–
–
–
–
В последних числах сентября Борис Жуков переехал на квартиру к Лене. Её родители улетели в Лондон в долгосрочную командировку.
– Ну теперь нам с тобой вдвоём будет просто шикарно, – сказал он Лене на следующий день после того, как они остались одни. – Давай соберём, что ли, компашку по этому поводу.
– С удовольствием. Ты кого предполагаешь позвать?
– Ну… Надо бы подумать. Чтобы не заскучали за столом…
– А когда?
– Чего тянуть? Давай на ближайшую субботу свистнем всех. Это какое число?
– Пятнадцатое…
– Я прямо сейчас и сяду на телефон. Начну с Верочки Шиловой…
Вера приняла приглашение, но сразу уточнила, что она придёт со Смеляковым.
– О, похоже, у вас с ним серьёзно, – пошутил Борис.
– У нас с ним как надо, – парировала она.
– Понял и умолкаю, сударыня. Я ведь так и так хотел его звать. Тогда ты сама позвони ему, ладно?
– Не позвоню, а передам при встрече. Он сегодня ко мне в прокуратуру должен заглянуть…
Смеляков приехал первым, поскольку ему было ближе других.
– Я думал, что ты вместе с Верой будешь, – удивился Борис.
– Она сказала, чтобы я ехал один. Она может чуть припоздниться.
Но пришла Вера почти вовремя. Увидев Виктора, чмокнула его в щёку.
– Привет.
Жукову сразу бросилось в глаза, что Виктор смотрел на девушку пронзительно нежным взглядом. «Тут всё не просто так, – подумал Борис. – Витька, кажется, основательно втюрился. Глаза у него просто по- мальчишески сияют».
– Проходите, чего вы столпились в прихожей! – выбежала к ним Лена.
Вера достала из полиэтиленового пакета туфли и направилась к дивану.
– Как же я устаю в сапогах, люди добрые! В каком поганом климате мы живём! Всё время дожди и грязь. Кажется, что даже если на такси к подъезду подкатить, то всё равно изгваздаешься… Вить, я сейчас, в ванную сбегаю, причёску поправлю…
Смеляков вернулся к книжным полкам, от которых он отошёл, услышав голос Веры. Ему всегда хотелось знать, что люди читают, всегда хотелось найти что-нибудь новое. Неожиданно увидел «Доктор Живаго».
– Лена, послушай, у вас тут, оказывается, есть «Доктор Живаго»…
– Папа из Парижа привёз. Это какое-то эмигрантское издание.
– Можно посмотреть?
– Конечно. Ты не читал?
– Откуда же я мог взять «Живаго»? Он же почти запрещённый. Вера рассказывала, что Пастернака за этот роман изгнали из Союза писателей.
– Вить, не читай ты эту ерунду, – подошёл к ним Борис.
– Ерунду?
– Не стоит эта книга всего того шума, который вокруг неё создали. Да и не было бы никакого шума, если бы Пастернаку Нобелевскую премию не дали. А дали её только из политических соображений. Уверяю тебя, что «Тихий Дон» и «Хождение по мукам» в сотни раз сильнее, острее и красочнее, чем «Доктор Живаго». Но идеологическая шумиха вознесла «Живаго» на недосягаемую высоту. Революция, со всеми её неоправданными жестокостями, у Шолохова гораздо страшнее. Пастернак – лирик, ему не хватает жёсткости.
– Дадите почитать? – спросил Виктор.
– Да бери на здоровье, – Борис равнодушно пожал плечами, – только на людях всё-таки не особенно «свети» её… Если хочешь знать моё мнение, то в этом романе гораздо интереснее любовная история и превратности судьбы, так сказать. А некоторые моменты просто удивительно хороши психологически, хотя прописаны, на мой взгляд, не до конца, не совсем точно… Вот послушай, – Борис взял книгу из рук Виктора и стал искать что-то в тексте. – Ага, нашёл… Лариса, главная героиня, совсем ещё молоденькая девушка, стала любовницей богатого мужчины, кажется, он был сперва любовником её матери, я точно не помню. И ты погляди, как Пастернак интересно заметил влияние её сексуального опыта на её мировоззрение. На меня это произвело сильное впечатление. Вокруг уже кипит революция, и приятели Ларисы, обыкновенные подростки, уже втянулись в работу революционного подполья… Да вот слушай: «Мальчики играли в самую страшную и взрослую из игр, в войну, притом такую, за участие в которой вешали и ссылали. Концы башлыков были у них завязаны сзади такими узлами, что это обличало в них детей и обнаруживало, что у них есть ещё папы и мамы. Лара смотрела на них, как большая на маленьких. Налёт невинности лежал на их опасных забавах. Тот же отпечаток сообщался от них всему остальному. Морозному вечеру, поросшему таким косматым инеем, что вследствие густоты он казался не белым, а чёрным. Синему двору. Дому напротив, где скрывались мальчики. И главное, главное – револьверным выстрелам, всё время щёлкавшим оттуда. „Мальчики стреляют“, – думала Лара…» Ну и так далее. Как тебе? Ведь очень точно и ёмко! Понимаешь, она – уже женщина, она познала суть, она познала то, на чём держится всё остальное. А они
