— Кто это был?
— «Верблюды», папа.
Призрак взглянул на Сергея Борисовича. «А что, если парень говорит правду? — захотелось спросить ему. — Что, если он и вправду встречался с „верблюдами“ — перевозчиками „дряни“? Просто захотел срубить деньжат».
Удар по плечу. Рука громилы, сломанная в предплечье, повисла плетью. Амбал уже не кричал. Он подвывал, как умирающий пёс.
— Кто?
— Су-у-ука…
Сергей Борисович аккуратно примерился, широко размахнулся, скомандовал Призраку:
— Отойди-ка.
Бита со свистом пошла вниз. Глаза амбала расширились, рот принял форму и размер бублика. Беззвучный крик повис на губах. Громила вскинул уцелевшую руку, защищая голову. Бита ударила по запястью и, почти не потеряв скорости, обрушилась на висок амбала, разрубив череп до половины. Приглушённый чавкающий удар. Черно-серые брызги повисли на стене, на спинке кресла, на пиджаке Призрака. Кресло перевернулось, и амбал оказался на полу. Он подрагивал всем телом, пытаясь ползти к двери, однако Сергей Борисович сделал шаг вперед и вновь вскинул свое оружие. Еще один удар. Затылок громилы превратился в кашу. И снова свист биты, а затем удар. Амбал захрипел и перевернулся на спину. Мафиозо молотил по обезображенному лицу громилы битой, стервенея от вида крови. Вид у него был безумный. Остановился он только тогда, когда голова бывшего охранника превратилась в месиво. Ковер был залит кровью. Брюки и туфли Сергея Борисовича пропитались бурым.
Мафиозо швырнул окровавленную биту в угол, посмотрел на дергающегося в агонии амбала и сплюнул.
— А если это не он? — спросил спокойно, словно ничего не случилось, Призрак.
— Он, падло, — убежденно ответил Сергей Борисович, отдуваясь. — Больше некому. — Мафиозо посмотрел на забрызганный кровью и мозгом пиджак Призрака, прокомментировал: — Говорил же: отойди. Возьми мою рубашку и костюм какой-нибудь. А своё барахло отдай «быкам». Пусть сожгут. Ковер, кстати, тоже. И скажи, чтобы это г…о, — кивок на труп амбала, — убрали. Пусть зароют. И кровь тут затрут.
— Зря ты его мочканул, папа, — пробормотал Призрак. — Менты и так тебя «пасут».
Он никогда не позволял себе советовать шефу и никогда не давал оценок действиям папы. Но сейчас Призрак чувствовал: надвигается большая беда. С тех пор, как они ввязались в эту историю с акциями, в его мозгу поселилось дурное предчувствие. Один раз даже мелькнула дурная мысль — прикончить папу и сорвать когти. Призрак не понимал необоснованной жестокости шефа.
Сергей Борисович с удивлением посмотрел на телохранителя.
— Ты что это, советы мне решил подавать? — Он подошёл ближе, остановился в шаге от телохранителя. Тот смотрел мафиозо в глаза. — Я тебя спрашиваю. Ты решил мне подавать советы? — Призрак промолчал. Сергей Борисович отвернулся и уставился в окно. — Ты подаёшь мне советы?
— Я просто сказал, что его не стоило мочить сейчас, — вдруг медленно и четко проговорил Призрак. — Мы могли бы запереть этого козла в подвале, покалякать по-свойски, он бы всё выложил. Прихватили бы «взломщиков», узнали бы, кто их нанял. А так — себе больше мороки. Кровь не отмоешь. Если менты нагрянут, лет по пятнадцать и тебе, и мне, папа.
— Та-ак… — Сергей Борисович поджал губы. — Вот, значит, как дела обстоят? Вот кто теперь у нас «бугор»? Вот кто решает, что стоит, а что не стоит? Ладно. — Он вдруг резко повернулся, прошел к столу, достал из ящика пистолет, протянул Призраку. — Бери. Кончай меня и садись в моё кресло. Ты же, б…ь, умный. Сам теперь можешь дела вести. Давай. — Тот не шелохнулся. Несколько минут они смотрели друг на друга.
— Ты меня не так понял, папа, — наконец сказал Призрак.
