потом обратился к офицеру: — Позвольте узнать, как ваша фамилия?
— А вам зачем?
— У меня на Литве много родственников, да, кроме того, всегда приятнее знать, с кем имеешь дело.
— Не время теперь представляться, впрочем, только дурак стыдится своего имени. Я — Рох Ковальский, если угодно!
— Достойные люди Ковальские. Мужчины все храбрые солдаты, а женщины добродетельны. Моя бабушка была тоже Ковальская, но, к несчастью, умерла еще до моего рождения. А вы из каких Ковальских? Из «Верушей» или из «Кораблей»?
— Что вы тут ночью ко мне пристаете с расспросами?
— Да ведь вы непременно мой родственник; мы с вами и сложены одинаково. У вас такие же широкие плечи, как и у меня, а я это унаследовал от бабушки.
— Об этом мы в дороге поговорим… Времени еще много.
— В дороге, — повторил Заглоба, и точно камень свалился у него с души. Он вздохнул свободнее и сразу ободрился. — Пан Михал! — шепнул он. — Ну что? Разве не говорил я вам, что с нами ничего не сделают?
Между тем они вышли на двор. Была туманная ночь. Кое-где багровело лишь красное пламя факелов или виднелся тусклый свет фонариков, бросавших неверный свет на группы конных и пеших солдат. Весь двор был запружен войсками. То здесь, то там мелькали копья и дула ружей; слышался топот лошадиных копыт; какие-то всадники переезжали от группы к группе; по-видимому, это были офицеры, отдававшие приказания.
Ковальский остановился с конвоем и узниками перед громадной телегой, запряженной четверкой лошадей, и сказал:
— Садитесь, Панове!
— Здесь уж кто-то сидит, — заметил Заглоба, взбираясь на телегу. — А вещи наши где?
— Вещи под соломой! — ответил Ковальский. — Скорей, скорей!
— А кто здесь? — спросил Заглоба, всматриваясь в темные фигуры, лежащие на соломе.
— Мирский, Станкевич, Оскерко, — отозвались голоса.
— Володыевский, Ян Скшетуский, Станислав Скшетуский, Заглоба, — ответили рыцари.
— Челом, челом!
— Челом! В хорошем обществе мы поедем. А не знаете ли, Панове, куда нас везут?
— Вы едете в Биржи, — ответил Ковальский.
И с этими словами он скомандовал, и пятьдесят драгун окружили телегу, и затем все двинулись в путь.
Узники стали потихоньку разговаривать.
— Нас выдадут шведам! — сказал Мирский. — Этого и нужно было ждать.
— Я предпочитаю сидеть между шведами, чем между изменниками! — ответил Станкевич.
— А я предпочел бы пулю в лоб, — воскликнул Володыевский, — чем сидеть во время этой несчастной войны!
— Ну я с этим не согласен, — возразил Заглоба, — с телеги и из Бирж можно удрать при случае, а с пулей во лбу далеко не уйдешь. Я знал заранее, что на это этот изменник не решится!
— Радзивилл не решится? — сказал Мирский. — Вы, видно, приехали издалека. Если он задумал кому отомстить, то того уж можно хоронить: я не помню случая, чтобы он когда-нибудь простил малейшую вину.
— А все-таки он не посмел поднять на меня свою руку, — ответил Заглоба. — Кто знает, не мне ли вы обязаны своим спасением?
— А это почему?
— Крымский хан очень меня полюбил за то, что я, будучи у него в плену, открыл заговор, посягавший на его жизнь. Наш милостивый король, Ян Казимир, меня тоже очень любит. Потому и понятно, что этот чертов сын, Радзивилл, побоялся меня тронуть, чтобы не вооружить их против себя. Они бы его нашли и на Литве.
— Что за глупости! Он ненавидит короля, как черт святую воду, и если бы только знал, что вы его любимец, вам бы несдобровать, — возразил Станкевич.
— А я думаю, — сказал Оскерко, — что гетман сам не хотел пятнать рук нашей кровью, боясь еще большего мятежа, но уверен, что этот офицер везет шведам приказ, чтобы нас тотчас же расстреляли.
— Ой! — воскликнул Заглоба.
Все на минуту умолкли. Между тем телега с пленными и с конвоем въехала на кейданский рынок. Город уже спал, в нем уже не было огней, лишь собаки злобно лаяли на проезжавших и проходивших путников.
— Все равно, — наконец отозвался Заглоба. — Мы хоть выиграли время, а там… может быть, какая- нибудь счастливая мысль и осенит нас.
Тут он обратился к старым полковникам:
— Вы, панове, еще меня не знаете, но спросите моих товарищей; они вам скажут, что, в каких бы переделках я ни бывал, мне всегда удавалось выпутаться из беды. Скажите, что это за офицер конвоирует нас? Нельзя ли его убедить оставить изменника и перейти на нашу сторону?
— Это Рох Ковальский, — ответил Оскерко. — Я его знаю. Вы с таким же Успехом могли бы убеждать его лошадь; я даже не знаю, кто из них глупее.
— Как же он попал в офицеры?
— Он был у Мелешки знаменщиком, а для этого большого ума не надо.
В офицеры он попал потому, что понравился князю за необыкновенную силу. Он легко ломает подковы и борется с медведем.
— Он такой силач?
— Мало того что силач; он, если ему начальник прикажет разбить лбом стену, не задумываясь, бросится исполнять приказание. Ему велено отвезти нас в Биржи, и он отвезет, хоть бы земля должна была расступиться под его ногами.
— Скажите на милость! — воскликнул Заглоба. — Ну и решительный малый!
— Решительность его равна его глупости! Кроме того, в свободное время он если не ест, то спит. Раз он проспал в цейхгаузе сорок восемь часов, а когда его разбудили, то зевал так, точно провел без сна несколько суток.
— Мне страшно нравится этот офицер, — ответил Заглоба. — Я всегда люблю знать, с кем имею дело!
А потом, обратившись к Ковальскому, он сказал покровительственным тоном:
— Подойдите ко мне, мосци-пане!
— Зачем? — спросил Ковальский, поворачивая лошадь.
— Нет ли у вас горилки?
— Есть.
— Так давайте сюда.
— Как так — давайте?
— Видите ли, мосци-Ковальский, если бы это было запрещено, то вам было бы приказано не давать, а так как вам ничего не сказали, значит, давайте!
— Гм… — проворчал изумленный пан Рох. — Вы, кажется, хотите меня принудить?..
— Я вас не принуждаю, но если дозволено, то почему бы не помочь родственнику, а тем более старшему; ведь, женись я на вашей матери, я бы мог быть вашим отцом.
— Какой вы мне родственник?
— Есть два рода Ковальских. У одних Ковальских в гербе козел с поднятой задней ногой, и они называются «Верушами», у других корабль, на котором их предок приехал из Англии в Польшу, и они называются «Кораблями», к ним принадлежу и я со стороны бабушки.
— Неужели? Значит, вы на самом деле мой родственник?
— А разве вы «Корабль»?
