пригласивший господ офицеров в свою избу, на их расспросы сообщил, что собственными глазами видел вчера днем на опушке леса, невдалеке от дороги, отряд конных солдат, отдыхавших возле костров, и даже разговаривал с их благородием господином офицером.
— Собой изящен, светловолос, приятен в обхождении? — первым делом поинтересовался Владимир Петрович.
— Так точно, весьма обходителен. Расспросил меня о здешних дорогах, не забредают ли сюда и не шалят ли францы. А на прощание даже изволил угостить шкаликом наливки, — похвалился староста.
— Сколько видел на опушке солдат и не было ли при них телег или саней?
— Как же, конечно, имелись. Целый обоз, — степенно ответил староста. — Их благородие сказали, что ему как раз велено оборонять войсковое имущество от францев. Солдат у костров грелось не особливо много, не больше восьми десятков душ, саней и повозок стояло десятка три—три с половиной. Разве их все по кустам среди деревьев толком углядишь да сосчитаешь?
— О чем еще говорил с их благородием?
— Они интерес имели, нельзя ли у наших мужиков разжиться санями. В обмен, значит, на их повозки. Я, конечно, поначалу осмотрел повозки. Оказались подходящие, иноземной работы. Так я сперва свои сани на одну обменял, а потом всю родню к такому выгодному делу склонил. Ни одной повозки в чужие руки не отдал, — с гордостью заявил староста.
— Офицер не сказывал, куда с войсковым имуществом путь держит? К городу или полку?
— К нашим. Что францев, стало быть, по тракту гонят. А поскольку в десятке верст от нашей деревни на большаке развилка, он меня про нее расспрашивал.
Владимир Петрович насторожился, переглянулся с сотником.
— Что за развилка?
— В том месте начинаются гнилые болота. Да такие, что в самые лютые морозы не всегда замерзают. Вот большак и обходит их со стороны, что к городу поближе. А поскольку деревни и на другом берегу болот имеются, тамошние мужики вдоль них свой зимник пробивают, ничуть не хуже большака.
— Что заинтересовало господина офицера?
— А все. Где путь длиннее, где короче. По какой дороге больше мужиков ездит, а также откуда проще к тракту свернуть и легче к нему добраться. Дотошный их благородие: каждую мелочь знать хочет, — уважительно отметил староста.
— По какой дороге он собрался ехать: по большаку или зимнику?
Староста пожал плечами.
— Кто ведает? Их благородие мне про свои дела не докладывали. Да и к чему мне это? В моей голове тогда одна думка вертелась: как бы они не передумали телеги на сани менять.
— Среди солдат, что у костров грелись, землячков не оказалось? — не отставал с расспросами прапорщик. — Может, кто-либо из них тебе шкалик наливки тоже поднес? — улыбнулся он.
Староста пренебрежительно махнул рукой.
— Какой там шкалик? Никто даже словом не обмолвился. Хмурые все какие-то, обличья в сторону воротят. Может, так и должно быть? Как-никак не к куму на святки едут, а на битву с францами, — глубокомысленно закончил он.
Выменянные предприимчивым старостой и его родней повозки, как и следовало ожидать, оказались точной копией уже виденных в монастыре и даже с клеймом того же саксонского мастера. Получив подтверждение, что они на верном пути, преследователи после короткого отдыха продолжили погоню по большаку дальше, в сторону упомянутой старостой развилки. Здесь, у начала присыпанных слоем снега болот, перед Владимиром Петровичем встал непростой вопрос: по какой из дорог следовать? У каждой из них, большака и зимника, имелись свои плюсы и минусы, каждая в чем-то одном выигрывала, а в другом проигрывала. Как угадать, что в данной ситуации играло для французов главенствующую роль? Скорость или безопасность, желание быть к тракту ближе или дальше?
