Танк дрогнул и окутался белёсым дымом. Тяжёлый свист гулко вспорол холодный утренний воздух, и на верхних этажах здания оглушительно жахнуло. Белый дом тряхнуло.
Борис вжался в стену. Ноги подгибались. Ему нестерпимо хотелось выглянуть в окно и посмотреть, что там происходит, но при одной мысли, что придётся выбраться из-за стены, голова его заныла. Он рухнул на усыпанный битым стеклом пол, не в силах держаться прямо. В животе разлился холод.
Поодаль лежало несколько неподвижных тел. На противоположной от Бориса стене при каждом новом выстреле кусок за куском отскакивала облицовка. Пахло пылью, туалетом и чем-то ещё очень едким, какой- то химией.
– Дайте мне автомат! Дайте мне автома-а-а-ат! – истошно вопил кто-то.
«Что же дальше?» – пульсировала единственная мысль.
Страх парализовал Бориса. Никогда прежде он не испытывал такого изнурительного страха.
«Что же мне делать? Так и лежать в этом проклятом углу? Зачем я тут нужен? Какой от меня прок? Какой вообще от всех нас прок?»
Откуда-то сверху короткими очередями бил автомат.
Борис заставил себя подняться и, прижимаясь к стене, пробрался в коридор. Две молодые женщины в пальто сидели посреди ковровой дорожки, обнимая друг друга, а позади них ходил туда-сюда пожилой седовласый мужчина, то и дело приседавший, словно уклонявшийся от чего-то пролетавшего над ним. Из ближайшего кабинета на четвереньках выползла крупная женщина, с растрёпанными волосами, в длинном полосатом свитере, обмотанная вокруг поясницы красным пуховым платком.
– Девочки, девочки, тихо, не надо паниковать, – бормотала она.
По зданию снова прокатилась грохочущая волна, стены затряслись.
– Это конец, – убеждённо проговорил пожилой мужчина, подойдя на полусогнутых ногах к Борису. – Всему конец…
Он пригладил рукой волосы и поёжился. С лестничной клетки пригнувшись в коридор вбежали человек десять молодых парней, одетых в камуфляж.
– Куда вы?
– В подвал надо! Иначе сюда через коммуникации пройдут! Тогда уж точно перебьют всех!
– А так разве не перебьют? – бесцветно спросил седовласый.
Переждав несколько минут, они бросились по лестнице вниз. Возле лифта о стену вжикнуло несколько пуль, одна с визгом отрикошетила и вгрызлась в ковровую дорожку у самых ног Бориса. Обнявшиеся женщины ахнули и, вскочив на ноги, попятились в глубь коридора. В ярких солнечных лучах клубилась пыль. И снова зажужжал рой пуль, всклокочивая воздух, загрохотали снаряды. Из распахнувшейся от взрыва двери ближайшего кабинета вылетели листы бумаги, полыхнуло пламя, взвихрились чёрные клочки.
Женщина с красным платком на пояснице с рыданием бросилась прочь.
С верхних этажей группами торопливо, подталкивая друг друга, спускались люди.
– Там всё горит… – оборонил кто-то из них, словно отвечая на вопросительный взгляд Бориса Жукова. – Убитых – страх сколько…
– Куда вы?..
– Подальше от огня… В противоположном конце коридора огнём вскипел воздух, ахнуло, зашипело, с треском посыпались ошмётки штукатурки, пахнуло гарью и порохом.
– Аня! – завизжал женский голос. – Анечка! Господи! На куски!.. Как же это?! На куски разорвало!
Жуков побежал к лестнице, пригибаясь и отплёвываясь от набившейся в рот пыли…
Кажется, совсем недавно он покинул первый этаж, но теперь не узнал его. На полу лежало множество трупов, всюду темнела кровь – где-то застыли лужи, где-то тянулись густые полосы от волоком протащенных тел. Из-под развороченных дверей туалетов текла зловонная жижа. Тут и там валялась скомканная одежда. В воздухе плавал густой запах гари.
– Всем вывернуть карманы!
Борис Жуков двигался в толпе пленных. Время тянулось томительно долго.
