– Ты не учитываешь, что жалобы можно прятать, как сегодня прячутся многие заявления граждан.
– Если бы на самом верху решили исправить систему и прямо сказали, что работа всех ведомств будет оцениваться по жалобам населения, то всё бы изменилось в корне. Вот представь себе ситуацию. На заседании Политбюро ЦК КПСС принимается решение, что вся работа госаппарата отныне будет оцениваться по количеству жалоб от населения. Министр внутренних дел на коллегии, в свою очередь, объявляет это решение министрам внутренних дел республик и начальникам управлений внутренних дел краёв и областей. Те, в свою очередь, доводят новые требования до начальников райотделов и горотделов внутренних дел. И так до исполнителя… Понимаешь? Оценка всей работы, исходя из жалоб! Статистике же отводится та роль, которая ей и полагается по её сути, то есть чисто техническая, вспомогательная. Таким образом, в случае жалоб со стороны людей на кого-либо из оперов, например на меня, мой непосредственный начальник обязан принять соответствующие меры. Если же он ничего не сделает, то жалоба идёт выше и тогда вышестоящее начальство оторвёт голову моему начальнику. А если и это начальство не отреагирует, то жалобу подают ещё выше. И так до самого верха. И каждый начальник всегда будет знать, что он обязан удовлетворить жалобу, иначе он лишится погон… Лишь при таком раскладе к посетителю, пришедшему с жалобой, будут относиться с уважением, как, скажем, в Нью-Йорке относятся к клиенту в дорогущем магазине…
– Ты наивен.
– Нет. – Смеляков нахмурился. – Просто надо начать рассматривать жалобы как инструмент для исправления недостатков. Любая поступившая от населения жалоба – повод для того, чтобы бить в набат. Жалобы необходимы, чтобы понимать, в какую сторону направлять силы и внимание. По жалобам должны определяться слабые места в работе. Понимаешь? Слабые места! Нормальный человек укрепляет слабые места, а не взбучку устраивает за недосмотр.
– Кажется, я начинаю понимать, о чём ты говоришь.
– Наконец-то! Я уж подумал, что совсем разучился говорить.
– Дело не в том, что ты разучился говорить, а в том, что вопрос этот очень сложный, его в двух словах не сформулируешь.
– Да-с…
– Чтобы что-то сдвинулось с места, нужна политическая воля, Витя. Только ведь бюрократы не заинтересованы, чтобы ситуация изменилась в лучшую сторону. Бюрократы должны быть просто винтиками хорошо отлаженного механизма, а они превратились в самостоятельную прослойку цивилизации и живут самостоятельной жизнью, как паразиты. Знаешь, у некоторых людей и животных в кишках живут такие паразиты, которые высасывают из организма всё, что в него поступает, всю еду, соки. Они истощают организм до предела, но умирать ему всё-таки не дают, потому что без живого организма они сами погибнут. Вот бюрократы, по-моему, и есть такие паразиты. И ничего с ними не поделать. Вера замолчала.
– Но не сидеть же нам сложа руки! – Виктор опять лёг, уставившись в потолок. – Кто-то ведь должен начать говорить вслух! Кто-то должен начать вскрывать эти нарывы, очищать страну от гноя, иначе мы просто скатимся чёрт знает куда… Прости, я опять завёл речь о работе. Вот дурак! Лежу рядом с любимой женщиной, а рассуждаю чёрт знает о чём…
Он порывисто повернулся к ней, уткнулся в её волосы и почувствовал, как у него начала кружиться голова от прилива нежности.
– Прости, Верочка, прости меня за моё постоянное нытьё…
– Витенька, дурашка ты мой… Я же всё понимаю. Ты просто болеешь за дело. Если бы все так относились к работе, то давно всё изменилось бы в лучшую сторону…
Он прижался ртом к её губам и долго лежал без движений, затем оторвался от неё и прошептал:
– Вера, я тебя люблю…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ДЕКАБРЬ 1980
– Ну что, мальцы? Готовы? – Сергей Кучеренков бросил окурок в снег и придавил его башмаком.
