раздумывал, не пойти ли за рабами, как вдруг одна из занавесок раздвинулась, и из-за нее показался человек с плоской корзиной в руках. Он направился к фонтану.
Молодой человек сразу узнал Урса.
— Это лигиец! — шепнул Виниций.
— Должен ли я немедленно поломать ему кости?
— Подожди.
Урс не видел их — они стояли в тени коридора; он стал спокойно мыть в воде овощи, которыми наполнена была корзина. По-видимому, после ночи, проведенной на кладбище, он хотел теперь приготовить завтрак. Окончив свою работу, он взял корзинку и исчез за занавеской. Кротон и Виниций пошли за ним, думая попасть прямо в жилище Лигии.
Каково же было их удивление, когда они увидели, что занавеска отделяет от двора не квартиру, а длинный темный коридор, в конце которого виднелся садик, состоящий из нескольких кипарисов и миртовых кустов, и маленький домик, прилепившийся к задней стене соседнего дома.
Оба тотчас поняли, что это для них выгодно. На двор могли выскочить жильцы, а уединенность домика значительно облегчала задачу. Они быстро справятся с защитниками, собственно с одним Урсом, схватят Лигию и выскользнут в ворота на улицу, а там уж сумеют довести дело до конца. Вероятнее всего, их никто не остановит, а если кто и остановит, то они скажут, что дело идет о беглой заложнице цезаря, и в таком случае Виниций назовет свое имя и потребует помощи.
Урс входил в домик, когда шум шагов привлек его внимание; он остановился, увидев двух людей, положил корзину на балюстраду и спросил:
— Кого вы здесь ищете?
— Тебя! — ответил Виниций.
Потом, обернувшись к Кротону, он тихо сказал:
— Убей!
Как тигр бросился на лигийца Кротон и, прежде чем тот успел опомниться и узнать своих врагов, схватил его в свои железные объятья.
Виниций слишком был уверен в сверхчеловеческой силе атлета, чтобы ждать конца борьбы, поэтому он пробежал мимо них, к двери домика, толкнул ее и очутился в полутемной комнате, освещенной пылавшим очагом. И свет очага падал прямо на лицо Лигии. Вторым человеком, находившимся в комнате и сидевшим у огня, был тот старик, который шел с Урсом и Лигией с кладбища.
Виниций вбежал так быстро, что Лигия не успела узнать его, когда он схватил ее и, подняв, бросился обратно к двери. Старик пытался загородить ему дорогу, но Виниций, прижав девушку одной рукой к груди, оттолкнул его другой. Капюшон его откинулся назад, и при виде знакомого, но в эту минуту такого страшного лица Лигия помертвела от страха и голос замер в ее горле. Хотела звать на помощь — и не могла. Напрасно пыталась она схватиться за притолоку, чтобы этим оказать сопротивление. Пальцы ее скользнули по камню, и она готова была лишиться сознания, если бы не страшная картина, которая представилась ее взору, когда Виниций выбежал с нею в садик.
Урс держал в руках какого-то человека, совершенно свесившегося назад с запрокинутой головой и с окровавленными губами. Увидев Лигию, он еще раз ударил человека кулаком по голове и с быстротой молнии, как разъяренный зверь, бросился на Виниция.
'Смерть!' — подумал молодой патриций.
Потом он слышал словно сквозь сон крик Лигии: 'Не убивай!', потом почувствовал, как что-то обессилило вдруг его руки, которыми он держал девушку, земля зашаталась под ним, и дневной свет угас в его глазах.
Хилон, укрывшись за углом, ждал, что произойдет, и любопытство боролось в нем со страхом. Он думал: если Виницию удастся похитить Лигию, то хорошо быть около него. Урбана он не опасался, слишком уверенный в том, что Кротон убьет его. Он рассчитывал на то, что в случае возникновения шума и сопротивления христиан, которые попытаются ставить препятствия Виницию, он будет говорить с ними как представитель власти и исполнитель воли цезаря, и в таком случае Хилон позовет вигилей на помощь трибуну против уличной черни и тем заслужит себе новые блага. Он решил в душе, что поступок Виниция неразумен и может удаться лишь в расчете на страшную силу Кротона. 'Если им придется плохо, трибун сам понесет девушку, а Кротон проложит ему дорогу'. Но время шло; его начинала беспокоить тишина в воротах, с которых он не спускал глаз.
