обращая на людей и машины внимания. Словно бы они были здесь хозяевами, а все остальные — частью их жизненного фона. Осокина передернуло. Он почувствовал, как в нем зарождается паника. Она перекатывалась в желудке, вызывая тошноту.
Осокин попятился, глядя в эти горящие страшным желтым огнем глаза. Он пятился до тех пор, пока не уперся спиной в отделанную ребристым пластиком колонну входа. Пожалуй, никогда в жизни ему еще не было
Осокин сглотнул, несколько секунд всматривался в темноту, затем повернулся и вошел в магазин.
Здесь было тепло и спокойно. Тихий тропический островок посреди свинцово-штормового океана. У входа топтались двое парней в черной униформе службы безопасности. Осокин покрутил головой, высматривая Наташу. За длинными рядами стеллажей разглядеть девушку он не мог, но зато убедился, что она не стоит в очереди ни к одной из касс.
Осокин миновал турникет, быстро прошел вдоль лотков с фруктами и длинного прилавка с рыбой, за которым вдоль стены выстроились внушительные аквариумы с живыми осетрами, раками и форелью… Затем он свернул налево и неторопливо-прогулочно зашагал вдоль длинной стены, рассматривая посетителей, выбирающих товар.
Вот почтенное «новорусское» семейство. Папа — внушительного вида, в черном плаще и шикарном костюме — впереди, фотомодельная мама в бежевом пальто и аккуратный парнишка лет девяти — чуть сзади. Папа как раз читал этикетку на баночке с мидиями. Дородная дама в кожаном огненно-рыжем пальто выбирала корнишоны, старательно шевеля губами и прижимая свободной рукой к округлому боку черную сумочку. Народ попроще — бородатый парень в дешевой коже и тоненькая, явно измученная жизнью девица выбирают в груде «нарезки» упаковку с венскими сосисками. В колбасный — короткая очередь. Наташи среди них не было. За сыром — двое. Высоченный здоровяк и пожилая дама с таким слоем помады на лице, словно ее наносили малярным валиком. У витрины с фантастическими салатами и фантастическими же ценами — никого.
Дальше, у длинного ряда истекающих мутным паром холодильников, народу побольше. Там цены подоступнее. Котлеты, бифштексы, пельмени… Прогуливаются кругами, выбирая между качеством и ценой. «По-киевски» они себе, конечно, не возьмут, но что-нибудь попроще, вроде «кордон-блю» из индейки — обязательно. Побалуют себя мясным.
У молочного ряда — шестеро, в основном молодые женщины. Осокин свернул, пошел вдоль ряда. Он понятия не имел, как сегодня будет одета Наташа, поэтому всматривался в лица. Усталые, измученные, сосредоточенные. В глазах — серая безысходность. Жизнь вспыхивает, лишь когда мелькает ценник с надписью: «Скидка».
У отдела игрушек двое ребят: девочка лет пяти тянется к коробке с метровой куклой, удивительно похожей на живого ребенка. Мальчишка лет двенадцати сосредоточенно рассматривает коробки с коллекционными машинками и что-то прикидывает в уме.
У стеллажей с пивом и алкогольными напитками — мужчины. Человек пять. Прохаживаются неспешно, со вкусом выбирая напитки, соответствующие их потребностям и карманам. Седоватый хлыщ в длинном кашемире расспрашивает продавца о коньяках и бренди, и тот что-то с упоением рассказывает, постоянно двигаясь, теребя собственные пальцы, прищелкивая, приплясывая, делая крохотные шажки от витрины к покупателю и обратно. Осокин знал цены на приличные коньяки и понимал старания продавца. Сам он коньяки не любил. Предпочитал водку. А те двое мужичков, похожие на дистрофичных борцов сумо, наверное, любят пиво. Осокин повернулся и заметил давешнего детектива. Тот улыбался понимающе тонко и прикладывал палец к губам. Мол, все вижу, все знаю, но молчу. Осокин подошел к нему, спросил шепотом, старательно делая вид, что разглядывает парадно-войсковой строй элегантно-подтянутых бутылок.
— Что вам здесь надо, черт побери?
