Те же и Скунс – 2

аккуратности и терпения. Чего, как мы с вами знаем, у стариков наших в избытке…

– Звучит интригующе! – Благой покосился на зеркальные стёкла террариумов. Питон свернулся под лампой и блаженно переваривал мышь, и Борис Дмитриевич пошутил: – Я надеюсь, это будут не мини- фермы по производству змеиного яда?.. А что? Как раз – сплошное терпение и аккуратность…

И стариков в избытке, – цинично добавил какой-то внутренний голос…

– И ещё вопрос, последний, наверное, – Благой покосился на диктофон. Рассказ о проекте для пенсионеров занял порядочно места на диске. – Знаете, последнее время модно спрашивать… Я видел, у вас очень богатая библиотека… Какую книгу вы сейчас читаете?

Микешко потянулся к столу и показал ему красочное, сугубо импортное издание. В стоячее, покрытое ряской озерцо прыгала с коряги лягушка. Фотограф, снимавший чуть ли не из воды, умудрился запечатлеть её в полёте, так, что было хорошо видно оранжево-синее брюхо, яркое на фоне влажной, хорошо освещённой зелени. «BOMBINA BOMBINA», гласило название.

– Думаете, в Африке живёт? – усмехнулся Микеш-ко. – Ничего подобного, у нас. От Румынии до Швеции и Урала. А вот издали – в Америке. Только вчера получил. Кроме меня, на весь бывший Союз больше ни у кого, может, и нету…

После почти тропического тепла и ласкового света оранжереи промозглый ветер и снег, царившие снаружи, показались кощунственными. Благой шёл к автобусной остановке, подняв воротник и зябко втянув голову в плечи, и малоизобретательно материл своего недавнего собеседника, – естественно, про себя. Сколько раз он встречался и брал интервью не то что у новых бизнесменов – даже и у откровенных бандитов, и большей частью его принимали с купеческой щедростью. И не то чтобы лебезили перед прессой – просто так были устроены. Назначали встречу, например, в ресторане… (Тут в животе у Бориса Дмитриевича заурчало.) Но даже если и в офисе – обязательно интересовались: может быть, подвезти?.. Зря ли говорят, будто человек быстро привыкает к хорошему! Так что когда в весьма богатом доме тебя угощают всего-то чашечкой кофе без сахара, а по окончании встречи просто закрывают за тобой дверь…

Шагая по обледенелой бетонке, Благой придумал для статьи несколько довольно мстительных фраз, и на душе потеплело.

Особняк финансового гения стоял в Осиновой Роще, там, где заснеженные поля упираются в южные склоны поросших лесом холмов. Место красивое, достаточно уединённое и в то же время совсем рядом с городом. В таких местах как грибы растут загородные резиденции теневых и полутеневых миллионеров. На самом гребне подъёма Благой остановился и, сощурившись против ветра, оглядел панораму. Крупно нарезанные участки земли окружали кирпичные, фигурно выложенные стены (язык не поворачивался назвать их заборами) со всякими хитрыми приспособлениями наверху. Каждая стена способна была выдержать небольшую осаду. Внутри вздымались к сумрачным небесам рыцарские замки и чуть ли не готические соборы. Вот только вместо родовых гербов и крестов на них красовались гигантские спутниковые тарелки.

Дом Михаила Микешко легко было отличить по зеленовато светившемуся стеклянному пузырю зимнего сада. Пузырь был большой и ажурный, говорили, будто при сборке конструкции погиб сварщик – упал с высоты. И что вроде бы парень был сам виноват.

Немного присмотревшись, Благой обратил внимание, что особняк финансиста по сравнению с остальными выглядел достаточно скромно. Тут Борис Дмитриевич припомнил, что его сразу от входа провели в библиотеку. Тысячи книг лежали в ящиках и стояли на полках, от старинных до глянцевых многокрасочных современных, и на каждом корешке и обложке красовалась либо змея, либо ящерица, либо лягушка. Благому бросилось в глаза, что многие книги присутствовали в нескольких экземплярах; видимо, страсть хозяина дома к рептилиям была такова, что при виде знакомого издания он не мог удержаться и приобретал его снова… Возможно, библиотека таила в себе и другие колоритные особенности, но Благому не дали времени оглядеться – пригласили в оранжерею. Так что внутреннего убранства дома он, собственно, и не видел – а жалко. Не то чтобы это могло помешать ему написать качественную статью, просто человека по имени Михаил Матвеевич Микешко он как вчера себе не представлял, так не представлял и сегодня. И дом миллионерский ему не слишком помог…

Благой поплотнее подоткнул шарф и двинулся дальше. Тоже, непостижимый змей. Ну и чёрт его побери.

