сказали о нем плохое. Что такое? Или у них испортились глаза, что они перестали видеть? Или они забыли, как Алитет помогал всем людям? Он никогда не отказывал людям ни в товарах, ни в еде! Что они? Перестали быть настоящими людьми? А Лёк? Куда девался его разум?
Эти русские, пожалуй, скоро начнут портить и горных людей. Алитет тяжело вздохнул и молча вышел из дома и один, не останавливаясь, пошел к своим собакам. Он шел и думал: «Нет, там, в горах, им будет потрудней. Хозяева больших стад не очень-то будут их слушать. Русские устроили у Эчавто родовой совет из пастухов, а он прогнал этих пастухов. Эчавто понимающий хозяин!» В стороне Алитет заметил Лёка, рассматривавшего доски, видневшиеся из-под снега. Лёк нагнулся, крякнул и вытащил одну тесину. Со знанием дела он оглядел ее своим глазом, попробовал согнуть и решил, что если ее распарить в горячей воде, как это делается с полозьями нарты, она хорошо будет гнуться.
К нему подошел Алитет.
— Лёк, — сказал он, — ты перестал быть моим приятелем?
Лёк вскинул на него свой глаз и с чувством сожаления серьезно сказал:
— Да, перестал.
— Почему перестал?
— Ты неправильный человек.
— Я тоже перестал считать тебя своим приятелем, — сказал удивленный и обиженный Алитет и направился к собакам.
Тяжела была эта встреча Лёку. Уже без надобности он взялся за доску, нашел упор для конца ее и опять стал гнуть ее. Доска пружинила.
«Вот так и Алитета гнут», — подумал Лёк.
Еще издали Алитет увидел свою упряжку. Он не видел собак несколько дней и беспокоился, что они до сих пор не кормлены и совсем отощали. Но, подойдя к ним, он сразу успокоился: собаки были в теле. Они бросились к нему, окружили, положив сильные лапы на его грудь, на спину, на бока. Он стоял в окружении собак и гладил их морды.
Молодой парень в тазике принес корм и стал бросать собакам куски нерпичьего мяса. Но собаки не отходили от Алитета.
Алитет узнал парня. Это был Човка из стойбища Янракенот. Алитет спросил:
— Човка, не своими ли ты стал считать моих собак? Зачем ты их кормишь?
— Нет. Чужих собак я не считаю своими. Меня приставил кормить их Андрей.
— Андрей? — недоуменно переспросил Алитет.
— Да, Андрей.
«Что такое?» — подумал Алитет, не находя объяснения поступку Андрея после всего того, что произошло на суде.
Он долго стоял в раздумье. Потом ощупал спину каждой собаки.
— Хорошо кормлены. Дай-ка тазик, я хочу покормить их сам.
Держа в руке таз, Алитет бросал куски прямо в пасть собак. Сверкая глазами, они мгновенно пожирали мясо и ждали следующего куска.
Алитет решил перед отъездом найти Андрея и поговорить с ним. Почему Андрей все-таки захотел кормить его собак?
Алитет нашел Жукова в просторной светлой комнате, на стенах которой висело множество бумаг в разных красках. С некоторых бумаг смотрели какие-то неведомые русские люди. В комнате были стулья, как у Чарли Красного Носа. Алитет молча и привычно сел на стул.
— Ты что пришел? — сухо спросил его Андрей.
— Начальник, — сказал Алитет, — я скоро поеду домой. Ты хорошо поступил с моими собаками, как настоящий человек.
— Поезжай, поезжай. Только имей в виду, что, если ты сам не выделишь часть имущества Тыгрене, приедет к тебе милиционер, и тогда будет хуже. Понял?
— Хорошо. Я много отдам тебе песцов. Я отдам тебе их все, что есть. Потому что они мне не нужны стали. Обманули меня американы. Я отдам их тебе. Только скажи Тыгрене, чтобы она собиралась ехать со мной. Я буду тосковать без нее. Она женщина, но в голове ее заложен разум больше, чем у других женщин. Она мне нужна.
— Она к тебе больше никогда не вернется.
— Если она не вернется, ваша речка к весне пойдет кровью! — угрожающе сказал Алитет.
Андрей усмехнулся, встал и, подойдя к большой карте, висевшей на стене, сказал:
— Смотри, это все реки: Енисей, Лена, Индигирка, Колыма, Чаун, Амгуэма. Это очень большие реки.
— Я знаю Амгуэму. Я много ездил по ней.
— И вот, — продолжал Андрей, — никогда еще они не текли кровью. Мы хорошо знаем, что и наша речка кровью не потечет.
Вошел Лось. Он нахмурился, увидев Алитета.
— Что здесь такое? — строго спросил Лось.
— Пугает, что весной речка кровью пойдет, — сказал по-русски Андрей.
— Вон отсюда! — крикнул Лось Алитету. — И чтобы я тебя не видел здесь никогда.
Лицо Алитета искривилось, он быстро вышел.
Глава двадцать вторая
Алитет понял, что Тыгрена для него потеряна так же, как и торговля, и решил немедленно уехать в Энмакай. На улице он встретил Човку и велел ему запрягать собак.
— Алитет, — сказал Човка, — сейчас я был в яранге Айе. Там сидит Тыгрена. Она сказала: пусть Алитет забирает собак, на которых она уехала из Энмакая. Она сказала, что это собаки твои. Она не хочет, чтобы они оставались здесь.
— Пристегни их к моей упряжке и на дорогу положи в нарту мяса, сказал Алитет.
В ночь, не дожидаясь утра, он выехал. Небо было пасмурное, звезды скрылись, нависла тьма над землей. В тишине ночи собаки бежали крупной рысью. Алитет ехал всю ночь. Лишь к утру он подумал, что не мешало бы покормить собак, но тут же решил гнать упряжку без остановки до самого Энмакая и погнал собак как безумный. Никогда еще так безжалостно он не относился к собакам. Порой он без надобности бросал в собак остол, и легкая нарта, в упряжке которой было двадцать восемь собак, мчалась все быстрей и быстрей.
Ни на суде, ни в разговоре с Андреем и Лосем злость не охватывала его так, как теперь, когда он очутился в одиночестве среди широкого простора. При мысли о русских он загорался такой ненавистью, какой никогда еще не испытывал.
Впереди разливался туман, низко стелясь по земле. Алитет вспомнил обрыв Медвежье Ухо, где он хотел погубить Лося и Андрея, и злобно выругал себя:
— Меркичкин я!
Сидя на нарте, он взмахнул остолом и изо всей силы ударил по спине заднюю собаку. Заскулив, собака упала — поволоклась: у нее отнялись ноги. Алитет затормозил нарту, отстегнул собаку и, бросив ее на дороге, помчался дальше.
«Глазам больно смотреть на русских, уши дрожат, слушая их слова. Как я мог проехать тогда острые камни у обрыва Медвежье Ухо? — думал Алитет. А Браун? Обманщик Браун! От луны до луны просидел я в ущелье Птичий Клюв. И не дождался. Все они, таньги, одинаковые. Они испортили людей побережья. Даже Лёк! Теперь он зовет себя „впереди идущим“, владельцем красной книжки, в которой заложено одноглазое лицо его. Рушится старая жизнь. Крепкие обычаи остались только в горах. Правда, и в горы русские начали проникать…»
Алитет тяжко вздыхал, размышляя в ночной тишине:
«Надо скоро, скоро уходить в горы, подальше от русских, там они все-таки не очень часто бывают. У
