найдем и расшифруем неизвестные науке веды. Нам предстоит очень много работы… Не может земля, семь лет питавшая Христа, принять антихриста… Не жить антихристу на Русской Земле — в доме Богородицы! Не жить!
Егор с Николаем смотрели на горящие глаза Окаемова, им передался трепет его одержимости. Неведомая сила колыхала, сливала вместе, нечеловеческая и неземная энергия бушевала, извергалась из его уст и глаз. Он был как не в себе, но уверенный, убежденный в чем-то тайном до самоистязания. Он резко обернулся к Егору и уже спокойно укорил:
— А ты спрашиваешь, что такое реды… Выкрав у меня расшифровку только малой толики вед, ученые Гитлера приступили к созданию атомного оружия… По рецептам пятитысячелетней давности… Еще тогда, не сумев справиться с расщепленной энергией, арийцы сотворили много бед… Оружие попало в руки их врагов, и они сожгли два города в Индии… я видел расплавленный кирпич, спекшийся в глыбы… Нынешним бесам хватит одной такой бомбы, чтобы сжечь целый город. В ведах есть все, от приемов рукопашного боя, секретов булата до самолетов, способных летать за пределы Солнечной системы выше скорости света… секреты долголетия… Даже бессмертия. Веды — космический разум…
ГЛАВА IV
Они шли к линии фронта, а она все дальше откатывалась на восток. Шли мимо сгоревших деревень, разрушенных городов, ночью спотыкаясь о мягкие трупы и проваливаясь в разбитые окопы. Они видели на дневках из кустов врага, едва сдерживая себя от искушения вступить с ним в бой, погибнуть или остановить эту разлившуюся по русской земле смерть.
Егор оберегал Окаемова, а Илья Иванович берег его. Селянинов хранил обоих и первым вызывался в разведку, за харчем в редкие жилые дома, норовил идти впереди них, чтобы не напоролись на мины. Николай чуял нутром, что судьба свела его с нужными людьми, жадно слушал на дневках их рассказы, он полюбил даже непростую и непривычную холодность и дистанцию Окаемова, его ученый ум. Николай уверился, что именно такие люди принесут победу.
Шли к линии фронта ночами, обочинами дорог, а когда и напропалую через степи и леса. Окаемов легко ориентировался по звездам, были предельно осторожны. И все же напоролись на засаду…
В предрассветных сумерках оглушительно рявкнул пулемет, и совсем рядом раздался крик: «Хальт!» Пули взвизгнули над головами идущих, опахнули ветерком смерти, на мгновение парализовав их испугом, а потом со всех сторон черной толпой поднялись немцы с автоматами. Егор мгновенно осознал безысходность, сорвал чеку гранаты и тихо скомандовал: «Стой!» Окаемов вдруг выступил вперед и громко, чеканя каждое слово, заговорил по-немецки. Его напористая речь произвела удивительное действо, немцы опустили оружие и даже отступились, а к пленникам вышел офицер с парабеллумом в руке, освещая фонариком Окаемова. Илья грубо кричал на него и что-то требовал. Офицер согласно кивал головой, но попросил документы. Передав фонарь одному из солдат, он протянул левую руку к стоящим.
Правый кулак Егора судорожно сжимал «лимонку» в кармане кожуха. И вдруг он ясно увидел за немцами светлый силуэт в льняном рубище старца Серафима, из тьмы проступило лицо отшельника, и огненный взгляд ободрил и повелел действовать. Старец исчез, тело Быкова напряглось и расслабилось все до кончиков пальцев. Он обрел новое зрение, видел словно со стороны каждого врага в отдельности, предугадывал любое их действие, словно сам стал частью их, вошел в их сознание, это ощущение было настолько сильным и невероятным, что его качнуло и повело…
Эсэсовцев было около десятка, да их еще страховал пулеметчик за кюветом. Егор чуял его и видел во тьме невесть откуда пришедших кошачьим зрением. Он знал, что делать.
Мгновения времени как бы растянулись для него и стали управляемыми, а для остальных они сжались.
— Перекат! — выдохнул Быков.