А человек по имени Михаил Матвеевич Микешко как раз в это время с остервенением мыл руки. Он снова и снова выдавливал английское жидкое мыло, взбивал и смывал душистую пену, после чего внимательно разглядывал свою правую кисть, даже нюхал её… и, передёрнувшись от отвращения, повторял процедуру.

Окутанная паром струйка воды (он всегда мыл руки почти кипятком) с тихим журчанием убегала в итальянскую раковину.

– Без меня ты ещё раньше бы сдох, – сказал Микешко тёмному отверстию слива. – От водки. Ясно тебе?!

Отверстие по обыкновению промолчало, но у Михаила Матвеевича не было полной уверенности, что оно с ним согласно. Поэтому, завершив наконец мытьё, он закрыл слив особой затычкой, управляемой рычажком. А то ведь не ровен час…

У него действительно была в то время «четвёрка», и они в самом деле мчались не разбирая дороги, но всё сходство со «скорой» исчерпывалось тем, что на заднем сиденье страшно хрипел и корчился умирающий. Лицо без определённого места жительства и занятий, два месяца проработавшее в серпентарии у Микешко. Редкостный верзила и здоровяк, хоть и забулдыга тоже не средний. Ему давно полагалось бы умереть от остановки дыхания, а он всё хрипел, точь-в-точь как эта раковина с бегущей водой, всё скрёб ногтями матерчатые чехлы, всё силился приподняться…

Теперь-то Михаил Матвеевич знал, что укушенному не поздно было помочь. Но тогда он просто держался мёртвой хваткой за руль и гнал машину по ночным заснеженным улицам, дурея от страха и не особенно понимая куда, а Виталик, вызвавшийся «решить вопрос», что есть сил прижимал бьющееся тело к сиденью и во всё горло орал: «Налево!.. …твою мать, направо!..», но Михаил реагировал на команды хорошо если через раз: таращился в зеркало заднего вида, где то и дело возникала искажённая, почерневшая маска, уже, кажется, неспособная принадлежать человеку…

В тот момент будущий финансист думать не думал ни о каких милицейских патрулях и группах захвата, которые, между прочим, ездят морозными ночами по городу и даже, бывает, заглядывают в самые глухие проулки. Дуракам счастье – как они долетели до купчинских новостроек и случайно не столкнулись с ментами, знал только Бог. Или, может, не Бог, а его исторический оппонент. Как бы то ни было – долетели. И вытряхнули своего «пассажира» на изрытом тяжёлой техникой пустыре.

Михаилу казалось, что он никогда не выдерет руку из мокрой, липкой, чем-то ужасным пахнущей пятерни…

А потом они с Виталиком ждали, пока в отдалении на искрящемся под луной снегу перестанет шевелиться тёмное, бесформенное, большое. Ждали нескончаемо долго. И всё это время Михаил безостановочно оттирал правую руку тряпкой со сцеженным из бака бензином…

Михаил Матвеевич погасил в ванной свет и направился обратно в оранжерею, за свой рабочий стол – включать компьютер, навёрстывать время, потраченное на общение с журналистом. Ибо время у него было, безо всякого преувеличения, деньги. Однако не дошёл. Остановился на полпути, поправил очки, вновь поднёс к лицу правую руку, принюхался, тщательно осмотрел…

Торопливо вернулся в ванную и опять открыл горячую воду.

На автобусной остановке висела жёлтая табличка с расписанием, но Благой даже не стал к ней присматриваться. Ему ли было не знать, какое отношение к реальности имели все эти «тринадцать сорок семь» и «четырнадцать ноль девять». Борис Дмитриевич решил для очистки совести помёрзнуть на остановке десяток минут, потом начинать «голосовать»… Но в это время из-под горки, скрипя и вздыхая, выплыл автобус.

– До метро довезёт?.. – крикнул Благой в открывшуюся дверь. Получил утвердительный ответ – до «Озерков», – заскочил внутрь и устроился у окна. Благо пассажиров было немного.