Она тщетно попыталась припомнить, было ли у него обручальное кольцо на руке. Хотя, конечно, никакого значения это теперь не имело.
Даша благополучно вернулась домой, и переволновавшиеся родители – как и следовало ожидать – отпаивали дочку сладким обжигающим чаем и подробно расспрашивали о постигших её приключениях. И откуда было Даше знать, что её дорожный спаситель тоже думал о ней, сидя перед телевизором в своей холостяцкой квартире. На экране мелькали в рекламных клипах настырные, агрессивно-сексуальные красавицы с повадками дорогостоящих шлюх. Никита смотрел на них, рассеянно морщась и недоумевая, кому такие могут понравиться. Уж во всяком случае не ему. По крайней мере с сегодняшнего дня он точно знал, что именно требовалось лично ему. Вернее, кто. Незнакомка была такой милой, такой трогательной в своей женской беспомощности. Так благодарила за пустячную, в общем, услугу… А он, чудо в перьях, даже имени не спросил, не воспользовался замечательным предлогом хотя бы визитную карточку подарить: «Если что вдруг опять поломается, не стесняйтесь, сразу в фирму приезжайте или звоните…» Так-то вот. Тянемся к несбыточному, плачемся на одиночество, а даст судьба в руки единственный, может быть, жизненный шанс – и тот ухитряемся бездарно прохлопать…
Самое смешное, что они с Дашей были однофамильцы. Оба Новиковы. Но не подозревали об этом.
Момент истины
– Восемнадцать человек по «скорой», осложнённый грипп, и все из одного детдома! Притом что им первым сыворотку послали, я данные подняла!.. А сами дети, вы бы только их видели!.. Просто волосы дыбом!.. Хуже беспризорников!.. Куда они сыворотку дели, я хотела бы знать? И всё остальное куда?.. Им же по благотворительным каналам!.. Одежда, продукты… даже икра красная!.. Я уже всюду звонила, и всё как об стенку… Заведующая у них… Борис Дмитриевич, хоть вы помогите!
Врачиха из детской больницы помнила Благого со времён передачи, которую он делал когда-то.
– Я уж и в городскую администрацию представление написала, так наверняка без толку… Тут милицию надо!.. Прокуратуру!..
– Ну как? Сделаем передачу? – предложил Благой практиканту Лёше Корнильеву.
Этого Лёшу Благому прислал университетский приятель, ныне возглавлявший журфак. Практиканты приходили в газету каждый год, и кого-нибудь обязательно прикрепляли к Благому. Последние годы попадались сплошь девушки, и притом до того одинаковые, что Благой поневоле задумался – сами по себе такие рождаются или их разводят в специальном питомнике. Донельзя шустрых, сексуально и карьерно озабоченных… и непроходимо бездарных. Полгода назад Борис Дмитриевич поддался на уговоры «дать девочке шанс» и отправил её брать интервью у перспективного молодого политика. Девочка свой шанс использовала на все сто: сначала забралась к депутату в постель, потом прогремела в знаменитом постельном скандале. По слухам, теперь она писала о своих похождениях книгу, и знающие люди ожидали бестселлера.
– Да если ты мне ещё хоть одну из этих твоих!.. – наорал по телефону Благой на бывшего однокашника. – У тебя что, приличные девчонки перевелись, одни шлюхи остались? И парни все небось гомики?..
Декан внял: оба новых практиканта были мальчишками. Благой, тем не менее, встретил их настороженно. Один – Максим – выглядел вроде «нормальным», но Лёша… Кудрявое длинноволосое существо с голубыми глазами и нежными ямочками на щеках… Высокое, тоненькое, каждую секунду бормочущее извинения…
«Господи, никак вправду гомик», – обжёгшись на молоке, с ужасом подумал Благой.
А через несколько дней произошло вот что. Посреди дня они зачем-то спустились вниз и стояли у гардероба, против стеклянной двери. И сквозь неё увидели на набережной Аллочку, самую молоденькую из корреспондентов газеты. Несмотря на юность и легкомысленный вид, писала она иронично и хлёстко. И вот какие-то лбы, числом трое, подстерегли её напротив редакции что-то сказали. Аллочка вспыхнула и влепила оскорбителю пощечину. А он дал ей сдачи. Да так, что девушка растянулась на тротуаре.