– Всё сюда! В кучу! Документы, ключи! Ты, сними куртку, теперь рубаху, раздевайся дальше!
Воздух гудел от учащённого дыхания и стонов. Ноги подкашивались от пережитого и от ожидания неведомого.
– Кто чистый, валяй в ту дверь!
При выходе из подъезда омоновцы время от времени вскидывали автоматы и били наугад:
– Против власти попёрли, суки!
В глубине этажа кого-то лупили ногами и прикладами, встряхивали и опять били.
– Что, говно собачье, повоевать захотелось? За Хасбулатовым[3] попёр, выродок?!
Борис видел, как трёх человек, одетых в камуфляж, вырвали из толпы и отогнали в сторону, под лестницу.
– Этих не выпускать!
– Куда вы их?! – запричитал женский голос.
– Назад, сволочь! Всех вас надо к стенке, коммунис тов красножопых!
Громыхнули три короткие автоматные очереди. Почти в ту же секунду откуда-то снизу донеслись выстрелы, взорвалась граната.
– Вот падлы! Опять начали! – проревел ближайший к Борису омоновец, дыша перегаром. – А ну вы все! Бегом из здания! – И махнул кому-то рукой: – Вниз! В подвал! Там наши на кого-то напоролись!
Борис услышал, как боевая группа, громко топая сапогами, быстро побежала через фойе. Чуть скосив глаза, он увидел под лестницей трёх только что расстрелянных парней.
– Не верти башкой! – Могучий удар в спину прикладом едва не сшиб его с ног.
– Всех в отделение! – приказал хмурый голос. – Там разбираться будем.
Борис заставил себя подняться…
Кого-то загоняли в автобус, кого-то направляли вверх по улице в отделение. Всюду стояли омоновцы, некоторые опирались на огромные щиты – мрачные рыцари в огромных касках и тяжёлых бронежилетах. Поигрывая дубинками и автоматами, они выбирали иногда из толпы жертву и обрушивали на неё остервенелые удары, стуча по рукам и ногам…
«Зачем нас в милицию?.. В милиции забьют до смерти… Могли бы уж тут… Зачем тянуть?» – Борис ощутил, как боль от удара в спину начала разрастаться, жгучая пена поднялась к плечам и тяжело стекла к пояснице. Тело стало неметь.
– Стоять! Всем остановиться! – прогремела внезапно команда.
– Почему? – едва слышно поинтересовался кто-то из пленных.
– Обстрел начался… Сворачивайте во двор! Живо!
– Какой обстрел?..
Упрямец тут же получил сокрушительный удар прикладом в лицо. Хрустнул хрящ, лопнула бровь, человек мешком рухнул на тротуар.
– Всем во двор! Через этот подъезд!
Борис безучастно посмотрел на упавшего, и ничто в его душе не шевельнулось. Ни кровь, ни боль больше не вызывали эмоций. Всё вдруг перестало иметь какое-либо значение. Даже сама жизнь. В душе образовалась глыба льда, чувства омертвели, осталась только мучительная тяжесть. Хотелось спать.
Едва он сделал шаг в густую тень подъезда, как получил сзади удар по голове. Борис тут же упал, увидел перед собой кованые сапоги. Кто-то схватил его за волосы и протащил дальше.
– Вставай, падла, вали во двор. Кончать будем вас…
Во дворе у стены застыло на земле несколько мёртвых тел, одетых в куртки военного образца. На бетонной стене зияли бесчисленные следы от пуль. Бориса пинком вытолкнули из подъезда, и он не нашёл в себе сил подняться. Щебёнка впилась в залитое кровью лицо.
«Теперь всё равно… Пусть так…»
ГЛАВА ВТОРАЯ. НОЯБРЬ 1994
Серое ноябрьское небо низко плыло над Кремлём, цепляясь рыхлым брюхом гигантской тучи за тусклые рубиновые звёзды на башнях. Виктор Смеляков задумчиво смотрел на кремлёвскую стену, потемневшую от бесконечных осенних дождей. Там, за красной крепостной стеной, лежал недосягаемый мир
