проформы. За оставленных псов волноваться не стоит — когда начнет лопаться черепица, грохоту будет предостаточно. Псы уйдут.
Родищев зашагал прочь. Три его «спасителя» сидели на прежнем месте. Доберман, повернув узкую морду, наблюдал за тем, как из окон «офиса» вырывается пламя и ползут клубы дыма.
Игорь Илларионович прошел мимо, скомандовав на ходу:
— Гулять!
Джип визитера стоял у ворот. Можно было бы подогнать его поближе к «офису», но какой смысл? Сгорит машина или нет — не имело значения. Установить владельца не составит труда, только, скорее всего, машина записана на совершенно постороннего человека, а визитер ездил на ней по доверенности. Но даже если машина записана на него, это, в сущности, ничего не меняло. Заказчик рано или поздно поймет, что дело провалилось. Однако Игорь Илларионович на сей счет не беспокоился. Сначала Заказчик подумает, что жертва каким-то странным образом сумела избежать смерти и устранить и исполнителя, и посредника. Но довольно быстро у него появится и другое соображение: например, что посредник или исполнитель, а скорее всего, оба сразу, получив от Родищева номер банковского счета и деньги, попросту его «кинули». А уж когда он узнает, что и тот, и другой «растаяли» за горизонтом… В общем, пусть помечется.
Игорь Илларионович забрался в «Москвич», запустил двигатель и нажал на газ.
В дежурке за толстой стеклянной перегородкой Петя Чевученко, отдуваясь, пил чай и аппетитно ел бутерброд с маслом и сыром. Отдуваясь, потому что чай был только что заваренным. Еще истекал парком на крашеной деревянной табуретке стальной электрический чайник. Галстук у старлея был расстегнут и висел на булавке, выпустив поверх кителя длинные темно-серые «языки». Фуражка лежала в стороне, на пульте.
Журавель торчал в дежурке. Выглядел он сильно раздобревшим и умиротворенным. Волков пожал ему руку, окидывая критическим взглядом заметно расплывшуюся фигуру.
— Доброе утро, Владимир Александрович. Что это с вами? Плотно позавтракали?
— Не, — охотно сообщил тот. — Утеплился. Сыро на улице. Простыть недолго.
— Это верно, — согласился Волков. — Простыть можно запросто. А что так тихо-то в нашем околотке нынче?
— Так это… — Чевученко мотнул рукой с зажатым бутербродом в сторону двери. — На пустыре все, прочесывают. Войска подняли даже. Связистов. Там же три трупа вчера вечером нашли.
— Начальство тоже там?
— А где ж ему быть? — подмигнул Чевученко, словно бы сообщил очень радостную новость. — Осуществляет непосредственное руководство, так сказать. Впереди, на лихом коне, как положено.
— Ясно, — Волков указал на Журавеля. — Насчет нас никаких дополнительных указаний не поступало? Мол, в связи с проведением общегородской облавы на пустыре предоставить внеочередной отгул лейтенанту Волкову и сержанту Журавелю, нет?
Чевученко засмеялся, заперхал, стукнул себя по груди.
— Юморист. Человек же кушает, понимать надо. Чуть не подавился из-за тебя.
— Да я понимаю. Но дело-то такое, ждать не может, — серьезно сказал Волков, облокотившись на деревянный приступок окошка. — Что с вчерашним запросом? Получил ответ?
— Ага. Все утро старался, названивал. — Чевученко кинул на консоль распечатку. — Пиво с тебя, лейтенант.
— Сейчас сбегаю, только штаны подтяну.
Волков взял лист, углубился в чтение.
— Бессердечный ты, однако, человек, Андрюха. — Чевученко едва не подавился чаем, проглотил недожеванный кусок, изумленно покачал головой. — Я, можно сказать, надрывался, старался…
По глазам было видно: работать Чевученко страсть как не хочется, а хочется вместо этого сидеть спокойно и завтракать, потом сразу обедать, а там и домой. В крайнем случае, он согласен на неторопливую беседу с коллегами.
