Он все подробно рассказал Морису.
– Так что, вы видите, ваша дочь очень даже жива.
Мужчина откинулся в кресле и некоторое время так и сидел, потом поднялся и встал.
– У меня нет дочери. Для меня, для этого города Сара Торнтон умерла.
В эту самую секунду Николас понял, в какого человека он сам может превратиться.
И он понял еще кое-что. Он понял, почему молодая женщина была вынуждена уйти из дома и сесть в тот злосчастный поезд.
– Вы правы, – тихо произнес Николас, контролируя себя. – У вас нет дочери. Такой человек, как вы, не заслуживает дочери.
Жесткое выражение лица Мориса Торнтона не изменилось.
– Вы можете забрать тело, но сделайте это тихо.
– Я обязательно позабочусь об этом перед отъездом из города.
Через несколько дней Николас разговаривал с Милошем в своем кабинете.
– Я встречался с Морисом Торнтоном, – сказал Николас, устраиваясь в кресле и зажигая сигару.
Милош отрезал кончик своей сигары и взял у Николаса горящую спичку.
– Ты привез сюда тело Клэр?
Николас кивнул.
– Все эти месяцы Морис Торнтон считал свою дочь погибшей при крушении поезда. Тут прихожу я, сообщаю, что его дочь жива, а он недоволен, потому что правда ему неудобна. Он предпочел продолжать считать свою дочь умершей.
– Ты считал, что она сбежала из-за денег. Теперь тебе будет труднее разобраться в ее поступках.
– Мне кажется странным, что она в первую очередь продала браслет своей матери, – проговорил Николас. – Он так много значил для нее, а она продала его до наших драгоценностей.
– Действительно, это нелогично, – согласился Милош. – Ты уверен, что их не взяла Селия?
– Абсолютно. Кроме того, жена ювелира описала Сару.
Николас повторил описание.
– Ты когда-нибудь видел на ней вуаль, кроме панихиды? – спросил Милош.
– Нет.
Они курили и думали.
– Возможно, это была маскировка, – первым произнес Николас.
– Что такое?
– Джудит! – вскричал Николас, резко вскакивая с кресла.
– Актриса? Когда она могла украсть их?
– В тот день, когда была в доме и ждала Сару.
– Что ты теперь будешь делать?
– Я по-прежнему намерен найти ее. И Вильяма. Для матери.
Милош скептически на него посмотрел.
– Мне приходили какие-нибудь сообщения? – разгоряченный и уставший, Николас ждал ответа. Почему? Потому что – Николас зажмурился и заглянул к себе в душу – он любит ее.
Клерк за стойкой отеля «Голд» терпеливо проверил.
– Нет, сэр.
– Если мне придет телеграмма, неважно, в котором часу, будите меня.
– Хорошо, сэр.
Николас пересек элегантный холл и стал подниматься по лестнице.
Детектив из агентства Пинкертона сообщил ему, что следы Сары ведут в Форт Вейн, и если она не поехала дальше на запад, то они обнаружат ее местопребывание в течение дня или двух.
В комнате он снял пиджак и галстук и широко распахнул оба окна. Потом достал из кожаной папки несколько бумаг. Среди них было письмо Сары. Он бережно развернул его, словно это была любовная записка, и снова прочитал слова, которые знал почти наизусть.
Должно быть, сбегая из дома, отцу она тоже оставила письмо. Может быть, даже писала ему и после этого. Николас хорошо представлял, как Морис Торнтон выбрасывает эти письма, даже не распечатав.
Он не мог заснуть, думая о том, есть ли ей где переночевать.
Он сложил письмо и положил на прикроватную тумбочку. Потушив свет, он лег и уставился в темноту.
Где она сегодня? Какие мысли мучают ее и мешают заснуть? Сожаление? Стыд? Страх?
Она хотела сказать ему, писала она в письме. Это было недоразумение, она хотела прояснить его. Почему она этого не сделала?
Он приехал в больницу, уладив формальности и распорядившись относительно тела брата и их вещей. Впервые он увидел ее спящей. Она была такой маленькой и одинокой, с уже посветлевшими синяками на коже, такой бледной и нежной, как лепестки белой розы.
А когда он вернулся на следующий день, она ждала его. Она сидела в кресле на колесиках, которое он купил ей, одной рукой держала шляпку, а другой пыталась приколоть ее шпилькой к своим светлым волосам.
Дал ли он ей возможность рассказать?
Ее глаза, такие же огромные и такие же голубые, как летнее небо в Огайо, смотрели на него, когда он вошел и заметил крошечного младенца, которого считал сыном своего брата.
А что он сказал ей? Он сказал, что его мать ждет их, заверил, что у нее есть крыша над головой, и сообщил, что уже оплатил счет за пребывание в больнице.
Она спросила, сколько.
Она впервые увидела его и уже чувствовала себя обязанной ему за кресло, одежду, больничный счет. А он, как обычно, спешил, и ему не терпелось отправиться в путь.
Нет, он не дал ей возможности признаться.
Итак, она собиралась признаться во всем его матери, когда они окажутся дома. А что сделала его мать, увидев их двоих? Она тут же расплакалась и сказала, как они нужны ей. Вильям был ее утешением, бальзамом для ее раненой души. Сара поняла это и не смогла причинить ей еще большую боль, чем она уже испытала.
Он не знает, что сделал бы, если бы она рассказала ему в первый же день… или первую неделю… или первый месяц. С каждым днем Саре становилось все труднее и труднее рассказать правду.
Николас встал, обернул простыню вокруг талии и подошел к окну, наслаждаясь прохладным бризом, остужавшим его влажную кожу. Он был так жесток к Стефану. Он никогда не давал ему денег на то, чего не одобрял, он даже не позволял ему наслаждаться пребыванием дома, постоянно критикуя его и тем самым снова вынуждая уехать.
Только сейчас он понял всю тяжесть своей вины.
Слезы застилали ему взгляд. Несколько девушек в гостиничной униформе
