скамейке, поджидая Дарина и Гингему, и выглядели до того похожими на людей, что проходившая мимо пожилая женщина даже спросила их о чем-то, кивнув на тяжелые сумки возле лавочки.
Тохта подумал еще минутку.
План вурдалаков ему был ясен. Но они не учитывали одного важного обстоятельства: бесстрашного и опасного кобольда-одиночку! Вооруженного, между прочим, арбалетом охотника за нечистью.
Предупредить Гингему и Дарина о засаде он, Тохта, не может, но помешать прислужникам фей напасть на своих друзей — очень даже!
… Дверь в квартиру Гингемы кобольд решил оставить приоткрытой: мало ли как дело повернется, вдруг нужно будет срочно отступить? А через порог, посыпанный морской солью, ни один вурдалак не переступит! Держа наготове заряженный арбалет, Тохта осторожно спускался по лестнице. Серебряные болты позвякивали в кармане. Едва спустился на четвертый этаж, внизу хлопнула подъездная дверь, раздались женские голоса. Тохта замер: а ну, как поднимутся сюда, да увидят на лестнице кобольда?! Куда деваться, где скрыться? На его счастье, женщины проживали на втором этаже, так что наверх подниматься не стали.
Только Тохта перевел дух, как из подъезда снова потянуло сквозняком — видно, опять кто-то из жильцов вышел. И вдруг от сквозняка дверь в квартиру Гингемы с грохотом захлопнулась, щелкнув замком.
Тохта от неожиданности так и подскочил. Потом стрелой взлетел на пятый этаж, толкнул дверь — заперто! Теперь и не скрыться в случае чего!
С минуту стоял перед закрытой дверью, потом решительно встряхнулся, взял арбалет наизготовку и бесшумной тенью скользнул по лестнице вниз.
… Кобольды никогда не любили сражаться в открытом бою. Даже имея солидное численное превосходство, они предпочитали подбираться к противнику исподтишка, нападать из засады и действовать неожиданно.
Тохта решил не изменять привычкам предков: выскользнул из подъезда и сразу же нырнул в кусты. В зарослях, припав брюхом к земле, прополз возле стены дома, не сводя горящих глаз с компании вурдалаков в человеческом обличье. Миновал детскую площадку, перемахнул через дорожку и метнулся в цветник. Цветы кобольд терпеть не мог: слишком сильно они пахли, перебивая запахи, летящие по ветру. Тохта вытер нос лапой, негромко фыркнул, отгоняя назойливую цветочную вонь и принюхался. Вот оно, вот оно! Человеческий облик кого угодно может обмануть, но только не кобольда, а все почему? А потому что, во- первых, кобольды и сами, как ни крути, существа магические, значит, умеют видеть суть вещей, обычным людям недоступную, а, во-вторых, запах! От сидевших на скамейке людей пахло не по-человечески: сырой землей, тленом, сладковатым душком разлагающейся плоти. Тохта осторожно прополз еще немного и замер: один из людей прекратил разговор и беспокойно огляделся по сторонам. Неужели, учуял?! Тохта подождал еще немного: вурдалак возобновил разговор, но при этом настороженно прочесывал глазами двор — как пить дать что-то заподозрил! А ведь в нападении кобольдов фактор неожиданности — первое дело! Но какая уж тут неожиданность, если вурдалаки принялись озираться по сторонам, будто отыскивая кого- то?
Тохта замер. Кобольды могли часами сидеть в засаде, не двигаясь и не меняя положения, впадая в подобие оцепенения, но при этом зорко наблюдая за происходящим. Так же поступил и Тохта: застыл, обратился в камень и даже глаза прикрыл, чтоб не блеснули на солнце ярко-красным. Выждав, сколько нужно, осторожно двинулся вперед: заранее приглядел отличное местечко возле гаражей, там, где кусты боярышника погуще. Полз змеей и только об одном молил небеса: чтоб Гингема и Дарин не появились во дворе раньше положенного.
Оказавшись в кустах возле гаража, Тохта устроился поудобней и вытащил из кармана первую арбалетную стрелу: короткую, тяжелую. Поглядывая на сидевшую на скамье семью, натянул тетиву.
Никогда прежде не приходилось ему вести самый настоящий бой: давно закончились кровопролитные войны кобольдов, и ремесло у потомков воинственного племени было самое, что ни есть мирное — в Лутаке кобольды работали менялами.
Но Тохта всегда чувствовал: имелось в его душе кое-что, лежащее глубоко, на самом дне, там, где темно.
