Уже собираясь вернуть ему красивую папочку, молодой человек заметил что-то интересное.
– Погодите, а вот это… ад… жип… сандал, что такое?
Официант объяснил мгновенно потеплевшим голосом:
– Нечто вроде овощного рагу. Грузинское блюдо.
– Да? И вкусно?
– М-м, – обидчиво покривил губы официант, – вкусно, конечно.
– А почему так дешево? Двадцать пять рублей порция…
– Гм…
– Понятно, – молодой человек снова стал изучать меню. – Хорошо-о.
Девушки были во втором танцзале. Они сидели на диванчике и смотрели, как топчутся редкие парочки. Молодой человек подошел к ним.
– Позвонил, новости неважные – завтра в Ригу лететь. Во-от… – И предложил ненавязчиво: – Не хотите ли перекусить слегка? Чтоб, как говорится, голод не мешал отдыхать. Согласны?
Девушки не сразу, но согласились.
Усаживая их за столик, молодой человек говорил:
– Я, признаться, вегетарианец. И, извините, всем советую исключать мясо. Молоко, йогурты, сыр – это нормально. А мясо… От него грубеешь и физически, и морально.
В ответ девушки согласно, уважительно кивали. Они сидели напротив молодого человека, и он заметил, что им неловко здесь, они ерзают на стульях, нервно озираются.
– Так-с, значит, – обратился молодой человек к официанту, – нам, пожалуйста, три аджип… сандала, десяток сырных канапе, три салата-латук и… и триста граммов водки… «Смирнофф», да.
– Всё? – уточнил официант.
– Пока всё.
Когда официант удалился, молодой человек потер руки и затем быстро снял пиджак, повесил на спинку стула.
– Аджипсанда-ал, – протянул мечтательно, – замечательнейшая вещь. Не пробовали? Грузинская кухня! Эх, Сухуми, Гагры… Кстати, мы же до сих пор как следует и не познакомились! – вспомнил он. – Виталий. А вас?..
Симпатичная назвалась Леной, а та, что в сиреневом, – Анжелой.
– Отличные имена!
Официант принес салаты, канапе и запотевший графинчик.
– Аджипсандал придется подождать. Готовим.
– Хорошо, – кивнул Виталий и жестом велел официанту наполнить рюмки; тот наполнил.
– Что ж, за знакомство!
Чокнулись, выпили. Съели по одному канапе.
– Вы здесь всю ночь проведете? – спросил Виталий.
– Нет, скоро по домам, – цепляя на вилку зеленые листья, ответила симпатичная Лена. – Завтра к десяти на работу…
– И где работаете, коль не секрет?
Девушки посмотрели друг на друга, совещаясь взглядами – сказать или нет. Потом Анжела уныло призналась:
– В парикмахерской.
– Да? Отлично!
– Чего же здесь отличного?
– Как же. – Вадим понемножку подлил в рюмки, – буду посещать ваш салон, если он, конечно, на уровне. Ха-ха! По знакомству-то слишком топорно обкорнать не должны. Так? – И, сменив шутливый тон на серьезный, он спросил: – Адресок можно ли узнать?
– У нас не салон, – по-прежнему уныло сказала Анжела, – простая парикмахерская.
– Н-ну, бывают и салоны такие, что так обкорнают – хоть налысо после них брейся. – Виталий достал маленький органайзер и ручку. – Так, записываю. Может, я стану вашим постоянным клиентом. У, неплохо?
Девушки помялись, снова попереглядывались, и Лена сказала адрес.
Запахло ароматом специй, тушеных овощей; официант принес аджипсандал.
– У-у, – застонал Виталий, берясь за вилку, – налетай, девчата!
Посидели неплохо. Девушки были довольны. Молодой человек проверил поданный счет, расплатился. Когда вышли из ресторана, он сказал:
– Цены, конечно, неслабые. Я имею в виду, для обычных людей. Надо будет пустить в журнале матерьяльчик, ха-ха!
Девушки тоже хихикнули.
Потом танцевали. Молодому человеку приятнее было танцевать с простенькой Леной, но он не обижал и Анжелу – по песне с каждой.
Потом выпили по бутылке «Балтики», и в начале четвертого девушки засобирались домой.
– Как же вы доберетесь? – удивился Виталий. – Метро закрыто еще.
– Да нам тут рядом, полквартала…
– Что ж, понимаю, – вздохнул он, – работа есть работа. Я тоже скоро отправлюсь, надо выспаться перед самолетом. В Ригу лечу, насчет распространения журнала. Там у них какие-то препоны ставят, дескать, «ОМ» – слишком русский. Хм! Конечно, мы ориентируемся на Россию, во-первых. А как же иначе?.. Полечу вот теперь разбираться…
Анжела и Лена смотрели на него с уважением и завистью.
– Везет, – вздохнула Лена. – Я на самолете только в детстве летала. Уже почти и не помню…
Молодой человек отмахнулся:
– Ничего хорошего. Весь полет перед глазами эти кадры про катастрофы. А если в воздушную яму попадешь или тряхнет, всё, думаешь, приплыли. Н-ну, ладно, – он взглянул на часы, – не смею задерживать. До встречи, девушки!
Они ушли. Молодой человек побродил по клубу, покуривая «Парламент». Людей в «Пене» совсем мало, и все вялые, полусонные. Ожидают открытия метро. Подиум, где вечером устраивали конкурсы и танцевали клубные девочки, стоит пустой, темный. Музыка медленная, точно и она устала; уже никто не танцует. В укромных закутках дремлют, обнявшись, юноши и девушки.
…Кое-как дотерпел до шести утра. Теперь трясется в безлюдном вагоне. На полу, на сиденьях валяются сорванные со стен какими-то дебилами обрывки рекламных наклеек. Один обрывок прилип к подошве туфли, и он пытается другой туфлей отлепить его, раздражаясь и одновременно радуясь, что нашлось занятие.
Глаза слипаются, хочется спать, голова отяжелела от легкого, но ощутимого похмелья. Скулы ломит, раздирает зевота.
…От станции до его дома – минут десять дворами. Шагает быстро, дрожа от холода, подняв воротник пиджака. Курит последнюю сигарету из пачки «Парламента». По временам под ногами хрустит тонкий ледок на досыхающих апрельских лужах… Когда-то в детстве он любил крошить такой ледок каблуком. Льдинки разлетались, звенели, как стеклышки, а под ними чернела полоска грязной, незамерзшей воды…
Проходя по одному из дворов, он останавливается над кучкой мусора, который поленились донести до контейнера и вывалили просто под дерево.
– У, сволочи! – прошипел он со злой обидой, пнул красочную банку из-под консервированных сосисок. – С-суки!..
Зашагал дальше.
…Обшарпанная пятиэтажка в глубине тесных дворов и кривых узких переулков. Темная холодная лестница. Подошвы добротных туфель гулко стучат по истертым ступенькам.
Достает ключ, открывает дверь на третьем этаже.
– Лёша, ты? – спрашивает с кровати мама хриплым, свистящим голосом.
– Я. Всё нормально? – Он снял туфли, прошел в комнату.
– Ничего, – отвечает мама, – немного поспала. С вечера опять приступ был…