Во власти мракобесия

– При чём тут Шеннон?! – воскликнула она.

Она приходила в бешенство при малейшем упоминании о позорных событиях в ирландском аэропорту, где Ельцину предстояло провести сорокаминутную встречу с премьер-министром Ирландии, пока дозаправлялся самолёт. Но Борис Николаевич не вышел из салона. После чрезмерных возлияний во время полёта ему стало настолько плохо, что он не мог самостоятельно даже пуговицу рубашки застегнуть…

– При чём тут Шеннон? – с досадой повторила Татьяна. – Это же совсем другое. У папы сердце не выдержало!

– Не выдержало, потому что пил много! И продолжает пить!

– Ему надо расслабиться, Саша!

– Ему нельзя пить. Совсем нельзя!

До конца дня они больше не разговаривали. Однако на следующее утро, едва Коржаков приехал в Барвиху, Татьяна первая вышла к начальнику СБП.

– Саша, надо что-то делать! – растерянно выпалила она.

– Что случилось?

– Папа опять…

– Опять «расслабился», что ли? – Коржаков невесело ухмыльнулся.

– Да.

– Я же вам говорил, что ему пить нельзя. Ему категорически противопоказан алкоголь. Борис Николаевич сразу теряет над собой контроль. А вы меня в тираны записываете за мою строгость.

– Это становится невыносимо. Помогите мне. С каждым днём всё хуже и хуже. Я уже не справляюсь. Только вы можете повлиять на него.

– Почему я? – возмутился Коржаков. – Он совсем перестал меня слушать. Нет уж… Собирайте семейный совет и скажите ему прямо, чтобы завязывал со спиртным. По моим сведениям, ты на него влияешь очень сильно. В конце концов пусть Чубайс повлияет. Ведь он теперь особо приближённый, не так ли? Борис Николаевич соглашается с любыми предложениями Чубайса, ни в чём ему не отказывает. Вот пусть Анатолий Борисович и попросит его не пить. Или, быть может, Чубайсу выгоднее, чтобы наш президент пребывал постоянно в состоянии полупьяного бреда?

– Саша, я прошу вас! Не нужно сейчас злых слов! Папа… Это просто ужасно… Саша, неужели вы не понимаете? Эти бесконечные рюмочки… надо как-то прекратить, остановить! И это должны сделать вы! Только вы можете сделать это!.. Пожалуйста! Вы же так любите его!

– Люблю? – хмуро переспросил Коржаков. – Таня, если я тебе скажу, что не люблю Бориса Николаевича, то это будет слишком мягко сказано. Ты меня поняла? Я честно выполняю мою работу, служу президенту с полной самоотдачей. Но это не значит, что я люблю его. У меня давно нет причины любить Бориса Николаевича.

В комнате повисла напряжённая тишина. Татьяна непонимающе уставилась на Коржакова, понемногу пятясь к двери. В её сузившихся глазах вспыхнул недобрый огонёк.

– Ах вот как! – произнесла она.

– Именно так.

– До свидания. – Она опустила голову и быстро вышла.

Коржаков сел в кресло и, сцепив руки в замок, долго смотрел на сплетённые пальцы.

Впервые он вдруг осознал со всей ясностью, что никогда не любил президента как человека. Сначала он вместе с ним работал. Да, Ельцин не походил на других номенклатурных работников, и это отличие нравилось и даже восхищало Коржакова. Потом, в период опалы, он жалел его, старался вывести из депрессии. После августовского путча многие поверили, что России выпал счастливый лотерейный билет. Поверил и Коржаков. Власть почти бескровно перешла в руки демократов, страна ждала великих перемен. Но Ельцин не сумел использовать предоставленный ему шанс. У него было всё, чтобы грамотно вести реформы, предотвратить коррупцию, улучшить жизнь миллионов людей. Но он отдал управление страной в руки авантюристов и жуликов…

В комнату бесшумно вошёл Барсуков.

– Как настроение? – спросил он.

– Как ведро дерьма выпил.

– Я вчера выложил Борису Николаевичу всё по Илюшину и Ястребовой, – пожаловался Барсуков. – Шеф не только не насторожился, но устроил мне основательную взбучку.

– Иногда мне кажется, что он издевается над нами. Вымещает на нас досаду на то, что не справился с ситуацией, что всё развалил, посадил вокруг себя воров.

– Может, и вымещает…

Коржаков тяжело вздохнул. Да, президент быстро сломался под бременем всего того, что сопутствует неограниченной власти. Лесть, материальные блага, полная бесконтрольность – всё это превратило Ельцина в существо, которое не желало делать ничего, только наслаждаться своим положением. Все обещанные народу перемены свелись к бесконечным перестановкам в высших эшелонах власти. Причём после каждой очередной порции отставок и новых назначений во власть попадали люди, всё меньше и меньше склонные следовать государственным интересам. Они лоббировали интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, наконец, свою личную выгоду. Да и сам Ельцин всё чаще при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства. Нет, Коржаков давно не любил президента и работать продолжал лишь ради того, чтобы устоял институт президентства, но вовсе не Ельцин.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ИЮНЬ 1996

То, что в штабе по выборам Ельцина началось воровство, для СБП было ясно с того момента, когда от руководства штабом был отстранён Сосковец. Неконтролируемые суммы с большими нулями, обстановка строжайшей секретности, отсутствие финансовой отчётности – мимо такой шикарной возможности проходимцы от власти просто не могли пройти…

Казначеем штаба стал первый заместитель министра финансов Герман Кузнецов. Раньше он был вице- премьером Киргизии, но незаметно для общественности его отправили в отставку. Говорили, что у Акаева, президента Киргизии, дёргается щека при упоминании Кузнецова…

Опасения СБП подтвердились очень скоро.

Смеляков вызвал к себе руководителей оперативных групп и подробно объяснил ближайшую задачу, обрисовав общую картину:

– Значит, расклад получается такой. Ельцин затребовал от олигархов финансовой поддержки. Они согласились поддержать его, но сказали: «Поддержать-то мы вас поддержим, но что мы будем с этого иметь?» И добились от него всяких льгот. Фактически получается, что они дали ему денег, но в ближайшее время гораздо большие суммы вернутся к ним из государственной казны. К тому же на выборную кампанию деньги поступают и от американцев. Понятно, что ребята Чубайса никогда не выпустят пятьсот миллионов из своих рук. Теперь эти деньги уплывают на чьи-то личные счета. И вот это нам надо доказать.

– Руки-то нам развяжут для этого? – спросил Игнатьев.

– Коржаков подписал постановление о проведении спецмероприятий в кабинете Кузнецова в Доме Правительства. По поступившей ко мне информации, предвыборный штаб аккумулировал часть денег именно в этом кабинете. По всей видимости, это и есть американские миллионы…

– Значит, приступаем к работе, – удовлетворённо кивнул Волошин.

– К вечеру подготовьте техническую группу. Будем ставить на «прослушку» кабинет номер 2-17. Ну и убедимся, наконец, чем набиты сейфы во владениях господина Кузнецова…

В десять вечера пять сотрудников технической группы СБП вошли в кабинет № 2-17 Дома Правительства. За ними последовали Игнатьев и Трошин. На вскрытие массивного сейфа ушло немало времени.

– Обана! Тут не Дом Правительства, а настоящий банк! – не сумел сдержать удивления Трошин, заглядывая через плечо Вадиму.

– Воровской общак, – прокомментировал Игнатьев.

В сейфе лежали банковские упаковки долларов и множество бумаг.

– Давайте выкладывать, займёмся арифметикой.

– Смотри-ка… Отчёты, счета… бухгалтерия…