сигналом…
Гарику подфартило еще раз — он успел покинуть здание прежде того, как внутрь вошел первый человек в серой форме. Держась абсолютно спокойно, убийца вышел на Большую Садовую, смешавшись с толпой, добрел до Буденовского проспекта и начал спускаться вниз, к набережной Дона. Панку было уже наплевать, что случится дальше в офисе Газизова. Он постепенно постигал суть происходящего с ним самим…
Страшной и мерзкой была она, эта суть. Обычно людей, попавших в экстремальную ситуацию, бросает то в жар, то в холод. Но Гарик почему-то этих ощущений не испытывал. Он чувствовал себя так, как если бы его время от времени приподнимала в воздух огромная невидимая рука. И тотчас же прикладывала об асфальт…
Только сейчас юный неформал в полной мере осознал тайный смысл избитого выражения 'Никогда не пей с незнакомцами'.
'Так вот, что это был за 'абсент'. Как же я вляпался, охренеть просто! — думал он, проходя мимо Дома обуви. — И ведь никому не расскажешь, никто не поможет… Не Завулон же. У него только погоняло такое, а сам-то… Урла обычная, хоть в гота и рядится. Надо же, твари, что со мной сделали…'.
— Гребаные колдуны! — несколько раз громко произнес Гарик. Шедший навстречу бородатый мужичок глянул на него искоса, усмехнулся и покрутил пальцем у виска. Мощным ударом кулака в челюсть панк отправил его в глубокий нокаут и ускорил шаг…
Вот уже несколько часов он лежал без движения на высоте двух метров, на поперечной балке в одном из самых темных и захламленных помещений Парамоновских складов. Последние тридцать минут в кармане 'косухи' надрывался мобильник. Звонил, вероятнее всего, Зед, но панк не спешил отвечать. Сперва нужно было разобраться с тем, как ему жить дальше.
Жить? Да какое там! Гарик прекрасно понимал — то, что с ним случилось, не укладывается в рамки стандартной человеческой логики. От окончательной потери рассудка спасал лишь тот факт, что вчера он своими глазами видел настоящую уличную магию. Случившееся с ним — из той же области. Причину несомненно следует искать в совсем недалеком прошлом — там, где загадочно мерцал в изящных бокалах зеленоватый напиток.
Через некоторое время после расправы над уличным насмешником Гарик почувствовал — что-то идет не так, как всегда. А достигнув набережной, он понял, что не дышит уже пятнадцать минут. Еще через десять шагов в груди перестало биться сердце. На территорию 'Парамонов' Гарик вошел, тихонько скуля — но не роняя слез, которых попросту больше не было.
'Что делать с этим? Можно ли тут вообще что-нибудь сделать? Кто-нибудь способен помочь? — эти и многие другие вопросы он уже задал себе не одну сотню раз. — Лучше бы педерастом сделали, чем такое!'.
Постепенно в потоке отчаянных мыслей стала все чаще всплывать одна — преисполненная фатальной обреченности, страшная… но вряд ли более страшная, чем то, что уже стало явью. 'Убить себя'. Нет, в данном случае это будет не самоубийством даже, а прекращением существования мерзкой твари, в которую он был превращен. Минут через пятнадцать таких раздумий Гарик был уже полностью уверен в том, что другого выхода просто нет…
Да, он мог бы, конечно, попытаться упросить или заставить колдунов вернуть отобранное. Но в том- то все и дело, что лишь попытаться, а чем закончились бы эти потуги, можно было сказать наперед.
'Выхода нет, — пронеслись в голове строчки из старенькой рок-песни. — Выхода нет'.
В той же самой песне пелось и про метрополитен. 'У жителей городов, где он имеется, всегда есть под рукой удобный способ решить сразу все свои проблемы, — подумал парень, приняв окончательное решение. — А мне придется еще минут сорок тащиться к железной дороге'.
Повешение, отравление, вскрытие вен — все это вряд ли могло его уничтожить. А будучи размолотым в фарш колесами поезда, живой мертвец Гарик уж точно перестанет существовать.
Очень важно было сделать это до того, как начнется очередной приступ, и уж конечно — прежде чем он окончательно потеряет контроль над собой.
— Похоже, мы начинаем терять нити управления ситуацией, — Горри, сложив пальцы рук в замок, похрустывал суставами. — Может, нам лучше, что называется, 'сдать дела'? Рассказать обо всем более опытным Сущностям? Лагвалю, например?
— Ты не забыл о проклятии? — недоуменно взглянул на него Киреев. — Не будь его, я бы первым делом позвонил Лагвалю, а сам и не пырхался даже. Разве что, постарался облегчить Янову участь после ареста.
— Но ведь тебе и не обязательно самому ехать или звонить в штаб, — не унимался черт. — Это могу сделать я.
— Проклятие сработает и в этом случае, — сказал Егор, покачивая в воздухе указательным пальцем. — Но жертвой его по-прежнему буду я. Ты же ведь от меня получил эту информацию.
— А что, если тебе на это время создать условия, исключающие какую-либо опасность? — предложил рогатый. — Например, запереться в подвале?
— Случится землетрясение, — отрезал Егор. — Или же я скончаюсь от внезапного приступа недуга, которым никогда не страдал. С проклятиями не шутят, Горри, тебе ли этого не знать? На помощь магов рассчитывать не стоит. Придется разбираться самостоятельно.
— И какие будут предложения? — поинтересовался Горри. — Лично я не представляю, что можно сделать, кроме как настучать Яну по рогам. Но ты, наверное, этого не захочешь?
— Не захочу, ты прав. Но ситуация такова, что выбора у меня нет. Если дело дойдет до открытого столкновения, я буду вынужден сражаться до конца. Вплоть до гибели одного из нас.
— Но почему? — потрясенно выдохнула Олеся.
— Да, почему? — поддержал ее Горри. — Не проще ли скрутить его и доставить в штаб Ковена, а там…
— А там обо всем рассказать, — закончил фразу Егор. — Не думаю, что если мы поймаем Яна, он согласится снять с меня проклятие. Чем можно ему угрожать? Смертью? Он и так уже подписал себе приговор. Пытками? Грушницкий знает, что я никогда до такого не опущусь. Представляешь, что будет, если мы притащим Яна в штаб, не имея на руках никаких доказательств его вины? Сами же и схлопочем нагоняй за клевету. А Ян заляжет на дно или сбежит из города. Чтобы потом осуществить задуманное в другом месте, с учетом прежних ошибок. Поэтому, — Егор тяжело вздохнул, — убийство Яна Грушницкого больше не является для нас чем-то запретным.
— Представляю, каково тебе сейчас, — сочувственно произнес Горри.
— Не представляешь, дружище, — покачал головой Киреев. — Не представляешь.
Проснувшись, девушка поняла, что лучше б ей этого не делать. Голова болела, гудела и кружилась одновременно. Во рту же будто кошки нагадили. 'Интересно, — подумала Алиса, — тот, кто придумал это выражение, основывался на личном опыте, или как?'.
Плюс ко всему — легкая боль в промежности и… еще кое-где. Ну, это как раз понятно — все-таки, вчера лишилась всех видов девственности. Но в остальном собственное самочувствие слегка удивляло школьницу. Вроде бы, выпила она накануне не так много, чтобы страдать от столь жестокого похмелья. Вот Гарик — тот наверняка наклюкался до поросячьего визга — с Мюллером по-другому не бывает. Интересно, как они сейчас. А впрочем… совсем это неинтересно.
— Алиса, ты уже встала? — раздался из-за двери голос матери.
'Хм, странно, почему она дома? Или…'
— Время — час дня, — мама подтвердила догадку. — Вставай, пообедаем.
С родителями Алисе, учитывая ее образ жизни, капитально повезло. Отец, ученый-физик, трудившийся в закрытом институте, был настолько погружен в свою науку, что, должно быть, даже не все время помнил о существовании дочери. Мать же старательно закрывала глаза на то, что шестнадцатилетняя девчонка выпивает неизвестно где и с кем, и может порой не прийти домой ночевать. Ей проще было убедить саму себя, что ничего не происходит, нежели пытаться подыскать нужные слова для