Постовой Федя вздрогнул и стал нервно названивать дежурному. Благой, как он сам потом со стыдом признавал, попросту растерялся. И только Лёша чёртом вылетел в дверь, увернулся от мчавшихся по Фонтанке автомобилей и бросился в неравную битву. Когда на подмогу высыпали мужики, один из лбов сидел у решетки в глубоком нокдауне, а двое других быстро исчезали вдали… Вот что может получиться, когда у обладателя длинных ресниц обнаруживается четвёртый «кю»[1] по японскому единоборству айкидо. Борис Дмитриевич сразу перестал заморачиваться Лёшиной сексуальной ориентацией и впервые всерьёз начал следить, как парень пишет. А теперь представился случай обкатать его ещё и на телевидении…
– Ой, Борис Дмитриевич, – смутился Лёша. – Я даже… Вместе с вами…
Это последнее он выговорил так – вместе с ВАМИ! – что Благой в самом деле почувствовал себя мэтром. Много жившим, много видевшим и… усталым.
– Ага, со мной. Великим и ужасным, – решил он отшутиться. – Давай приступай.
И Лёша приступил. Пошептался с оператором Давидом Косых, и вместе, вооружась скрытой камерой, они умудрились заснять редкие кадры – озирающихся молодых людей, торгующих у «Апрашки» противогриппозной сывороткой. Гонконгская эпидемия разрасталась, сыворотки по-прежнему катастрофически не хватало, и цену перекупщики заламывали чудовищную. Узнав о вылазке, Благой схватился за голову – если бы пресловутые молодые люди засекли Лёшу с Давидом и камерой, вряд ли спас бы и юношеский разряд. Потом Лёша съездил в больницу и вернулся в состоянии тихого ужаса.
– Борис Дмитриевич! При мне ещё двоих привезли… Из того же детдома… Они мне такое… Всё на плёнке, сами посмотрите… И кто у нас додумался смертную казнь отменить?!.
Конспирации ради телевизионщики поехали на «Жигулях» Благого, и возле самого детдома машина разминулась с нарядным «Саабом».
– Ну точно директорша, – сказал Лёша. – Им шведы автомобиль и микроавтобус…
– Я на себя внимание отвлеку, чтоб Давиду камеру не разбили, – распорядился Благой. – Ты работаешь, я в случае чего подстрахую. Всё ясно? Вперёд!..
Уже при входе их встретил запах неприбранного жилья… На первом этаже перед раздевалкой сновали две юркие тени – насколько можно было разобрать в тусклом свете, девочки лет по девять. В застиранных фланелевых платьицах, со спущенными чулками…
Вахтёрша, сидевшая при входе, мигом приняла агрессивную стойку:
– Вы куда? Вам Алевтина Викторовна разрешила?
Благой мгновенно расплылся в улыбке, профессионально пуская в ход всё своё обаяние:
– А мы к самой Алевтине Викторовне и идём. Рекламу делать ей будем!
Скверная тактика, ныне принятая у молодежи: выдать кучу любезностей, вызвать на откровенность… а потом такую подлянку… Скверная, но действенная.
С Лёшей и Давидом у него уговор был простой – снимать всё. Даже и тот весьма вероятный – и наверняка колоритный – момент, когда директорша станет запрещать съёмку.
– Не знаю я, кто вас звал… Ничего мне не говорили… Алевтина Викторовна в район только что отбыли, нету их, – проворчала вахтёрша. Уже более мирно, уже без прежнего «цепного» отношения к незваным гостям. Тактика приносила плоды.
– А мы её подождём. У нас времени вагон, – всё так же весело и легко заверил подозрительную тётку Благой. И повернулся к девчушкам: – Ну-ка, девочки! Покажете нам ваш дом? Что у вас тут самое хорошее?
– У нас столовая хорошая! – с готовностью ответили девятилетки. – Там кушать дают!
И повели троих «дяденек» по коридору в сторону лестницы.
– Не знаю я, нельзя без директора… – продолжала растерянно ворчать вахтёрша. Потом всё-таки потянулась к телефону и начала крутить диск.
– А с руками у вас что? – спросил Лёша, пока поднимались на второй этаж.
– Да это так, – весело отмахнулись малышки. – Чесотка.
Детские руки были покрыты язвочками. До сих пор Лёша видел такое лишь на картинках.
– Но врач-то вас лечит хоть? – спросил он внешне спокойно, стараясь не перегораживать обзор Давидовой камере. – Мази какие-нибудь даёт?
– Не… У нас врач уволилась. Ей Алевтина Викторовна велела наказанным уколы, а она сказала…
