стороны, узловатые корневища, наполовину вылезшие из земли. Чем он мог привлечь внимание дозора? Может, двумя извилистыми светловатыми линиями, что тянулись от середины пня до самого верха и не гармонировали по цвету с его грязновато-бурым окрасом? Наверное, так оно и есть, потому что сколько Хрын ни всматривался в пень, ничего подозрительного в нем он больше не замечал. На всякий случай он провел по одной из линий пальцем, ковырнул ее поверхность ногтем и с недоумением посмотрел на дозорного.
— Ну и что?
Дозорный ухватился пальцами за верхний край пня между светлыми линиями, потянул руку к себе. И большой кусок пня, заключенный между линиями, легко и без всякого шума очутился у него в руке. Поверхность пня, прикрытая до этого вытащенным куском, оказалась смазанной тонким слоем уже высохшей земли, ею был покрыт с внутренней стороны и находившийся в руке дозорного кусок.
— Ну и что? — повторил свой вопрос Хрын, глядя на дозорного.
— За пень хватались рукой, когда забирались на выступ. Прошло здесь таким макаром не меньше четы. На выступ поднимались, потому что от него начинается скальный пласт, на котором не остается следов, как на траве или земле. По этому пласту можно незаметно выйти к вершине горы и спуститься в Голые овраги, что на другом ее склоне, — сказал дозорный, аккуратно вставляя кусок пня на старое место. — Все случилось не позже суток тому назад.
— Почему так думаешь? — прозвучал голос Шершня.
— Следы о том говорят. Смотрите сами.
— Все ясно, друже, — остановил ударившегося в излишние рассуждения дозорного Хрын. — Спускайся на тропу и объяви сотне привал. Предупреди: никому никуда не разбредаться, быть готовым к бою. Четовым через пять минут явиться ко мне.
— Считаешь, это серьезно? — кивнул Шершень на след у камня, когда дозорный отправился выполнять приказ сотника.
— Посуди сам. Кем были эти сорок или больше человек? Вряд ли нашими боевиками: им незачем здесь шляться и бояться собственных следов на пнях. Селян или кого другого из цивильных здесь быть не могло. Кто остается? Вот именно: казаки или самооборонцы. Кой леший и зачем занес их сюда? Может, оказались тут проходом, а может… — Хрын испытующе глянул на Шершня. — Вдруг мы наткнулись на сюрприз, что приготовили нам Советы?
— Разве мы с тобой не пришли вчера к выводу, что Советам негде взять взвод, который может сейчас поблизости скрываться?
— Рассуждения — одно, а реальная действительность — другое. Потом, осторожность еще никому и никогда не мешала. Предлагаю поступить так. Если противник где-то рядом, он, скорее всего, в Голых оврагах, что на противоположном склоне нашей горы. Наведаемся туда и с чистой совестью двинемся дальше.
— Уговорил…
Противоположный склон горы был каменистым, безлесым, с редкой травянистой растительностью. Овраги начинались примерно в полукилометре от вершины и спускались к подножию тремя узкими лентами-щелями.
Пристроившись на вершине горы, Хрын и Шершень в бинокли наблюдали, как сотня окружала овраги. Одна чета, растянувшись цепью, шла на них в лоб, две другие заходили с флангов. Четверка МГ, установленных на станки-треноги, была готова в любой момент поддержать атаку огнем. Вот чета, наступавшая с фронта, в двухстах метрах от ближайшего к ней оврага, вот в полутораста. И тогда ударили чужие пулеметы: один из-под скального обломка, что виднелся в десятке шагов перед оврагом, еще два из самих оврагов. Атакующие в тот же миг повалились наземь, в поисках укрытий от пуль стали расползаться в разные стороны. Отвечая на стрельбу противника, застучали оуновские МГ, из оврагов и со склона горы затрещали автоматы и зачастили винтовочные выстрелы. Огневой бой разгорался с каждой минутой.
— Примерно полусотня стволов, из них пять дегтяревских ручников, — подсчитал силы противника Хрын. — Крепко непоздоровилось бы Биру и Стаху, навались на них с тыла эти казаки.