Перед ним, сонно моргая, стояли Груздиков, Сошников и Валентин Андрюхин – троица, отобранная им для «проверки на вшивость». Груздиков и Сошников успели основательно продрогнуть, дожидаясь Андрюхина, и теперь переминались, постукивая ногой о ногу. Ночь была морозная и ветреная. Кучеренков взглянул на наручные часы. «Почти половина третьего. Пора начинать, не то уснут посреди дороги…»
– Может, ещё по стакану, Кучер? – спросил негромко Алексей Сошников.
– А тебе не хватит?
– Я уж протрезвел давно, – заверил Алексей, но Кучеренков прекрасно видел, что хмель вовсе не выветрился из Сошникова.
«Дрейфит парень, – подумал Сергей. – Ладно, дам ему ещё глотнуть. Авось смелости прибавится. У Груздя нервы-то покрепче. Впрочем, в бой он особо не рвётся, хотя готов на любое дело пойти, только бы в моих глазах мужиком себя показать… Ладно, поглядим на этих орёликов…»
Кучеренков извлёк из внутреннего кармана зимнего пальто закупоренную бутылку портвейна и двумя ловкими ударами ладони по донышку заставил пробку вылезти из горлышка.
– По глотку, не больше, – твёрдо произнёс Кучерен-ков. – А то уснёте там…
– Не бойсь, Серёга, не уснём, – с вызовом отозвался из-за поднятого воротника Груздиков.
Андрюхин молчал, зыркая испуганными глазами по сторонам.
– Пей, Андрюха! – Груздиков передал ему вино, и Ан-дрюхин жадно сделал три больших глотка.
– Этак ты всё вылакаешь, – вырвал у него бутылку Сошников.
Кучеренков оглянулся. На тёмной заснеженной улице никого не было видно. «Удачная погодка. Снежок метёт вовсю».
За углом его ждало такси. Он дал водителю пять рублей и велел подождать, пообещав ещё столько же сверх счётчика.
– Сумки взяли? – спросил Кучеренков.
– Всё при нас! – Груздиков похлопал себя по карманам, где лежали свёрнутые кульками клеёнчатые хозяйственные сумки.
Кучеренков давно приглядывался к комиссионному магазину на Ленинском проспекте. Там можно было поживиться самой разной импортной техникой: от калькуляторов до магнитофонов. Но Кучеренков велел своим новоявленным помощникам брать только часы и калькуляторы. «Это легко вынести, а с магнитофонами – сплошной геморрой. Вы меня поняли? Ничего крупного! Только часы и счётные машинки! Ясно?» – наставлял он парней.
– Айда, что ли? – произнёс Груздиков, поёживаясь.
– Андрюха, – Кучеренков вперил пронзительный взгляд в Валентина Андрюхина, – ты останешься у дверей на стрёме. Если что – крикнешь нам. И не трясись, ты ни в чём не участвуешь, просто прогуливаешься. Ясно?
Валентин кивнул.
Через минуту они подошли к двери магазина, Грузди-ков достал массивный гаечный ключ и наработанным движением своротил навесной замок.
– Вот и вся недолга. – Он довольно хохотнул себе под нос.
– Намастачился ты, – похвалил Кучеренков.
– Тренировался, – гнусаво пояснил Фёдор.
– А внутреннюю дверь ковырять не будем, – сказал Кучеренков. – Вышибай стекло.
В глухой ночной тишине звон стекла показался невыносимо громким даже сквозь опущенные уши меховых шапок.
– Опля! – почти прокричал Груздиков, врываясь в магазин.
– Не ори, – осадил его Кучеренков. – Бегом направо, увидите счётные машинки – сгребайте всё с полок. Выбирать некогда… Варежки не снимать!
Кучеренков проследил, как подельники, в мутном свете уличных фонарей похожие на призраков, почти бесшумно ринулись в отдел «Электронно-счётные машинки». Размытые человеческие тени поплыли по стенам, изламываясь на полках и прилавках. Сам Сергей, хорошо изучив расположение товаров в магазине, метнулся в отдел «Часы». Тут его ждало настоящее богатство: даже десяток советских часов «Слава» и «Полёт» по 50–60 рублей были хорошим уловом, а уж японские «Сейко» или «Касио» по 150–200 рублей,
