счетов? Предупреждение от Брюлемая или совет покинуть это место? Или что-то еще, о чем я не догадывался? Кто знает! Само Проклятие!
Проснувшийся во мне ребенок, проявивший излишнее любопытство к колодцу, задавал бессмысленные вопросы и не слышал немых ответов, которые тот давал с очевидной четкостью.
Я бросил падаль обратно, подкатил тяжелый камень, поднял его и столкнул вниз, чтобы хоть как-то заткнуть пасть проклятой дыры.
Хотя должен был без малейших колебаний вырыть вдали от фермы могилу и похоронить в ней неизвестно откуда взявшегося пса.
Воображению было где разгуляться — пес владел моими мыслями целый день и вскоре стал неудобоваримым для уставшего разума. Однако взгляд мой то и дело возвращался к колодцу, и я с трудом сглатывал противный комок слюны. Надо было бы уехать, покинуть Ардъер в тот же день; догадаться, что последовательность отвратительных происшествий составляла суть грядущей драмы. Но подобное желание ни на миг не посетило меня, ибо я верил не в ряд зловещих событий, а в ряд событий неприятных, какие случаются и при удаче, и при неудаче. Не будучи битым, я был далек от мысли, что вокруг меня постепенно сплеталась ткань трагической истории, которую мне придется прочесть до конца, не угадав ни единой детали даже тогда, когда придет мой черед сыграть в ней короткую, но главную роль.
Я едва смог перекусить и рано завалился спать, не зажигая керосиновой лампы. Ночь тут же заглянула в узкое открытое окно без ставней. Россыпь звезд давала немного света, рассекавшего густую тьму комнаты. Ночная тишь успокоила меня, я прогнал все страхи и уснул.
V
Сон удерживал меня в своих объятиях до двух часов ночи. Потом отлетел, оставив бодрствовать и болезненно вслушиваться в тихое поскребывание настенных часов рядом с кроватью. Создавалось впечатление, что мне вставили новые барабанные перепонки.
Ночь уже не была такой светлой, как раньше. Она ушла от меня, кто-то отогнал ее прочь и завладел ею.
Это ощущение стало вскоре гнетущим.
Вдруг во дворе послышалось прерывистое дыхание — пот разом залил меня с головы до пят.
Во дворе недалеко от окна кто-то был, и, судя по хрипу дыхания, этот кто-то пытался сдержать себя, но добивался обратного эффекта.
Я тут же подумал о колодце и разлагающемся псе. Меня просто парализовало от мысли, что мертвый зверь вернулся к жизни силой безжалостного заклятия.
Я решил, что он пытается выбраться из колодца, как уже делал по ночам, и поздравил себя с тем, что заложил тяжелым камнем выход из его логова.
Но я не чувствовал ни малейшего запаха падали, а потом с противоположной стороны донесся тихий стон. Дыхание тут же сместилось туда, и страх отпустил меня.
Я вскочил на ноги и подошел к окну. Ночная прохлада охватила мое потное тело. А быть может, на поверхность кожи выполз ужас.
Тишина восстановилась. Выглянув наружу, но не высовывая головы, я увидел заложенный камнем колодец.
Затем перевел взгляд туда, откуда, как казалось, послышался стон. Там высилась давно высохшая навозная куча. Но никого рядом с ней не было.
Меня охватил внезапный ужас, когда дыхание возобновилось у этой кучи. Я не видел ни человека, ни зверя, а дыхание пересекало двор, направляясь в сторону дороги в деревню.
Признаюсь, за все золото мира я бы не вышел наружу, поскольку, минуя окно, из которого я выглядывал, ощущая на губах и в носу прах потустороннего мира, загадочное дыхание замерло прямо напротив меня и постояло на месте, словно давая понять, что знает о моем присутствии.
Ночь, потемнев, стала в моих глазах сообщником неведомого. Я буквально ослеп от страха и не мог пронзить мрак взглядом.
Дыхание целую вечность глядело в мое окно, хотя оно было только темной щелью в стене — тьма и края проема скрывали мое лицо.
Дыхание оставалось на месте, словно хотело успокоиться после долгого бега, словно готовилось к внезапному нападению.
Быть может, оно пыталось околдовать меня и напитать страхом, но новый стон из глубины двора заставил его поспешно повернуться на звук. По затиханию дыхания и испытанному мною облегчению стало ясно — неведомый гость перестал интересоваться мною.
Он не пошел на тихий призыв, похожий на трение двух шершавых тканей, а быстро удалился от Ардьер и растаял, как бы унесенный и разогнанный внезапным порывом ветра.
VI
На следующий день, как мы и договаривались, на два часа должна была прийти Жанна Леу. Я с нетерпением ждал ее, и если бы не обуздал себя, то бросился бы ей навстречу, испытывая признательность за приход. Но мне не хотелось показывать женщине свои ночные страхи — ведь глухая ночь еще царила в моей душе.
Едва Жанна вошла во двор, как глаза ее вонзились в камень над колодцем.
Она приблизилась к колодцу и медленно обошла вокруг, пока я, стараясь быть равнодушным, рассказывал ей о найденной в воде собаке и, внезапно решившись, — о таинственном ночном дыхании.
Я говорил, а она, казалось, не слушала меня. Но стоило Жанне повернуться, как я увидел на ее лице счастливое выражение — в Ардьер что-то происходит. Я прочел в ее глазах удовлетворение, ибо подтвердил «дурные слухи» про эти места.
Я не сразу понял, что женщина согласилась помогать мне только из-за странностей, известных о ферме Кордасье. Если бы здесь ничего не происходило, Жанна попросту не пришла бы сюда.
Теперь же, начиная с этого утра, она, хотя я и не просил ее, принялась ходить ежедневно, опасаясь упустить даже малейшее происшествие. Позже булочник Буркен окончательно просветил меня по поводу ее всепоглощающего любопытства: «Почему Жанна ходит так далеко к вам, отказываясь от легкой и выгодной работы по соседству? Клянусь, она ждет от вас необыкновенной истории!..»
Бедный дохлый пес в колодце удостоился многих рассуждений и сыграл не одну проклятую и ужасающую роль, которые Жанна с полной серьезностью сочинила для него, подготовив меня своими рассуждениями к новой, еще более ужасной ночи.
— Вы правильно сделали, оставив его там, — назидательно заключила Жанна, — никогда нельзя идти против заклятий, которых не понимаешь.
И направилась к развалинам хлебной печи, приподнятой и расколотой корнями дуба, буквально лопавшегося от крепости и здоровья.
Она попыталась извлечь большой жернов. Потом позвала меня на помощь. Мы перетащили жернов к колодцу и водрузили поверх камня.
— Все это надо зацементировать, — сказала Жанна, хлопая в ладоши, чтобы сбить пыль.
Я не скрыл, что подумал о том же.
При других обстоятельствах сцена показалась бы мне по-детски гротескной, но, признаюсь, я участвовал в ней с убежденностью и тайным утешением, что создаю себе видимость безопасности.
Что касается дыхания и стонов, то они оставили Жанну в недоумении. Я водил ее повсюду, где их слышал, но никаких зримых следов не было, и разгадка не давалась! Даже куча пересохшего навоза не могла спрятать никого, кто мог бы издавать стоны, — это был ковер буквально окаменевшего дерьма.
