат кальция в ампулах для инъекций и повернула домой.
Свой порог она переступила с замиранием сердца: ей почему-то казалось, будто Снегирёв сидит посреди комнаты и со зверским выражением лица чистит большой пистолет. Ничего подобного. Он по-прежнему спал мёртвым сном, не догадываясь, какая эмоциональная буря происходила поблизости. Зато Васька вмиг прыгнул на пол и с требовательным курлыканьем устремился к хозяйке: сколько можно, давай корми наконец!..
Тётя Фира подхватила на руки пушистый тёплый комок, зарылась лицом в полосатую шерсть и неслышно заплакала.
Снегирёв выполз на свет Божий в четыре часа пополудни, да и то единственно потому, что его согнала с дивана самая простая нужда. Когда скрипнула дверь, у тёти Фиры чуть не выпала из рук стеклянная плошка с гефилте фиш, извлечённая из холодильника. Однако несчастный больной до того не походил на свирепого убийцу, что весь страх сразу пропал. Вернее, не пропал, а как бы перешёл в новое качество. Вдруг стало полностью ясно, что Алёшу не надо было бояться. А вот за него – ещё как…
– Доброе утро, тётя Фира, – тихо сказал Снегирёв, держась за дверь здоровой рукой. Его зримо пошатывало. Он выглядел жалким, нахохлившимся и облезлым, и температура у него была, если только тётя Фира ещё не ослепла, все сорок.
– Вас, может быть, проводить?.. – только и спросила она, со всей ясностью вспомнив, как Алёша однажды чуть не на руках носил её в туалет. Снегирёв отрицательно помотал головой и двинулся в коридор.
– Умоетесь – и немедленно обратно в постель, – напутствовала его тётя Фира. – Укольчик сделаем… общеукрепляющий… и кофием вас напою. Вам, Алёша, может быть, и не хочется, но надо непременно что- то поесть. Я сейчас цветной капустки сварю…
Сказка про чёрную масочку
Женя Крылов лежал чуть не в той же самой палате, откуда сравнительно недавно выписался Плещеев. И его, естественно, столь же бдительно охраняли. Только на сей раз Кефирыч не балаганил возле двери, развлекая больных и невинно заигрывая с сестричками. Теперь его присутствие было незаметно для посторонних глаз, пускай даже очень внимательных. С точки зрения непосвящённых всё выглядело так, как если бы эгидовцы во главе со своим шефом явились задать свидетелю случившегося несколько важных вопросов. И даже преодолели при этом некоторое сопротивление врачей.
«Свидетель» блаженно проглотил печенье и домашний кисель, контрабандно пронесённый Мариной Викторовной мимо досмотра, потом добросовестно выслушал новости. Фирма, как и следовало ожидать, благополучно отовралась. Базылев со товарищи были далеко не дураки, а вдовствующая миллионерша Инесса Ильинична – и подавно. Они тоже умели предусматривать разные варианты и заранее готовить «спрямление линии фронта». И если вкратце, то уголовно наказуемая деятельность сотрудников оказалась полностью личной инициативой покойных. О которой невинно убиенный руководитель, естественно, ни сном ни духом. А Славик, охранник, и вовсе попал как кур во щи. Женю впустил, во двор вышел, а тут его тюк!.. Очнулся – гипс.
Истине это всё соответствовало весьма относительным образом, но головную боль Плещеева составляло нечто совершенно иное. Пулковские, тихвинские, гаишник Мишаня, тайные делишки «Инессы» – да зарасти оно всё лопухами, не плещеевской конторе теперь об этом страдать. В тёмной водичке беззвучно ходила кругами гораздо более крупная рыба. Плещеев чувствовал биение её плавников. Осязал скользкий холод чешуи. Не мог только одного – ухватить.
– Ага, разглядел… – поскучнел вообще-то очень наблюдательный и ответственный Женя. – Во всех подробностях… Масочка на нём ещё, помню, чёрненькая такая была…