— A-а, да. Чуть не забыл. Тут тебе еще какой-то тип звонил… Сергей… Сергей…
— Дружинин, — подсказал Волков.
— Во, точно. Дружинин.
— И что сказал?
— Сказал, что у них зафиксировано два случая, по характеру сходных с тем, о котором ты говорил.
— А он не сказал, какие? — Волков даже про насморк забыл.
— Сказал. Я даже записал куда-то. — Чевученко поднял журнал регистрации происшествий, оглядел консоль, на всякий случай посмотрел под нее, пожал плечами. — Тут где-то лежал.
— Что значит «тут где-то»? — опешил Волков. — Ты что, издеваешься? Это же важная служебная информация.
— А меня кто-нибудь предупредил, что она важная, да еще и служебная? — огрызнулся Чевученко, перетряхивая страницы журнала. — Брякнул-вякнул по телефону, сказал: запиши, мол. И все. Ни о каких «важных служебных» речь не шла.
— Петя, я тебе поражаюсь. Ты же должен был видеть, что записываешь!
— А ты посиди дежурным двенадцать часиков кряду, тогда и поговорим, — парировал Чевученко. Он выпрямился, развел руки. — Слушай, давай вы пока походите, а я посмотрю тут повнимательнее везде, а когда придете, тогда и заберешь, а?
— Боишься, бутерброд прокиснет? — поинтересовался Волков.
Он пытался свести ситуацию к шутке, но Чевученко шутки не принял, зыркнул из-за стекла с подозрением.
— А при чем тут бутерброд-то? — спросил настороженно, словно бы боялся, что вот сейчас злейший враг лейтенант Волков кинется и отберет у него этот бесценный кусок хлеба с маслом и сыром, обрекая тем самым боевого товарища на гибель от желудочных колик.
— Давай откладывай бутер и ищи.
— Ну чего ты, — обиделся тот. — Доесть-то дай, не горит ведь!
— После догрызешь, — серьезно ответил Волков.
— Да что за спешка-то? Пожар, что ли?
— Пожар, Данилыч. Еще какой. Хоть у майора нашего спроси.
— Настырный ты, Волков.
Чевученко нехотя завернул остатки бутерброда в вощеную бумагу, обстоятельно упаковал в полиэтиленовый пакетик и прложил на консоль. Опять перетряхнул журнал, стал рыться по карманам и… расплывшись, победно вытащил из кителя листок.
— Во! Вот он. А ты мне прям пожрать не давал. Пристал, понимаешь.
Волков же развернул листок, пробежал глазами, кивнул:
— Спасибо, Петя, друг мой ненаглядный. Век тебя не забуду. — Сказал абсолютно серьезно. Чевученко даже рот открыл от изумления, не знал, как реагировать: то ли в ссору лезть, то ли целоваться. Волков же тем временем повернулся к Журавелю: — Ну что, Владимир Александрович, тронемся помаленьку?
Тот философски пожал плечами. Волков заглянул в кабинет, взял из сейфа оружие и рацию.
— Надеюсь, в этом запросе было что-то важное? — спросил Журавель, когда они вышли на улицу.
— Очень важное, Владимир Александрович, — подтвердил Волков. — Более чем. Я тут с одним своим приятелем поговорил, он в соседнем ОВД работает. Так вот, есть у этого приятеля сосед. Не то писатель, не то инвалид. И вот этот сосед высказал одну интересную… даже не версию, а, скорее, предположение.
Журавель, похоже, был погружен в свои мысли, но тут кивнул, давая понять, что слушает:
— Какое?
— Будто можно выдрессировать собак так, чтобы они убивали конкретных людей. Такое… своеобразное киллерство. Поймать исполнителя-дрессировщика крайне сложно, а уж привлечь к уголовной ответственности и вовсе практически невозможно. Ну, разумеется, если только он не станет попадаться
