Она не стала вдаваться в патетику – «мы их задержим», – но всё было ясно и так. В некоторых случаях, как Гнедин успел убедиться, с ней было бессмысленно спорить.
– Железная леди, – вздохнул он, с содроганием вылезая из кондиционированного салона и перебираясь за руль. – Ну, с Богом!..
Он начал разгон, а Мишаня и Катя побежали рядом, держась за углы багажника. Избавившись от добавочного груза, «Вольво» действительно шла вверх резвее и легче, но, попав на чёртову плешь, опять заелозила. Да ещё начала заваливаться носом в ту сторону, где была Катя. Мишаня заметил и сразу ринулся выручать, но какое-то время Кате пришлось сражаться с тяжеленной «Вольво» одной. Выталкивать её, упираясь ногами в сплетение корней на обочине, а руками – в крыло… Ничего: девка она была очень крепкая, справилась, да ещё Мишаня помог – «Вольво» наконец преодолела критическую точку и с победным рёвом выскочила на гребень подъёма.
Телохранители внимательно огляделись, но угрозы не обнаружили, и Мишаня подошёл к водительской дверце.
– Могу я повести, – предложил Гнедин. Небольшое приключение приятно освежило и встряхнуло его, заставив поверить в успех, в то, что проблемы будут разрешены и завтра выглянет солнце.
– Как хотите, – равнодушно согласилась Катя и села на своё место.
Уже на прямом как стрела Московском шоссе Владимир Игнатьевич внезапно заметил, что Катя сидит неестественно напряжённо, втискиваясь поясницей в глубокое кресло. И украдкой кусает губы, отворачиваясь к окну.
– Что с вами, Катенька? – спросил Гнедин участливо.
– Ничего, – ответствовала «железная леди». – Всё в порядке.
Она доехала с ними до места, сдала его с рук на руки и отбыла, прямая как палка, а вечером позвонил Плещеев:
– Владимир Игнатьевич?
Гнедин узнал его голос и внутренне содрогнулся, но успел справиться с собой и сразу спросил:
– Сергей Петрович, я вас сам побеспокоить хотел… если можно… Скажите, пожалуйста… я знаю, что вы… о Даше Новиковой… что-нибудь..?
Плещеев невесело вздохнул в трубку:
– Пока всё то же самое… к нашему великому сожалению. Если будет какая-то информация, я вам немедленно сообщу.
– Да… я тут всё про её родителей думаю… Как им сейчас, наверное… такие милые люди…
Плещеев вежливо помолчал. Потом сказал:
– Я должен перед вами, Владимир Игнатьевич, извиниться, но Екатерина Олеговна слегка приболела.
– Господи Боже мой, надеюсь, ничего серьёзного?.. – На сей раз Гнедин был вправду обеспокоен. – Я, знаете ли, заметил, что ей было несколько нехорошо, но на исполнении обязанностей это никоим…
– Я тоже думаю, что всё обойдётся, – ответил Плещеев и вроде бы улыбнулся: – Вы знаете, кстати, какое у телохранителей самое профессиональное заболевание? Думаете, «бандитская пуля»?.. А вот и нет. Варикозное расширение вен на ногах, потому что приходится много стоять. Ну а у Екатерины Олеговны, так уж случилось, от сильного напряжения камешек из почки пошёл. Мы вам, конечно, немедленно предоставим замену. Лично я настоятельно рекомендую Александра Ивановича Лоскуткова. Это Катин непосредственный командир, вы его в кабинете у меня…
Гнедин, конечно, мигом вспомнил Катиного непосредственного командира, потому что такое не забывается. Два метра, писаный красавец, чёрные волосы, яркие сапфировые глаза… Гнедин считал самого себя очень даже интересным мужчиной, но понимал, что в присутствии подобного экземпляра о благосклонном внимании каких-либо дам придётся забыть.
– Спасибо вам огромное, Сергей Петрович, но я лучше подожду, пока Екатерина Олеговна выздоровеет, – отказался он вежливо. – Я с ней, понимаете, очень славно сработался, да и мероприятий на ближайшее время особенных не предвидится… Вы привет ей передавайте, пускай поправляется…
Сергей Петрович пообещал.