Хотя в продолжение всего пути до развилки сотник и прапорщик только и говорили о предстоящем выборе маршрута, ни к какому определенному выводу они не пришли и продолжили обсуждение на месте, у самой развилки. Раздавшийся поблизости мелодичный звон колокольчика заставил сотника прервать себя на полуслове и взглянуть в направлении потревожившего его звука. Из-за ближайшего со стороны города поворота большака вынеслись небольшие нарядные сани, запряженные тройкой рысаков с черными султанами на головах и разноцветными лентами в гривах. Впереди на облучке восседал невзрачный мужичонка в надвинутом на брови облезлом треухе и рваной шубейке с поднятым воротом. Зато позади на медвежьей шкуре полулежала настоящая русская красавица: круглолицая, розовощекая, с длинной русой косой и полными веселья глазами. Увидев у развилки казачий отряд, она приподнялась на локте, радостно взвизгнула, а поравнявшись с офицерами, ткнула возницу кулаком в спину.
— Степашка, стой!
Девушка мельком скользнула глазами по ссутулившемуся в седле прапорщику, недовольно сморщила носик при виде хмурой, вислоусой физиономии верзилы-урядника, неотлучно находящегося при командире сотни, остановила взгляд на статном, красивом, молодцевато сидящем на коне казачьем офицере.
— Здравствуйте, господа! — весело воскликнула незнакомка. — Вы что, тоже к нам в город?
— Почему тоже? — улыбнувшись девушке, спросил сотник, галантно наклоняясь к ней с седла и незаметно переглядываясь с прапорщиком.
— Потому что совсем недавно мы встретили еще один отряд всадников. Господин офицер сказал, что они следуют в город и будут в нем до тех пор, покуда не прогонят из уезда последнего голодного француза, — с обаятельной улыбкой сообщила незнакомка.
— Белокурый, изящный, обходительный… — в один голос воскликнули сотник и прапорщик. Девушка с неприкрытым удивлением вскинула брови.
— Да. Но откуда вы его знаете? Он ваш товарищ?
— Однополчанин, — ответил Владимир Петрович и тут же поинтересовался: — Вы давно его видели?
— О нет… Пожалуй, с час назад.
— С офицером было около сотни всадников и десятка четыре саней с поклажей?
Незнакомка вновь не смогла скрыть удивления. Ее широко открытые глаза смотрели прямо в рот прапорщика.
— Наверное… — неуверенно ответила девушка, бросая молниеносный взгляд на своего возницу. — Хотя, по правде сказать, я не считала ни солдат, ни саней, — тут же добавила она.
Всю дорогу от избы старосты Владимир Петрович уверял сотника, что французы наверняка станут держаться подальше от людного большака, поэтому свернут с развилки на зимник, откуда ближе к тракту с их отступающими войсками. Сейчас, после разговора с незнакомкой, он задумчиво потер переносицу.
— Барышня, далеко ли отсюда до города? — спросил он.
— Тридцать пять верст.
— Возможно ли, минуя город, попасть с большака на тракт, по которому бегут французы?
— Конечно. Не доезжая пяти верст до города, через болота проложена гать. Она пересекает зимник, что на противоположном берегу, и прямиком выходит на тракт.
— Скажите, как быстрее попасть на тракт: по большаку и затем через гать или по зимнику?
— Через гать, она пересекает болота в самом узком месте. Дело в том, что противоположный берег на значительном расстоянии более пологий, отчего сильнее заболочен. Поэтому, прежде чем свернуть к тракту, зимник делает в обход трясины большую петлю. Если вам нужно срочно на тракт, езжайте только через гать, этим вы сократите путь верст на двадцать.
— Благодарим вас, барышня.
Сотник взглянул на опускающееся за вершины деревьев солнце, снова наклонился с седла к девушке.
— Уже смеркается, и мы рискуем не найти в темноте съезд с большака на гать. Тем паче что ветер начал разгуливаться и того гляди начнется метель. Вы не позволите своему кучеру проводить нас до начала гати? А вместо него мы дадим вам десяток казачков. Они мигом доставят вас домой, затем догонят нас.
Сотнику показалось, что при его словах в глазах девушки мелькнул ужас, а лицо заметно побледнело. Быстрому, испуганному взгляду, который она опять метнула на согнутую спину возницы, он попросту не