Услышав эту команду, Николай и Илья резко упали на землю и покатились во тьму. Егору казалось, что немцы действуют как в замедленной киносъемке. Офицер даже не успел удивиться, как был застрелен из своего же парабеллума. Егор будто затылком видел, как летит его граната к пулеметчику, медленно вспухает и лениво разбрасывает осколки, а сам он уже катился по земле, и все трое они били из пистолетов по врагам. Автоматные очереди взрывали пыль, где только что была вспышка выстрела, и все же враги не успевали за ними. Несмотря на треск автоматов, Егор явно слышал или чувствовал, осязал расчетливые мысли Николая и спокойный, как бы замедленный бег думы Окаемова. Слышал он и отчаянные, прощальные мысли умирающих немцев, — он понимал их, хотя и не знал немецкого языка. Даже удары пуль, разящие врагов, он болью ощущал на своем теле, выдирая себя из мертвых… Своим новым прозрением видел двоих живых, убегающих в ночь, испуг их постигал, испуг от самого себя…
Сознание его стало настолько стремительным, а тело мощным и послушным, что Егору показалось: если сейчас прикажет себе, то сможет взлететь. Ведь холодел же предупреждающе затылок и глаза видели свою пулю, летящую в него из вражеского автомата, она медленно вращалась и вяло приближалась, давая невероятно большое время, чтобы увернуться или даже поймать ее, как шмеля…
Видение Серафима только напомнило Егору приемы древней казачьей боевой игры — «Казачий спас». Еще мальчонкой он был отобран в станице стариком Буяном, и тот обучал сына есаула Быкова тайному боевому искусству.
Старик увозил его на лодке в дебри безлюдного острова на Аргуни и показывал приемы рукопашной борьбы, обучал владеть ножом и шашкой, учил маскироваться, терпеть боль и в совершенстве владеть духом. Все это пригодилось в другой школе у японца Кацумато, разведчик учил его восточным приемам, но Быков ни слова не сказал о приемах казачьих и тактике скоротечных схлесток с врагом. А уж заветная молитва, — ею казак окрыляется и вводит себя в бой — самый заветный секрет… Ибо она позволяет воину владеть пространством и временем.
Во время дневок, когда они шли от Княжьего острова, Егор показал своим спутникам один из приемов огневого контакта «перекат», который особенно эффективен ночью, при численном превосходстве врагов. Они отработали его до мельчайших деталей, и он оправдал себя. Так и не вставая на ноги, они перекатом уползли от засады и вскоре нашли друг друга. Окаемов, лежа на богу, перезаряжал пистолет. Николай был возбужден схваткой, тихо проговорил, давясь кашлем:
— Ловко мы их!
— Назад, в подлесок, перебежками… перекликаться писком мыши, как учил… втягиваешь воздух через плотно сжатые губы… Сейчас хватятся, не дай Бог, опять собаки… Это не случайная засада.
— Да, да… — отозвался Окаемов, — видимо, привезли из Берлина астролога-прорицателя… тот нас просчитал и указал место, где будем идти, — заверил Быкова Илья.
— Только бы не собаки, — опять прошептал Егор.
— Сплюнь через плечо, — предостерег Окаемов, — что- бы не накаркать…
Но тут, как по команде, сразу в нескольких местах вспыхнули фары машин, они летели со всех сторон к месту боя, стрекотали мотоциклы, их лучи шарили по чистому полю. Зависли осветительные ракеты, снова затрещали автоматы, и доплыли резкие крики команд.
— Назад дорога отрезана… Перебежками через поле! — приказал Егор и вдруг ощутил какую-то властную, чужую волю в себе. Кто-то назойливо пытался влезть в него самого, парализовать, остановить… Егор опять вспомнил Спас и на мгновение представил у себя на бьющемся сердце золотой крест… Чары отпустили, осыпались. — Вперед! За мной! Кре-ест… Золотой крест на ваших сердцах! — заорал он, видя шатание своих спутников, и… пробудил их…
Пригибаясь, они рванули от дороги. Мертвенный свет ракет озарял бегущих. Взвизгнули пули над головами, взревели моторы, и ослепительный свет ударил в спины. Их гнали, как зайцев в свете фар. Значит, будут брать живыми.
Егор бежал впереди, слыша хриплое дыхание Николая и Окаемова, свет настигал, бросал впереди длиннющие тени, уже ясно доплывали гортанные команды офицера, и Егор видел спиной, ощущал какого-то черного, страшного человека, стоящего на дороге у места боя. На их головы словно надевали черные колпаки. Егор со стоном внушал, глухо ревел: «Кре-ест!» И колпаки разлетались в клочья от света золотых