— Откуда здесь взялись Советы? — недоумевал Шершень. — Откуда? Ума не приложу.
— Из города они взялись, друже референт СБ, из города, — откликнулся Хрын. — А ум сейчас прикладывать поздно, раньше это нужно было делать. Проморгала твоя разведка этих казачков, проморгала. Подучил бы ты своих пинкертонов уму-разуму.
— Обязательно подучу, — пообещал Шершень. — Они у меня эти овраги надолго запомнят.
Вдруг он вспомнил: сутки назад связник, прибывший со «штафетой» от городского подполья, в разговоре с ним обмолвился, что при выходе из города документы у него проверял обычный советский солдатский патруль, хотя раньше этим всегда занимались казаки. Он, Шершень, пропустил тогда этот факт мимо ушей, не придал ему должного значения. Подумаешь, солдаты вместо казаков! Легко объяснимая вещь: Советы решили усилить комендантскую службу и привлекли на помощь казакам солдат из железнодорожной бригады.
О том сообщении связника Хрыну ни слова. Хватит, что на совести Шершня уже имеется четовой Догура. Однако лично для себя сделать выводы он должен обязательно. И как можно скорее! Значит, в оврагах находится полусотня солдат противника, причем в бинокль видно, что вместе с казаками там и местные самооборонцы.
Но если Советы задумали как следует проучить оуновцев, они не ограничатся единственной ловушкой вроде этой, случайно обнаруженной Хрыном в Голых оврагах. А раз так, поход на выручку Бира и Стаха становится весьма опасным предприятием. Зачем ему, Шершню, рисковать собственной головой? Отказаться продолжать путь с Хрыном? Недоброжелатели обвинят его в трусости. Нет, нужно поступить умнее: например, сделать так, чтобы сотник сам предложил Шершню не идти с ним к базе Бира. Добиться этого, зная вспыльчивый характер Хрына, не так уж сложно…
— Что думаешь предпринять, друже? — громко спросил у Хрына Шершень, стараясь, чтобы его слова долетали до слуха начальника штаба сотни и телохранителей Шершня, лежавших невдалеке от главарей.
— Одна чета при двух станковых МГ свяжет казаков в оврагах боем, а главные силы сотни продолжат выполнение прежней задачи.
— Не опасно со столь малыми силами забираться в самую пасть к Советам? Может, лучше идти на выручку к хлопцам Щура и Рудого?
Хрын оторвался от окуляров бинокля, с раздражением глянул на эсбиста.
— Опять начинаем толочь воду в ступе? Повторяю, сотен Щура и Рудого уже нет. Понимаешь? Нужно, пока не поздно, оказать помощь Биру и Стаху.
Шершень заметил, что начальник штаба и боевики-телохранители перестали перебрасываться между собой словами и начали прислушиваться к их разговору.
— А я считаю, что необходимо выручать наши сотни в низине, — как можно громче сказал Шершень. — Идти к базе Бира — слишком большой риск.
Лицо Хрына побледнело, глаза превратились в узенькие щелочки, голос налился металлом.
— Друже надрайонный проводник, руководить боем может только один командир. Выбирайте, кто этим будет заниматься: я или вы. Если я — прошу мне не мешать, если вы — жду приказаний и готов к немедленному их исполнению.
Шершень постарался придать лицу растерянное выражение.
— Зачем так, друже? Военный комендант сектора — ты, и я вовсе не собираюсь брать на себя твои обязанности. Но могу же я поделиться с тобой своими опасениями?
— Решение уже принято — спешить на выручку сотням Бира и Стаха. Я не вижу причин менять его.
— А казаки в Голых оврагах? — заметил Шершень
— Одной четы и пары станковых МГ достаточно, чтобы сковать их боем и не позволить высунуть носа из оврагов. Командовать этой четой хочу предложить тебе. Тогда каждый из нас окажется при своем деле и не станет… отвлекать другого. Согласен?
Какое-то время Шершень, приняв задумчивый вид, молчал.
— Коли считаешь, что для дела так будет лучше, подчиняюсь. Но еще раз прошу тебя — помни об
