По капоту машины стекали оранжевые отсветы фонарей.
Катина семья состояла из двух человек: она сама и отец. Олег Павлович Дегтярёв женился достаточно поздно, и притом не на длинноногой красотке вдвое моложе себя, как это почему-то принято у сорокалетних, а на ровеснице. Супруга решила рожать, и в результате врачебного недосмотра удалось спасти только ребёнка. Теперь они жили вдвоём. Олег Павлович так больше и не женился, и Катя, получившая весьма однобокое воспитание, выросла далеко не барышней. К двадцати восьми годам у неё за плечами был юрфак и служба в милиции, ознаменовавшаяся тысячей и одним скандалом. Сердце, что называется, успокоилось «Эгидой» – вот уже третий год подряд, заезжая вечером за отцом на работу, Катя по дороге домой с удовольствием пересказывала ему подробности дня.
У неё был джип «Исудзу Родео», видевший жизнь, но ухоженный и надёжный. Прошлой весной ребята из УБЭПа накрыли подпольный автосервис, оформили бесхозные машины как конфискат и предложили ей «Исудзу» по дешёвке. Дешёвка, понятно, была относительная, но папа сразу продал свою новую «Волгу» и всячески поддержал. Он вообще был у неё замечательный…
– Как машинка? Хорошо завелась? – Олег Павлович вышел из бокового подъезда и бодро заскочил в джип, даже и не подумаешь, что мужику скоро семьдесят. – Вот что, Катерина, двигай для начала на рынок. Свининки прикупим…
Сегодня они ехали в Солнечное, на казённую дачу к старому сослуживцу отца, справлявшему юбилей. Ехали с ночёвкой – вечером встреча и разговоры, завтра поутру – лес, лыжи и шашлыки. Так у них было принято.
Катя крутила руль, лавируя в плотном потоке, включала и выключала дворники, чистившие заплёванное снегом стекло. Олег Павлович косился на дочку, в который раз пытаясь решить, на кого она была больше похожа, на него самого или на мать. Наверное, всё-таки на него. К сожалению. Ей сидеть бы в тёплом местечке, которое он после университета для неё было подыскал, ей замуж бы выйти и внуков ему нарожать, так ведь нет – непременно на мины. С пистолетом за жуликами по крышам и чердакам. И ведь никто спасибо не скажет, что характерно. Уж он-то знал это точно. Сам досыта нахлебался…
В тёмном заснеженном городе было подслеповато и мерзко, щётки размазывали по стеклу грязно-белые полосы. Хорошо хоть на завтра обещали переменную облачность и лёгкий морозец…
Весело урчал мотор, лежал на полу за сиденьем пакет со свининой, луком и перчиками «вырви глаз». Металлически-красный джип резво пробежал мимо Петропавловки, миновал улицу Куйбышева, по которой в самом деле ездить только на вездеходе – одно достоинство у неё, что короткая. Но едва Катя одолела Сампсониевский мост и включила левый поворотник, собираясь укатиться на Выборгскую, как по закону стервозности движение застопорилось. Спокойно дремавший на углу гаишник выскочил на середину перекрёстка и грудью закрыл выезд на набережную. Скоро со стороны Литейного моста послышался душераздирающий вой сирен, замелькали проблесковые огни – открывающие, закрывающие, и, сверкая чёрным лаком, на бешеной скорости вылетел умопомрачительный красавец «шестисотый». С тонированными – от бортов не отличишь – стёклами и утыканный антеннами, как дикобраз. Зарябило в глазах, заложило уши… Замначальника Управления внутренних дел куда-то очень спешил. Вероятно, домой.
– Киллеры, бездельники, мать вашу!.. Выходной взяли никак? – зло буркнула Катя. Она узнала машину. – Пап, когда вы там скинетесь наконец и Храброва этого к чёрту закажете?..
– Всех козлов заказать, так у нас бюджета не хватит, – Олег Павлович полез о карман за «Казбеком». – Отравиться с горя, что ли, пока стоим…
– У тебя, – Катя подкрутила кондиционер, – от компромата на него сейф не треснул ещё?
– Скоро треснет, – Олег Павлович в очередной раз забыл про кондиционер, приоткрыл окно и выпустил струйку дыма: – Ему бы подумать, что он у себя на коллегии скоро врать будет, а не на «Мерседесах» раскатывать…
Блистательный кортеж тем временем скрылся вдали, перекрёсток, успевший обрасти во все стороны пробками, опять заработал, и «Исудзу» наконец повернула налево. Но далеко продвинуться не удалось – гаишник, оказывается, присмотрелся к ухоженному джипу и взмахнул жезлом, приглашая остановиться.