Нечто, разбуженное только сейчас: дикое, опасное, жаждущее помериться силами с противником, таким же опасным и сильным. И это нечто, эта темная часть души, истосковалась по другой жизни: где не было покоя, безопасности, уютной норы, меняльных столиков у крепостной стены, а была жестокость, кровь, где пахло гарью от сгоревших чужих домов, где из животов, вспоротых острыми зубами кобольдов, вываливались на траву внутренности врагов.
Один из вурдалаков поднялся со скамейки и тревожно огляделся. Кобольд пристально, не мигая, смотрел на стоявшую возле лавочки девчушку — в яркой футболке, в художественно разодранных джинсах, с модными заколками в русых волосах — и сквозь человеческий облик явственно видел хищную морду опасной твари, остороконечные уши, плотно прижатые к черепу, маленькие, глубоко сидящие глаза.
Тохта поднял арбалет и прицелился.
Арбалетный болт ударил вурдалака в грудь и отбросил на скамейку. Пытаясь устоять, он вцепился в спинку скамьи, но не удержался и рухнул прямо под ноги двум другим упырям.
Не успело тело убитого коснуться земли, как начались изменения. Лицо вытянулось и стало напоминать морду летучей мыши, плечи сделались сутулее и шире, руки удлинились. Затрещала по швам одежда. В следующий момент тело вурдалака начало распадаться: серая кожа вокруг раны мгновенно почернела, как обугленная — серебро разъедало ее, разрывало плоть, плавило кости. Слышался шипящий звук да тошнотворный запах горящего сырого мяса.
Два других вурдалака разом вскочили на ноги, озираясь по сторонам. Тот, что был в облике мужчины, бросил короткий взгляд на почти распавшееся тело убитого.
— Серебряный арбалетный болт! — прошипел он, обшаривая взглядом кусты напротив. — Кобольд! Больше некому!
Оба вурдалака бросились к зарослям боярышника с такой скоростью, что на мгновение пропали из виду. Затрещали сучья и ветки, послышалось яростное рычание, но Тохты там уже не было.
Белокурая полноватая женщина в светлом платье замерла, принюхиваясь к воздуху, и внезапно, почуяв неладное, стрелой метнулась в сторону. Но мгновением раньше блеснула на солнце короткая серебряная вспышка и короткая стрела глубоко вошла в ногу вурдалака, чуть ниже колена. Раздался визг, полный боли и ярости.
Сидевший в цветнике Тохта крепко выругался: за месяц жизни бок о бок с Дариным освоил немало затейливых словечек, обучив, в свою очередь, и приятеля некоторым, особо неприличным ругательствам, принятых у кобольдов.
— Чтоб тебя! Промахнулся!
Не теряя времени, он снова сменил место: прополз среди цветов и оказался за кустом сирени. Торопливо зарядил арбалет, решая: добить раненого вурдалака или пристрелить оставшегося? Подумал, что лучше сосредоточиться на том, что был в облике мужчины: раненая женщина, что корчилась возле детской площадки, большой опасности не представляла — серебро отравит его, прикончит, хотя и медленнее, чем хотелось бы Тохте. Даже если вурдалак вырвет стрелу из ноги, ему уже вряд ли удастся оправиться.
Кобольд поднял заряженный арбалет и вдруг замер: третьего вурдалака во дворе не было, он исчез! Тохта поспешно прочесал взглядом двор: где он, где?! Сбежал? Вряд ли… с вурдалаками у кобольд за свою жизнь встречался лишь пару раз, зато наслышан о них был немало. Опасные злобные твари, трусливыми их назвать никак нельзя. Так что вурдалак вряд ли сбежал… скорее всего, в этот самый момент, пока кобольд ведет охоту на упырей, он тоже начал свою собственную охоту — на него, на кобольда.
Только Тохта подумал об этом, как зловещий холодок коснулся его загривка. Кобольд застыл, шерсть на спине медленно поднялась дыбом. Позади кто-то был, Тохта чувствовал это совершенно точно. Оборачиваться и смотреть он не стал. Вместо этого кобольд метнулся в сторону — и очень вовремя: изогнутые когти пробороздили землю как раз на том смете, где мгновением раньше он стоял. Третий вурдалак, наполовину преобразившийся, повернул морду, и уставился на Тохту.
— Кобольд, — прошипел он. Длинные тонкие клыки свисали ниже подбородка, глаза горели злобой. — Так я и думал! Убью тебя!
