Те же и Скунс

Эта фраза почему-то бесила пуще всего.

– Дядя Лёша, а вы сами на лошади ездили когда-нибудь?

Стаська сидела справа и держала в руках рюкзачок, который почему-то не захотела бросить на зады. Светофор вспыхнул красно-жёлтым, ряд был свободен – «Нива» ушла вперёд со второй передачи, держа чуть меньше шестидесяти.

– Ну… бывало когда-то… – пробормотал Снегирёв. И подумал о том, что был по отношению к Жуковым не прав на все сто процентов. Делали они, конечно, для его дочери всё, что могли. И не решали вопроса, доверять ему Стаську или не доверять. Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не посчитали возможным обратиться к нему с просьбой. Особенно после того дурацкого визита с авоськой харчей. Чтобы не вообразил, будто они изготовились сесть ему на шею: отец, мол, так и давай покрутись…

– А в седло трудно залезать, дядя Лёша? – не отставала любопытная Стаська.

Алексей честно попробовал вспомнить. Он впервые оказался со Стаськой наедине и уже чувствовал, что профессиональное умение находить с кем угодно общий язык в данном случае ему не поможет. Когда он вёз через всю Италию маленькую Джульетту, таких трудностей не возникало. Пятилетняя девочка отлично знала, что он перестрелял злых дядей, не пускавших её к маме и папе, а теперь всё в порядке и они едут домой…

Он вообще всегда отлично ладил с детьми. Пока дети были чужие. Почему у него язык во рту застревал, когда он пытался разговаривать с собственной дочерью?.. Почему иметь с ней дело для него было почти такое же мучение, как и заходить в её – Кирину – комнату?

– Первый раз всё трудно, – сказал он наконец. – На второй уже легче. Ты, главное, тренера слушай.

Водителю «Фольксвагена» показалось обидным терять завоёванное преимущество. Он взревел мотором и опять рванул вперёд, но был сразу наказан. На углу Благодатной ему посигналил жезлом гаишник. То ли разыскивали похожий автомобиль, то ли сидевший внутри чем-то смахивал на кавказца, а может, просто захотелось штрафануть лихача…

– Тише едешь, дальше будешь, – проворчал Снегирёв. – В том числе и от госавтоинспекции…

Циферки автомобильных часов неумолимо подмигивали.

– Дядя Лёша, я, наверное, всё время болтаю? – спросила Стаська. – Я вас отвлекаю, да? Мешаю вести?

Голос у неё был до такой степени Кирин, что Алексей то и дело спохватывался – не забыться бы да не назвать её именем матери. Он чуть не засмеялся:

– Да Бог с тобой, Стасик… Говори на здоровье…

Говорить Стаська была нынче способна только о лошадях. А поскольку она ещё ровным счётом ничего в них не смыслила, в качестве источников привлекались книги и фильмы. Начиная от хрестоматийного «Мустанга-иноходца» и кончая «Прелестными наездницами» Барбары Картленд.

– А хотите, я вам стихи про лошадь прочту?

– Хочу, – сказал Снегирёв. – Конечно, хочу.

– Ты рос не в солнечных степях… – начала Стаська. – Ой, это «Ода коню» называется…

Ты рос не в солнечных степях,
Где родники, журча, сверкают
И ветер весело играет
В пушистых стеблях ковыля.
Твой дом – вершины диких гор,
Где водопады и обрывы,
Где дни текут неторопливо
Среди безмолвия озёр.
Там разноцветье трав густых,
Там запах клевера и мяты,
А в быстрых речках перекаты
Светлы, прозрачны и чисты.
Другие лошади в горах
Хребты и головы ломают.
Их кручи высотой пугают —
Тебе ж неведом этот страх…

Стаська запнулась и покраснела («Совсем как Кира», – опять подумал Снегирёв), но потом вспомнила и продолжала:

Прекраснейший среди коней,
Ты не боишься льда и снега.
И даже не замедлишь бега,
Когда летишь среди камней.
Что степь! Там ровная земля…
В степи любого ты обгонишь
И от безжалостной погони
В который раз спасёшь меня.
Кто скажет, что нас дальше ждет?
Быть может, смерть. Моя ль, твоя ли…
Ну, а сейчас нас манят дали
И вновь дорога в путь зовёт…[23]

– Замечательно, – похвалил Снегирёв. – А написал кто?

Он впрочем, уже знал ответ. Стаська опять покраснела засмущалась и невнятно пробормотала, мол, «у нас все ребята Толкина начитались». Алексей понял, что не ошибся. «Нива» одолела Литейный мост и помчалась дальше по Выборгской набережной.

Стадион на улице Аккуратова они нашли сразу (Стаська развернула на коленях городской атлас и с блеском исполняла роль штурмана) и подошли к конюшне, опоздав всего на четверть часа.

– Вам кого? – спросила девочка в блестящих лосинах, перекидывавшая лопатой кучу опилок.

– Нам бы Романа Романовича, – сказал Снегирёв.

Девочка указала рукой:

– Во-он там…

У дальнего конца конюшни стоял большой грузовик и углом к нему – тележка. Возле тележки стояли люди и что-то рассматривали на земле.

– Нам бы Романа Романовича, – повторил Снегирёв, когда они подошли.

– Я Роман Романович, – повернулся высокий худощавый мужчина. – Это с вами я на три часа договаривался? Вы уж извините, пожалуйста. Видите, у нас какое несчастье… Погибает лошадка.

Стаська поднялась на цыпочки, заглядывая за тележку, и увидела то, что уже успел разглядеть Снегирёв. Там, на куске разостланного брезента, лежала рыжая лошадь. На голову ей была накинута тряпочка, защищавшая беспомощное животное от мух. Ноги лошади были судорожно вытянуты, всё тело неестественно напряжено.

– Столбняк, – пояснил Роман Романович. – Копыто где-то повредила. А какая здоровая была, никогда ничем не болела…

Стаська читала много книжек и знала, что столбняк вроде бы считается смертельной болезнью. Всё- таки она спросила – отчего-то шёпотом: