команды меня расстроила: не сразу я сообразил, что любой веретеевский план так или иначе подвергается начальственной редакции, — но когда я понял, что питомцы Веретеева больше думают о том, как бы понравиться начальству, прилетевшему на матч, чем выполняют установки тренера, интерес к команде гостей у меня пропал совершенно.
А ведь матч-то меня захватил еще до судейского свистка. Ну, представьте себе: вдруг на поле вышел Катков, и пока шла разминка, стадион гудел. Можно даже сказать — зрители не сводили с него глаз.
Все как будто при нем, только едва заметно тяжеловат в беге, зато во время игры ни одного лишнего движения, все экономно, быстро. В паузах мгновенно расслаблялся. Каждый пас — с умом. Даже чем-то напоминал Стрельцова, хотя между ними пролегла целая футбольная эпоха. Когда мяч попадал к Сергею, игра словно расцветала. С его паса и забил Минин в первом тайме гол — в общем-то, в голе том ничего запоминающегося не было, хотя я знаю: многие футболисты помнят все свои голы, даже самые заурядные и бестолковые.
Но в начале второго тайма случилось такое, чего я никогда в жизни не видел и не знаю, увижу ли когда-нибудь.
Минин спровоцировал пенальти. На скорости ворвался в штрафную, и не успел еще защитник вступить с ним в борьбу, зацепил одной своей ногой другую и картинно так рухнул будто подкошенный. Конечно, вовсе не был он оригинален: когда-то этот номер здорово проделывали и другие футболисты. Но судья попался на приманку и назначил пенальти. Поначалу хотел бить сам Минин, однако Катков — с явной грубостью, вообще-то ему не свойственной, — оттолкнул Минина от мяча.
Вот на что я обратил тогда внимание. Уже перед разбегом Сергей глянул в сторону. И не на скамейку своей команды, а на ту, где сидели запасные соперника. По-моему, он на Веретеева посмотрел. Повторяю: по-моему. Позднее я спрашивал Сергея об этом эпизоде, но он вяло пожал плечами: разве во время матча думают о постороннем?
Стадион тогда ахнул горестно, отчаянно, потом смолк и встревоженно загудел. До конца матча он гудел, больше ни на что не реагируя. Даже ответный гол — забитый на радость веретеевского начальства — не тронул стадион.
Мяч просто срезался с ноги? У Каткова? У Каткова, который забивал все пенальти в своей жизни, даже в тот год анекдотических послематчевых пенальти. Значит, он забил бы, если бы захотел? Значит, он намеренно не забил? Не захотел нечестного гола? А ведь забей — и соперник уже не отыгрался бы.
Едва прозвучал свисток, я помчался вниз. Я застал футболистов, уходящих с поля, как раз в душном туннеле.
Бетонные плиты под все еще напряженными ногами словно подрагивали. Святослав, шедший рядом с братом, спросил, и я отчетливо слышал все слова:
— Ты волновался?
— Да, — ответил Сергей.
— Я просил: выпустите меня — забью. Я забил бы.
— Конечно. Любой — забил бы.
Объяснялись между собой два других футболиста.
— Он всегда был таким — мы просто не замечали. Савельев ему не простит.
— Хорошо, что проучил этого пижона.
— Проучил? Он и не собирался. Не про него он думал, а про завтрашний день. Про будущее. Про чье? А ты не понял? Не про твое и не про мое. Своего брата.
— Только брата? Почему — только его?
Я поспешил в раздевалку вслед за всеми. Не знаю, остался ли доволен моим бесцеремонным вторжением Савельев, но мне он все-таки кивнул.
Едва Сергей опустился в кресло, вырос перед ним возбужденный Минин.
— Ну, что, доказал?
— Тебе я ничего не доказывал, — спокойно ответил Сергей. — Никогда. — Он и не смотрел вверх, в лицо разгоряченного Минина.
— Может, ты и победить не хотел?
В ответ Сергей вяло спросил:
— Разве нужна нам такая победа?
— Очков нет, а ты принципы свои! Может, вам с братцем и не надо такой победы, но «Звезде» сейчас нужна любая.
Сергей по-прежнему смотрел на свои вытянутые ноги.
— Как раз ей и не нужна, — сказал он.
— Ты-то откуда знаешь, что нам надо? — упирался Минин.
Вот теперь Сергей вскинул голову. Думаю, что ответ его слышали все.
— Я знаю. И ты тоже еще узнаешь. Да раньше я все подряд забивал Даже самые подлые вроде сегодняшнего пенальти. Потому что глупым был.
— За зиму без футбола — поумнел? — прокричал Минин.
— Жаль. Надо было врезать тебе там, на поле, чтоб все видели.
— Вот как ты заговорил? воспользовался завалом — верховодить пришел? Не пройдет, Серега!
Не причислял я «Звезду» к тем командам, которые были мне особенно симпатичны, — стабильный середняк только и всего. Драма, какую она переживала, не была необычной или выходящей из ряда драм, то и дело потрясающих футбольные клубы. Однако вот о чем следовало не забывать: каждая команда переживала свою, похожую на десятки других, драму по-своему, в каждом случае рождался свой выход, то есть вопрос сводился к тому, какой выход из кризиса найдет «Звезда». В этом, кстати, тоже проявляется уникальность футбола.
Как и в том, что падения футбольных икаров переживаются иначе, чем где-либо в другом мире. Даже если им самим и не больно падать, нам, зрителям, внимательно и придирчиво следящим за их судьбами, — больно, словно это наши души падают на колючие камни бесславия, в бездну крушения еще недавно окрылявших надежд.
Точно так же обстоит дело и с командами…
Вынужден был вмешаться тренер, но вмешательство его оказалось совсем не таким, какого от него ждали.
— Задержись на пять минут, — сказал Савельев Сергею.
— Хорошо, — быстро ответил тот, стягивая взмокшую футболку.
Младший брат неотрывно следил за ним, готовый немедленно вступиться, защитить, хотя наверняка знал, что его Сергей не нуждается в чьей-либо помощи, как и раньше никогда в ней не нуждался.
Савельев, расхаживая по комнате, вынужден был думать о своих заботах и спорить с сестрой. Поведение сестры встревожило его: эта женщина редко находит верные житейские решения.
— Ты их не знаешь, — говорила она. — Но ты сам отыскал возможность узнать их. Именно отыскал. И не иначе.
— Ну, разве я сам? Мне навязал директор, ему — болельщики, это стадо горлохватов, — возразил Савельев.
— Ты хочешь, чтобы вместе со всеми тебе поверила и я? Они — твое спасение сегодня. А завтра что?
— До завтра еще дожить надо. И мы доживем, в этом ты не ошибаешься.
— Но как ты простил ему пенальти? Проглотил оскорбление, нанесенное — при людях! — в первую очередь тебе?
— Прежде всего, не мне. Более того, в данном случае он еще и прав. Из Минина никудышный артист. Грубо сработано. Хоть раз надо было его проучить.
— Значит, если бы тонко, то ты…
— Ничего это не значит. Но ты тоже действовала не слишком тонко. По отношению к Минину. Надо уметь ценить искренность. Хотя, в общем, я понимаю: ты вдруг увидела Сергея таким, каким никогда не знала. Это открытие тебя поразило? Нет? А вот я увидел его таким, каким никогда не знал, и это поразило