— Если они не проникнут в ее жилье, а только натворят шуму, они спугнут девушку.
И мысль об этом не была неприятна ему, потому что он понимал, что в таком случае он снова будет нужен Виницию и снова сможет выжать у трибуна круглую сумму сестерций.
— Что бы они ни сделали, все будут делать для меня, хотя ни один об этом не догадывается… О боги, боги, дайте мне только…
Он умолк. Ему показалось, что кто-то выглянул из ворот. Прижавшись к стене, Хилон смотрел, затаив дыхание.
Он не ошибся, показалась чья-то голова, которая внимательно осмотрела улицу.
Потом исчезла.
'Это Виниций или Кротон, — думал грек, — но если они взяли девку, почему она не кричит и зачем они высматривают улицу? Ведь людей им все равно придется встретить, — прежде чем успеют дойти до дома, начнется уличное движение. Что это?! О бессмертные боги!..'
Редкие волосы на голове грека поднялись дыбом.
В воротах показался Урс с телом мертвого Кротона на руках и, оглядевшись по сторонам, поспешно устремился с ним по пустынной улице к реке.
Хилон прижался к стене и стал плоским, как штукатурка.
'Пропал, если он увидит меня!' — подумал грек.
Но Урс быстро пробежал мимо соглядатая и исчез за соседним домом, а Хилон, не ожидая больше, стуча зубами от ужаса, побежал по поперечной улице, с легкостью и быстротой, какой позавидовал бы юноша.
— Если, возвращаясь, он увидит меня издали, то догонит и убьет! Спаси меня, Зевс! Спаси, Аполлон! Спаси, Гермес! Спаси, Боже, христианский! Покину Рим, вернусь в Мезембрию, но спасите меня теперь от руки этого демона!
Лигиец, убивший Кротона, казался ему сейчас действительно нечеловеческим существом. Уж не бог ли это какой-нибудь, принявший вид варвара? В эту минуту Хилон верил во всех богов мира и во все мифы, над которыми обычно смеялся. Он думал также, что Кротона мог убить христианский Бог, и волосы поднялись на его голове при мысли, что он оскорбил его. Пробежав несколько улиц и переулков и увидев издали приближающихся навстречу рабочих, он немного успокоился. В груди сперло дыхание, поэтому он присел на пороге чьего-то дома и углом плаща стал вытирать потный лоб.
— Стар я, покой мне нужен, — сказал он.
Приближавшиеся люди свернули в какой-то боковой переулок, и снова стало пустынно. Город еще спал. По утрам движение начиналось раньше в более зажиточных частях города, где рабы богачей принуждены были подниматься до света; в тех же кварталах, где ютилась беднота, жившая подачками государства и поэтому ничего не делавшая, вставали, особенно зимою, довольно поздно. Посидев немного, Хилон почувствовал пронизывающий холод, поэтому встал и, убедившись в целости кошелька, полученного от Виниция, более спокойным шагом направился к реке.
'Может быть, увижу тело Кротона, — подумал он. — О боги! Этот лигиец, если только он человек, в течение одного года мог бы заработать миллион сестерций, потому что если Кротона удушил как щенка, то кто сможет устоять против него? За каждое выступление его на арене он мог бы получать столько золота, сколько весит сам. Он лучше сторожит эту девку, чем Цербер ад. Но пусть его и поглотит ад! Я не желаю иметь с ним дела. Слишком крепкие у него кости. Но что же, однако, делать? Произошла ужасная вещь. Если он поломал кости Кротону, то, наверное, и душа Виниция плачет теперь над этим проклятым домом, ожидая похорон. Клянусь Кастором! Ведь это патриций, друг цезаря, племянник Петрония, известный всему Риму военный трибун. Смерть его не пройдет им даром… Если бы я пошел, например, к преторианцам или обратился бы к вигилям?..
Он замолчал, минуту подумал, потом снова стал говорить:
