развращению одинаково как духовенства, так и народа. Что касается второго, то, по-видимому, учреждение это имело только вполне хорошие последствия.
До тех пор пока жители каждого прихода сохраняли право избирать своего священника, они почти всегда действовали под влиянием духовенства и притом обычно под влиянием наиболее мятежных и фанати чных членов этого сословия. Стремясь сохранить свое влияние на этих народных выборах, духовенство в лице своих многих представи- телей становилось или делало вид, что становится фанатичным, поощряло фанатичность среди народа и почти всегда отдавало предпо чтение самому фанатичному кандидату. Столь маловажное дело, как назначение приходского священника, вызывало почти всегда ожесточенную борьбу не только в одном приходе, но и во всех соседних приходах, которые редко упускали случай принять участие в кампании. Если приход находился в большом городе, это делило всех его жителей на две партии, а когда этот город составлял сам по себе маленькую республику или был столицей небольшой республики, как это имело место со многими значительными городами Швейцарии и Голландии, то всякий незначительный спор этого рода, помимо того что обострял вражду всех их партий, грозил повести к новому расколу в церкви и к новым смутам в государстве. Поэтому в таких небольших республиках гражданские власти очень скоро сочли необходимым в целях сохранения общественного спокойствия присвоить себе право замещения всех освобождающихся бенефиций. В Шотландии, самой обширной стране из тех, где когда-либо была установлена эта пресвитерианская форма церковного управления, права патрона были отменены законом, установившим в начале правления Вильгельма III пресвитерианство. Этот закон предоставил по крайней мере возможность определенным группам граждан в каждом приходе покупать за совсем незначительную сумму право выбирать своего пастора. Порядок, установленный этим законом, существовал 22 года, а затем был отменен законом, изданным в 10-й год правления королевы Анны (гл. 12) ввиду тех смут и беспорядков, которые почти везде вызывал этот наиболее популярный способ избрания. Но в столь большой стране, как Шотландия, смуты в каком-нибудь отдаленном приходе вряд ли могли в такой же мере затруднить правительство, как в государстве меньших размеров. Закон 10-го года правления королевы Анны восстановил право патроната. Но хотя в Шотландии закон предоставляет бенефиций каждому лицу, указываемому патроном, все же церковь иногда требует (ибо в этом отношении ее решения не всегда были единообразны) известного участия народа, прежде чем предоставить кандидату так называемое врачевание душ или церковную юрисдикцию в приходе. Иногда даже, будто бы заботясь о мире в данном приходе, она откладывает окончательное назначение, пока не добьется этого участия народа. Частные происки и усилия некоторых из членов окрестного духовенства, чтобы добиться или, еще чаще, предотвратить это участие, а также и средства, употребляемые ими для достижения этой цели, являются, надо думать, главной причиной сохранения до сих пор остатков старого фанатического духа среди духовенства и народа Шотландии.
Равенство, которое пресвитерианская форма церковного управления устанавливает среди духовенства, выражается, во-первых, в равенстве власти или церковной юрисдикции и, во-вторых, в равенстве бенефиций. Во всех пресвитерианских церквах равенство власти проведено в полной мере; не так обстоит дело с равенством бенефиций. Однако разница между бенефициями редко бывает столь значительна, чтобы побуждать обладателя даже маленького бенефиция стараться угождать своему патрону низкой лестью и попустительством в целях получения лучшего. Во всех пресвитерианских церквах, где полностью проведено право патроната, духовенство по общему правилу старается приобрести благоволение высших более благородными и лучшими средствами: своей ученостью, безупречной честностью своей жизни, добросовестным и старательным выполнением своих обязанностей. Их патроны часто даже жалуются на независимость образа мыслей и действий пресвитерианских священников, которую они склонны объявлять неблагодарностью за прежние милости, но которая в худшем случае редко представляет собою что-либо большее, чем безразличие, которое, естественно, порождается сознанием, что не приходится больше ожидать дальнейших милостей этого рода. Вряд ли где бы то ни было в Европе можно встретить более ученую, более приличную, независимую и почтенную корпорацию людей, чем большая часть пресвитерианского духовенства Голландии, Женевы, Швейцарии и Шотландии.
Там, где церковные бенефиции все почти одинаковы, ни один из них не может быть очень велик, и такие скромные размеры бенефиций, хотя, без сомнения, и могут быть чрезмерно малы, имеют все же некоторые положительные результаты. Ничто, кроме самой примерной нравственности, не может придать достоинства человеку, не имеющему состояния. Пороки легкомыслия и суетности неизбежно делают его смешным и, помимо того, почти так же губительны для него, как и для людей из простонародья. Поэтому в своем поведении он вынужден следовать тем правилам нравственности, которые больше всего почитает простой народ. Он приобретает уважение и любовь последнего благодаря тому образу жизни, какой побуждают его вести собственный интерес и положение. Простой народ смотрит на него с той доброжелательностью, с какой мы, естественно, относимся к тем, кто несколько приближается к нашему собственному положению, но кто, по нашему мнению, должен был бы стоять более высоко. Его доброжелательность, естественно, вызывает доброжелательность со стороны священника. Он проявляет старания просвещать народ и усердно помогает ему. Он даже не проявляет презрения к предрассудкам людей, столь расположенных к нему, и никогда не относится к ним с таким презрением и высокомерием, какое мы столь часто встречаем у гордых сановников могущественных и богатых церквей. Вследствие этого пресвитерианское духовенство пользовалось большим влиянием на умы простого народа, чем, пожалуй, духовенство любой другой официально признанной церкви. Поэтому также только в пресвитери- анских странах мы видим, что простой народ без всяких преследований целиком и почти поголовно принадлежит к официальной церкви.
В странах, где церковные бенефиции в большинстве своем очень скромны, университетская кафедра обычно дает лучшее положение, чем церковный бенефиций. Университеты в таком случае выискивали и избирали своих членов из среды всего духовенства страны, составляющего везде самый значительный класс ученых людей. Напротив, там, где церковные бенефиции в своем большинстве очень значительны, церковь, естественно, привлекает к себе из университетов большую часть их выдающихся ученых, которые обыкновенно находят покровителя, гордого возможностью добыть для них церковное назначение. В первом случае мы найдем университеты, заполненными самыми выдающимися учеными, какие имеются в стране; во втором случае найдем в них мало выдающихся людей, причем эти немногие окажутся среди самых молодых членов университетской корпорации; и они тоже, вероятно, перейдут на церковные должности, прежде чем успеют приобрести достаточно опыта и знаний, чтобы приносить много пользы университету. Вольтер заметил, что отец Порэ, иезуит, не выделявшийся особенно в мире ученых, был единственным профессором из французских иезуитов, сочинения которого стоило читать. Должно казаться несколько странным, что в стране, породившей так много выдающихся ученых, почти ни один из них не был профессором университета. Знаменитый Гассенди был в начале своей деятельности профессором в университете в Э. Но когда проявились первые проблески его гения, ему было указано, что, перейдя в церковь, он сможет легко найти для себя более спокойную и комфортабельную жизнь, а также обеспечить себе лучшие условия для продолжения своих научных работ, и он немедленно последовал этому совету. Замечание Вольтера, как мне кажется, может быть применено не только к Франции, но и ко всем другим римско-католическим странам. Мы очень редко можем встретить в любой из них выдающегося ученого, состоящего профессором в университете, за исключением, может быть, таких областей, как юридические науки и медицина, от которых церковь не так легко может отвлекать их. После римской церкви наиболее богатой и лучше всего обеспеченной в христианском мире является церковь англиканская. Ввиду этого в Англии церковь постоянно отнимает у университетов всех их лучших и способнейших членов, и здесь столь же редко можно найти, как и в любой римско-католической стране, старого университетского преподавателя, который был бы известен в Европе как выдающийся ученый. Напротив того, в Женеве, в протестантских кантонах Швейцарии, в протестантских государствах Германии, в Голландии, Шотландии, Швеции и Дании самые выдающиеся ученые, каких породили эти страны, если и не все без исключения, то в громадном большинстве своем, были профессорами в университетах. В этих странах университеты постоянно отвлекают от церкви всех ее самых выдающихся ученых.
Не излишним будет, пожалуй, заметить, что если исключить поэтов, немногих ораторов и историков, то значительно большая часть остальных выдающихся ученых и писателей как в Греции, так и в Риме были, как оказывается, частными или общественными учителями, обычно философии или риторики. Это замечание справедливо начиная с Лизия и Сократа, Платона и Аристотеля до дней Плутарха и Эпиктета, Светония и Квинтилиана. Заставить человека преподавать из года в год определенную отрасль науки представляется в
