экономии у тебя нет ни малейшего понятия.
– Кто как умеет…
– Ладно. О глупостях будем позже языками чесать. А скажи-ка мне, джигит, где твой приятель?
– Какой приятель?
– Тимур Сахокия.
– Не знаю, я давно не видел его. Дома его нет, не знаю.
– И это называется друзья? Ничего не знаете друг о друге… Или ты скрываешь что-то? Ай-ай-ай, зря стараешься, парень. Мы всё равно найдём его.
– Да пошли вы!
После обыска Сидоров со Смеляковым и следователем отправились к прокурору за санкцией на арест, однако, к безграничному удивлению Виктора, прокурор отказал им.
– Товарищи, доказательств мало, только косвенные улики, нельзя человека сажать на этом основании.
– Стало быть, постановления на арест не дадите? – насупился Виктор.
– Нет.
– Но тогда придётся отпускать Месхи, – проворчал Сидоров, обтирая платком взмокшую шею. – Нельзя этого делать. Мы же потом не найдём его, спрячется он, исчезнет. Упустим его!
– Это ваши проблемы, товарищи. Но на основании представленных вами материалов я не могу выдать санкцию на арест гражданина Месхи.
– Чёрт возьми! – выругался Виктор, нетерпеливо стукнув ладонью по столу. – Чёрт возьми! – повторил он, выйдя на улицу. – Как же так, Пётр Алексеич? Ведь улики же!
– И такое случается в нашем деле. – Сидоров размял папиросу и сунул её в рот.
– Неужто всё зря? Неужто упустим Месхи?
– У нас ещё есть Тимур Сахокия.
– А что он нам даст?
– Я перед выходом от прокурора к нам в отделение позвонил. Пришла бумага из ЗИЦа, что Бауманским РУВД на него возбуждено уголовное дело по статье 144 часть вторая УК РСФСР. Квартирная кража. Он сейчас в «Матросской тишине». Давай-ка двинем в Бауманский следственный отдел, нечего время терять. Возьмём у следователя разрешение на беседу с Сахокия…
Виктор согласился без энтузиазма. Было семь вечера, в девять часов истекал срок задержания Месхи.
Тимур Сахокия попался с поличным: квартира, куда он забрался, стояла на сигнализации. Он не оказал сопротивления, признал свою вину, но сказал:
– Украсть-то я всё равно ничего не украл. Ну залез, ну и что?
Пётр Алексеевич поговорил с коллегами из Бауманского РУВД и получил разрешение на беседу с Тимуром.
– Сейчас у нас с тобой, Витя, будет самый важный момент во всём деле, – сказал он Смелякову. – Дай- ка я с нашими созвонюсь насчёт Месхи… Алло, Васильев, ты, что ли? Привет, слушай, скажи Володьке, чтобы забрал Месхи из ИВС. Пусть везёт его в наше отделение и до двенадцати ночи ведёт с ним неторопливые разговоры о смысле жизни. Понял? Всё, действуй! – рявкнул Сидоров в телефонную трубку. – Вроде уже и не задержан будет, а всё у нас в руках, – пояснил он Смелякову. – А мы будем колоть Тимура.
– Ясно…
Тимур Сахокия был коренастый и круглолицый. Волосы у него сильно вились, брови почти срослись над переносицей. Он производил положительное впечатление, напоминал художника, но вспыхивавшая иногда в глазах злоба выдавала его истинную натуру.
– Значит, ты утверждаешь, что с Забазновскими не знаком?
– Не знаю таких.
– И в дипломатическом доме на Ленинском проспекте никогда не бывал?
– Именно так.
– Но ведь Милорад Забазновский учится с тобой на одном курсе.
– Мало ли кто там учится. Не обязан я со всеми знакомиться.
– Послушай, парень, за этой дверью стоят три сотрудника из охраны дипдома, они тебя видели не раз. Можем начать опознание. Но тогда дело примет другой оборот. То ты сам расскажешь, а то тебя уличат. Тебе ли не понимать этого? Так что, вызываю их? – Сидоров поднялся из-за стола.
– Ладно, не надо никакого опознания. – Тимур поёжился. – Бывал я у Забазновских, не раз бывал.
– На какой почве познакомились?
– Я с их сыном Милорадом дружил.
– Забазновские дали показания, что они иногда привозили вещи на продажу, а вы сбывали их.
– Ну и что? Бывало. Не такой уж это криминал! – огрызнулся Тимур. – Людям хочется красиво одеваться, особенно молодёжи.
– А какие отношения у вас с Месхи?
– Нормальные.
– Точнее.
– Учимся вместе. Встречаемся иногда.
– Иногда?
– Ну, часто встречаемся, очень часто! – вспылил вдруг Тимур.
– А наркотики тоже вместе употребляете?
– Какие наркотики? – встрепенулся Сахокия. – Я ничего не употребляю.
– Ладно, раз ты отпираешься, мы делаем у тебя забор крови и отправляем на анализ. Дело это нехитрое… А теперь давай вот о чём, голубчик. Парень ты молодой, а жизнь может сломаться навсегда. Преступление, которое ты совершил, жизнь твою не скрасит. Но ведь ты не первый раз квартиры ломаешь, так? Признавайся в других.
– Никаких других не было.
– Чистосердечное признание… Ты же знаешь, суд учтёт. Я же тебе не чужие кражи предлагаю на себя взять. Ты о своих расскажи, честно расскажи.
– Не понимаю, куда вы клоните.
– Клоню к краже из квартиры Забазновских. Вчера мы арестовали Месхи, дома у него изъяли шесть тысяч рублей, которые он прятал в туалете. Массу других вещей изъяли, которые мы сейчас проверяем по картотеке. Через эти шмотки мы наверняка выйдем ещё на ряд краж. У матери Давида мы изъяли кольцо. Не побрезговал он подарить краденое.
– Вот сволочь! – Тимур стукнул кулаком по столу и с отвращением сплюнул. – Я же говорил ему, чтобы не смел ничего оставлять себе! Говно дешёвое! Нельзя же, нельзя!
– И к тому же Давид не продал куртку Милорада.
– Он обещал в Тбилиси спихнуть её, но упёрся, пожадничал, оставил себе.
– Ладно, Тимур, давай уж теперь до конца.
– Что до конца? О Забазновских? Так вы всё уже знаете.
– Выкладывай о других своих похождениях. Помнишь, взяли тебя на Велозаводском рынке с ювелирными изделиями? Перстенёк ты пытался продать.
– Было дело.
– Но опера, видно, поленились, не установили, что за квартиру ты очистил. Но мы-то не такие ленивые, будем рыть до конца. У нас свой интерес. Но было бы лучше, если б ты всё-таки сам сказал…
Тимур долго молчал, затем попросил папиросу.
– Сам? – ухмыльнулся он.
Минут пять он думал, утопая в густом облаке табачного дыма.
– Ладно…
И он начал диктовать, его будто прорвало. Смелякова удивило, насколько хорошо Тимур помнил детали преступлений. Он называл точное время, где что лежало, обстановку квартир, он рисовал схемы… Всего насчиталось двадцать шесть совершённых им квартирных краж.