– Вы что же это на перекрёстке устроили?.. – начал он, представившись и увидев, что за рулём сидит девушка. На самом деле Катя ничего на перекрёстке не устраивала – выехала пусть по мигающему, но всё же зелёному. А что поперечный поток дружно сорвался на красно-жёлтый и самому нетерпеливому в результате пришлось немного притормозить, так за это штрафовать следовало никак не сё. Сержант, однако, настроен был кровожадно. Катя, в принципе, и сама могла бы от него отмахаться эгидовскими мандатами, но Олег Павлович решил не терять времени. Со вздохом выбрался вон, обошёл нос «Исудзу», поздоровался с гаишником и показал ему красную книжечку.
– Товарищ генерал-лейтенант… – испуганно вытянулся сержант. Он успел заглянуть в Катины права и, естественно, уловил семейную связь. – Счастливой дороги…
– Спасибо! – Катя убрала права в поясную сумочку, и джип тронулся с места. Гаишник проводил его взглядом. Генерал-лейтенант Дегтярёв сидел в Большом доме и был существенно круче только что пронёсшегося Храброва. А номера на «Исудзу» – как у всех простых смертных, и сам – нипочём не подумаешь, что генерал. Так, седоватый пожилой дядька…
– А в Швеции, между прочим, – заметила Катя, – юный сержант министра внутренних дел штрафанул. За превышение скорости. И тот заплатил, да потом ещё в прессе оправдывался…
– Ага, – сказал генерал.
– Вот куплю себе «Хаммер», – вздохнула Катя мечтательно, когда ныряли под Кантемировский мост. – И Храброва… с его «Мерином» вместе… Или Скунса поймаем – и не вам отдадим, а на Храброва напустим…
В это время по встречной полосе промелькнула сплошь залепленная снегом серая «Нива». Ни Катя, ни генерал Дегтярёв на неё никакого внимания не обратили.
Плата за страх
Та памятная суббота началась для Валерия Александровича Жукова с телефонного звонка, протрещавшего в половине восьмого утра.
Обычно Жуковы на ночь телефон выключали. Дело в том, что их номер всего одной цифрой отличался от номера ближайшего отделения милиции; то есть звонки с просьбами срочно прислать наряд или выяснить, за что задержали такого-то, были постоянным и привычным явлением повседневности. При этом недра телефонной системы жили по своим собственным непостижимым законам. Звонки, как грибы, шли «слоями». Иногда Жуковых никто не тревожил по две-три недели подряд. Иногда же милицию требовали по пять раз за день.
Или, что гораздо неприятнее, – за ночь.
Поэтому с вечера телефонная вилка обычно выдёргивалась из розетки. Периодически об этом забывали – особенно в периоды очередного затишья. Порой такая небрежность проходила безнаказанной. Порою же…
– Алё!.. – Жуков в одних трусах выбежал в коридор и схватил трубку, спросонья чуть не уронив аппарат. Он был внутренне готов произнести обычное: «Это не милиция!», выдернуть вилку и отправиться досыпать (хотя после драматичного спринта босиком по холодному полу и неизбежных расспросов жены досыпание делалось проблематичным).
Однако вместо встревоженных или – что тоже бывало – полупьяных излияний из трубки послышалось нечто совершенно иное.
– Ты на всех так гавкаешь-то? – долетел с Комендантского аэродрома раздражённый голос Жукова- старшего. – Или только на отца?
– Извини, бать… – Валерий Александрович потёр пальцами переносицу и опустился на край табуретки, зябко поджимая босые ступни. Отец звонил ему не особенно часто, но если уж звонил, то трубку клал не раньше чем через полчаса. – Извини, – повторил он. – Мы тут спим ещё, я сорвался, думал – опять милицию требуют…
– Спите?.. Белый день на дворе! – буркнул отец. За окнами стояла чернильная зимняя тьма, но для пожилого человека это была мелочь, не стоившая, чтобы принимать её во внимание. – Тоже взяли моду, дрыхнете до обеда!.. Срам один!.. Твоя бабушка в час ночи ложилась, а в три уже вставала корову доить!..
Жукова-старшего звали Александром Васильевичем. Если учитывать ещё и фамилию, он приходился
