и приступил к допросу. Не снеся батогов, злодейка призналась во всем:
— У отца моего была большая семья. Отец разорился, и мы стали бедствовать. Тут как раз посватался правитель волости, Пэ Муён, и я сделалась его женой. У мужа было две дочери от первой жены — хорошие скромные девочки. Двенадцать лет они росли вместе с моими детьми, и все было хорошо. Но потом они изменились, начали скрытничать, ни ласки, ни привета от них не дождешься... Ну, меня, конечно, досада взяла! Уж я их и ругала, и по-хорошему внушала — хотела сделать как лучше! Однажды ненароком я подслушала их тайный разговор. И надо же — оказывается, со старшей случилось именно то, чего я всегда так боялась! Ужаснулась я в душе, сердце мое закипело... Ну, думаю, если сказать мужу, он во всем обвинит меня. Пришлось пойти на обман — поймала я крысу, обмазала кровью и положила Чанхва под одеяло. Пусть, мол, муж думает, что это мертвый младенец... Потом я рассказала о своих планах сыну. Он-то, провожая Чанхва к дяде, и утопил ее в Лотосовом озере. А сестра Чанхва, Хоннён, испугалась, что и на нее падет гнев родительский, и тоже убежала из дома. Знаю, я заслужила сурового наказания. Но Небо уже покарало меня: мой сын стал калекой. Смилуйтесь, господин правитель!
Чансве и его братья — все трое — в один голос взмолились:
— Мы ничего не просим, позвольте лишь нам умереть вместо родителей!
Выслушал правитель уезда жену Пэ Муёна, не прервал речи и сыновей ее. Мерзость и отвращение вызвали в нем Хо и Чансве.
«Это преступники особого рода, — подумал он, — одной своей властью я не могу решить их судьбу!»
И правитель передал дело в суд. Судья ознакомился с делом и подивился:
— Да-а! Мир еще не знал подобного!
С таким заключением он и послал дело в королевский дворец.
Его величество лично изволил просмотреть доклад и высказал сожаление по поводу печальной участи Чанхва и ее сестры. За сим последовал королевский указ:
«Преступлению мачехи нет прощения во веки веков. Злодейку обезглавить и четвертовать публично, дабы предотвратить подобные проступки в будущем. Сына ее — Чансве — повесить. Сестрам Чанхва и Хоннён соорудить памятник с эпитафией, где было бы сказано об их безвинной смерти. Отца убиенных оправдать».
Получив королевский указ, судья направил его в Чхольсанскую управу. Правитель уезда немедленно вызвал стражников — злодейка была отправлена на плаху, Чансве — на виселицу.
А Пэ Муёна правитель уезда поставил на колени и отчитал:
— Как ты мог, дурная голова, не разгадать замыслы злобной твари?! Гибель невинных дочерей — вот твое наказание. Их души просили за тебя, и король решил: так тому и быть. Ты прощен!
Пэ Муён горячо поблагодарил правителя уезда за милосердие и с двумя оставшимися сыновьями побрел домой.
Правитель уезда же в сопровождении чиновников отправился на Лотосовое озеро. Когда откачали из озера воду, увидели: обе девушки, будто живые, лежат рядом, тесно прижавшись друг к другу. Они были прекрасны, как юные феи, и казались спящими на яшмовом ложе. Правитель был растроган...
Сестер положили в гроб и захоронили на священной горе. На могиле соорудили каменный обелиск, на котором была высечена следующая надпись:
«Памятник невинно погубленным Чанхва и Хоннён, дочерям Пэ Муёна из уезда Чхольсан провинции Пхёнандо в Стране утренней свежести, что на востоке у моря».
После похорон правитель вернулся в управу — его ждали дела.
Как-то раз правитель, утомившись, прилег отдохнуть и незаметно уснул. А во сне ему явились Чанхва с сестрой и, преклонив колена, обратили к нему слова благодарности:
— Светлейший правитель внял нашим отчаянным мольбам, разыскал наши тела, оказал милосердие батюшке. Ваши благодеяния величественней Тайшаня, необъятнее безбрежного моря! В Царстве умерших вам будут вязать травы! Знайте же, в скором времени вы удостоитесь высокого поста!