Положив трубку, он некоторое время смотрел на телефон с таким выражением, словно мечтал шарахнуть его в стену и распылить на молекулы. Поначалу он хотел «устроить» Кате приступ аппендицита, но выяснилось, что это она уже «проходила». Тогда-то сговорились на почечной колике, благо Катя когда-то перенесла и её и отлично знала симптомы. Теперь она лежала в урологическом отделении «Костюшки»[62] и мрачно подставляла зад под шприцы с баралгином и но-шпой, а врачи и медсестры тщетно пытались выжить на улицу Лоскуткова, порывавшегося ночевать в коридоре. Плещеевское поручение, которое отрабатывала Катя, было сугубо конфиденциальным. Сугубо.
Эгидовский шеф расчищал дорогу киллеру Скунсу, и основное препятствие было благополучно устранено.
Сергей Петрович в тысяча второй раз осознал это и вновь почувствовал головокружение. Мосты были сожжены, корабли тоже и Рубикон – перейдён. Оставалось выпить шампанское и разбить об пол бокал…
Плещеев мельком посмотрел на часы и заторопился в прихожую.
– Ты куда? – испугалась Людмила. Глаза у неё были огромные. Она держала на руках кошку и прижимала её к себе, как ребёнка. Сергей подумал о том, что у неё, очень может быть, скоро не останется на этом свете совсем никого, кроме кошки, и сердце болезненно вздрогнуло. Он зашнуровал тёплые кроссовки и спокойно сказал:
– В «Электролюкс», Спичинка. Машину стиральную покупать.
Людмила посмотрела на мужа и что-то неожиданно поняла.
– Я с тобой, – сказала она. – Ой, а там не закрылись? Времени-то…
Плещеев галантно, как на первом свидании, подал ей шубку. И торжественно заверил Людмилу, что «Электролюкс» – это не какие-нибудь замшелые «Хозтовары», а современное фирменное заведение, работающее до двадцати двух часов.
Как вас теперь называть?.
– Эй, Плечо, Джексону не наливай! – Журба вытащил из сложного гарнира дольку маринованного чеснока и с хрустом разжевал. – Ему только сок, он у нас в пилотах. Эх, погоняемся – мама, не горюй! Отвечаю!..
Время было обеденное. Андрей Журба, Женя Крылов и тихвинский звеньевой, которому дружбаны дали погремуху Плечо, зависали в кафетерии «Сладкая ягода». Полное благолепие – тепло, светло и денег за харч не берут. А то! С собственной «крыши»?..
Женя Крылов ковырял вилкой салат и думал о гонке, которая ему предстояла. В «Ягоде» можно было подхарчиться от пуза, и притом весьма даже вкусно, но сегодня, против обыкновения, тихвинцы ограничились закусками и бутылочкой лёгкого вина. Основной банкет предстоял вечером. Нынче они встречали друзей – колесниковскую братву. Собирались перетереть кое-что, а заодно и развлечься.
– У поворота на Чудово надо быть в девятнадцать ноль-ноль, – Журба обращался к Жене и был строг, даже не обратил никакого внимания на проходившую официантку. – Опаздывать нельзя, дело чести!
Торопливо дохлебали кофе с пирогом и тронулись в путь.
По городу Женя вёл белый «Ландкрюйзер» наиаккуратнейшим образом. Плечо, которого Журба с некоторых пор приблизил к себе, даже задремал в тепле на заднем сиденье. Потом джип выкатился на московскую трассу, и Женя придавил педаль газа. Мощный двигатель послушно зарокотал: «лошадей» в нём был такой табун, что чувствовалось – потребуй от него что только угодно, и он всё исполнит, и ещё останется колоссальный запас. И всё это по-прежнему величаво, мягко, без суеты…
Ветер свистел за окнами до самого поста ГАИ в Ленсоветовском. Если кто не знает, здесь дежурят самые вредные и злые менты: любая сколько-нибудь приличная машина ими останавливается и подвергается тщательному изучению. «Ландкрюйзер» Журбы не стал исключением, и Андрей Аркадьевич даже забеспокоился, как бы не приключилось долгой задержки. Он помнил легендарную историю, в которую влип прошлой осенью пулковский лидер Базылев: остановленный гаишниками, Виталя со всей свитой добрых полчаса парился на мосту через Обводный, а когда добрался к себе в штаб-квартиру, то… обнаружил хозяйничающую там группу захвата. Плюс труп лучшего друга, ухайдаканного до сих пор