— Поменьше мели языком! — рявкнул в ответ Сергей Борисович. — Твоё дело охранять, а не шептать на ухо. Я пока еще живой! Ясно? Живой. И у меня хватит сил завалить любого, кто попробует копать мне яму. Значит, я решаю, что лучше. Ясно?
— Ясно, папа, — произнес телохранитель.
— Этот ублюдок, — кивок на труп амбала, — не знал ничего такого, что не было бы известно нам. «Взломщиков» могли нанять только два человека. Я и Константин Георгиевич. Делай выводы.
— Так, может быть, «прихватить» его?
— «Прихватить» члена правительства? — Сергей Борисович усмехнулся. — Ты, и правда, не в себе. С этой бандой воевать — себе дороже. Я не самоубийца. И потом, кто откажется от трехсот миллионов долларов? Только не я. Теперь иди, переоденься и распорядись насчёт уборки.
— Хорошо, — ответил Призрак и вышел.
«— Ты так и не рассказал мне о своих неприятностях, — заметила она.
Сейчас, после бурной любовной сцены, я был меньше всего настроен говорить о своих проблемах. Одно воспоминание о них вызывало у меня дрожь. Я повернул голову и увидел ее глаза. Внимательные, с золотистыми искрами любопытства.
— Не думаю, что тебе следует это знать.
— Милый, я ведь психолог. — Ира улыбнулась и провела прохладной ладонью по моей заросшей щетиной щеке. — Возможно, мне удастся чем-то помочь тебе.
В моем положении помочь мог только револьвер с одним патроном в барабане.
— Справлюсь как-нибудь.
— И всё-таки? — Она натянула повыше одеяло, присела, согнув колени.
Я тоже присел, навалился спиной на стену, закурил. Есть ситуации, в которых проще согласиться, чем доказывать обратное. Мой бастион выбросил белый флаг. Я не рассчитывал впутывать её в наши опасные „игры“. Напротив, полагал, что, когда Ирина узнает обо всем, то решит держаться подальше от всего этого бреда сумасшедшего. Я ошибся.
Выслушав меня, она посерьезнела, кивнула:
— Я полагала, что Пётр преувеличивал степень не приятностей, но теперь считаю, что вы оба даже не представляете всей серьезности сложившейся ситуации.
„Так, — подумалось мне. — Любовь закончилась. Меня вернули с небес на грешную землю и — в который раз! — дали понять, что я ничего не соображаю. Может быть, устроиться в наш овощной грузчиком? Чтобы ворочать ящики, много ума не требуется“.
— А ты представляешь? — спросил я, ломая в пепельнице недокуренную сигарету.
— Да. Во-первых, ты совершил громадную ошибку, не обратившись в милицию сразу после того, как вашего Димку похитили, — сказала она. — Во-вторых, тебе не следовало ничего трогать в офисе. Милиция, несомненно; заинтересуется тобой. Хотя бы из-за отпечатков пальцев, которые ты оставил на месте происшествия в избытке. У тебя, в отличие от Петра, нет алиби. На месте следственных органов я бы не стала раздумывать. В принципе, мне и самому это было ясно, но в каждом даже безупречно выверенном с точки зрения логики деле существует человеческий фактор. Иногда эмоции толкают человека на совершенно непредсказуемые, более того, алогичные поступки.
— По-твоему, я должен был оставить Димку в петле?
— Да. От того, что ты снял его, никому лучше не стало.
— Мне стало лучше, — резко ответил я, через секунду пожалев о своем тоне, — Ирина-то тут при чем? — добавил: — А ты бы оставила его висеть?
— Не знаю, — ответила она, пожимая плечами. — Правда, не знаю. Мне никогда еще не приходилось принимать подобных решений.
— Ладно. Что сделано, то сделано. — Я подумал, оценивая перспективы, затем полюбопытствовал: — Ты полагаешь, меня посадят?
— Если не отыщутся настоящие убийцы — да, — ответила она, хмурясь.
— Намёк ясен.
— Нет, дорогой. Ты ничего не понял. Я вовсе не призываю тебя взять в руки лупу. Лучше все-таки доверить это дело милиции. Ты — уж прости, милый, — не производишь впечатления Шерлока Холмса.