Сказали — и исчезли. В изумлении очнулся правитель. Он записал чудесный сон во всех подробностях и много лет спустя заглянул в свои записки: действительно, с того дня он начал быстро продвигаться по службе и вскоре получил должность начальника морских и сухопутных войск трех южных провинций.
Казалось бы, злодейка Хо понесла заслуженную кару, дочери отмщены, но Пэ Муён не находил себе покоя — день и ночь он оплакивал Чанхва и Хоннён. Он был словно не в себе — то ему мерещились их лица, то чудились их голоса... Тяжело ему приходилось одному: некому еду приготовить, не с кем словом перемолвиться. И он решил жениться в третий раз. Выбор его пал на дочь поместного дворянина Юн Гванхо, восемнадцатилетнюю красавицу, скромную и умную девушку. К радости Пэ Муёна, его предложение было принято, и вскоре супруги зажили в мире и согласии...
Однажды Пэ Муён до глубокой ночи ворочался, не мог заснуть — все вспоминал своих дочерей. Потом задремал, и во сне ему явилась старшая дочь Чанхва. Отвесив низкий поклон, Чанхва приблизилась к нему и повела такую речь:
— Судьба моя была несчастна: видно, много у меня было прегрешений в прошлом рождении. Я рано потеряла матушку, и на мое горе вскоре ее заменила мачеха. Она опозорила меня, и мне пришлось покинуть отчий дом. Оскорбленная незаслуженной обидой, я поведала о своей беде Нефритовому владыке, и он, выслушав меня, сказал: «Участь твоя достойна жалости, но не сетуй на нее. Отец твой оправдан перед людьми. Пусть начинает он жизнь сначала, пусть сочетается узами брака с женщиной и живет с ней в любви и согласии!» Нефритовый владыка велел мне сообщить вам об этом, и я не могла ослушаться его воли.
Пэ Муён хотел было удержать дочь, поговорить с ней немного, но пропел петух — и она исчезла. Долго не мог успокоиться Пэ Муён, ходил по дому сам не свой, словно потерял что-то.
Жене его, госпоже Юн, тоже привиделся сон: будто спускается с облаков фея и, протягивая ей два цветка, говорит:
— Это Чанхва и Хоннён. Нефритовый владыка, тронутый их печальной судьбой, решил подарить вам дочерей. Растите их и будьте счастливы!
Очнулась госпожа Юн и видит: в руке у нее два цветка, комната наполнена благоуханием... В предчувствии чего-то радостного она позвала мужа и поведала ему свой сон.
— Кто это — Чанхва и Хоннён? — спросила она.
Выслушал ее муж, взглянул на цветы, а они, словно ласкаясь, тянутся к нему... Прослезился он — почудилось ему, будто увидел он своих дочерей. Рассказал он госпоже Юн их печальную историю и добавил:
— Когда-то моей первой жене приснился такой же сон: теперь он приснился тебе. Это, я думаю, знамение: у нас будут две дочери!
Супруги обрадовались. Они поместили цветы в драгоценную вазу, поставили на шкафчик и ежечасно любовались ими. Постепенно стали рассеиваться печальные думы правителя волости...
С этого месяца госпожа Юн готовилась стать матерью. Прошло десять лун, и стан ее округлился необыкновенно — было ясно, что она принесет двойню.
Как-то раз, когда уже приближались сроки, госпожа Юн, утомившись, прилегла отдохнуть да как бы невзначай и родила двух девочек. Находившийся во дворе муж тотчас же прибежал посмотреть на новорожденных: и лицом и сложением они были чудо как хороши — будто высеченные из драгоценного камня, будто сотканные из тоса!
Супруги несказанно обрадовались, кинулись взглянуть на цветы — но где же они? Тут они поняли, что это цветы лотоса превратились в девочек. Родители назвали новорожденных Чанхва и Хоннён и стали лелеять их, как сокровище.
Шли годы, девочки росли. В пять лет они выделялись среди сверстниц примерным поведением и необыкновенной дочерней почтительностью. К пятнадцати годам они превратились в обаятельных, необычайно красивых девушек. Родители любили их беспредельно.
Настало время подумать о женихах, и правитель волости с супругой обратились к свахам. Однако