— Александр Демьянович, миленький, я, как и вы, интересуюсь хорошими горячительными напитками, — детектив озорно посверкал глазками. — Могу я позволить себе бутылочку достойного коньяка или приличной водки по случаю удачного завершения очередного заказа? Вы ведь тоже пришли сюда именно за этим? Не из-за слепой же стюардессы? Это было бы нелепо.
— Не лезьте не в свое дело.
— Ну зачем же вы так, Александр Демьянович? Я разве же лезу? Это ведь вы ко мне подошли, — вроде бы даже обиженно сказал детектив.
— Смотрите, если я узнаю, что вы шпионите…
— Упаси меня бог, уважаемый Александр Демьянович. Упаси меня бог, — детектив трогательно прижал к по-женски округлой груди изысканно-пухлую ладошку. — Не шпионю вовсе. Просто вот подумал, может быть, вам захочется узнать побольше о, так сказать, объекте вашего пристального внимания. А тут как раз я. Ну, и повод удачный. Насчет водочки я ведь не соврал…
— Отлично. Покупайте свою водочку. А в мою жизнь не лезьте. И, кстати, предоставленной информации мне вполне хватило. Так что напрасно трудитесь.
Осокин кивнул, оглянулся, шагнул в проход, зашагал дальше, ощущая спиной взгляд детектива. Не то чтобы его волновал этот убогий тип или беспокоило столь пристальное внимание, но ему излишняя шумиха была ни к чему. Черт знает, какой оборот могла принять вся эта история.
— Ну, это ведь как знать, Александр Демьянович, — бормотнул едва слышно ему вслед детектив. — Никогда не знаешь, что и когда может понадобиться…
Но Осокин этого не слышал. Его мысли уже вновь были заняты Наташей.
Налево тянулись стеллажи с конфетами, орешками и прочими мелко-вкусными приятностями. Здесь Осокин оглянулся еще раз. У него мелькнула мысль, что, может быть, Наташа и вовсе не пошла сегодня в магазин. Решила перенести на завтра, чтобы уж спокойно купить, без нервотрепки. Или, предположим, пенсию задержали? Впрочем, если уж детектив намекнул, что она здесь…
Осокин сделал еще два шага и тут заметил
Осокин подошел, остановился рядом. Он заметил, как при его приближении девушка слегка повернула голову, а фигурка ее стала чуть напряженнее. Осокин остановился рядом, взял другую коробку, покрутил в руке.
— Сто рублей за двести граммов? — сказал он негромко, словно бы удивляясь. — Должно быть, хорошие конфеты. — Наташа не ответила. — Вы любите шоколад? — спросил Осокин, поворачиваясь к девушке.
— Простите, но какое отношение это имеет к вам? — спросила она сухо.
— Я хотел угостить вас этими замечательными конфетами, — улыбнулся он. — Но потом подумал, вдруг вы не любите шоколад.
— Благодарю, не стоит утруждаться, — прежним тоном ответила Наташа. — И, кстати, боюсь, что ваше внимание не найдет здесь должного отклика. Поищите другой объект своей шоколадной щедрости.
— Поймите правильно, Наташа, — Осокин засмеялся, прижал ладонь к груди. — Я подумал, если вы принимали цветы, то почему бы вам не принять и коробку конфет? Тем более что они, кажется, действительно неплохие. Хотите, попробуем?
Девушка молчала. Пальцы ее больше не скользили по коробке. Она о чем-то думала, а Осокин внимательно вглядывался в ее бесстрастное лицо. Похоже, после травмы Наташа приучилась держать эмоции при себе, отгородилась от мира стеной собственного холода. Наверное, так ей было проще существовать в темноте.
Осокин спокойно сорвал с коробки прозрачную пленку, поднял красивую серебристую крышку.
— Пожалуйста, угощайтесь.
— Спасибо, — она положила свою коробку на стеллаж. — Я действительно не люблю шоколад. Так что… Извините.
— Ничего страшного, — Осокин закрыл коробку. — Я тоже не люблю шоколад. Но эту коробку придется купить, поскольку уже открыта, — он усмехнулся.
— Знаете что, — Наташа повернула голову. Смотрела она не на собеседника, а чуть в сторону. —
