конница достигла Новгорода-Северского. Мирное население, не ведая нрава завоевателей, выходило навстречу с крестами, но избивали всех — детей, старцев, женщин… «Язык незнаемый» отошел в степи, и неизвестно было, куда и надолго ли…
Тогда еще никто не ведал, что звезда домонгольской Руси стремительно двигалась к закату. В лето битвы на Калке стояла сильная засуха, горели леса и болота, и дым застилал селения так, что трудно было видеть человека даже на малом расстоянии. Птицы не могли летать по воздуху, падали на землю и умирали…
Через тринадцать лет вражеские орды появились вновь у русских рубежей, и с такими силами, что сопротивление им было уже невозможно. В 1236 году «поплениша всю землю» волжских булгар, а в следующую зиму, предводительствуемые «царем» Батыем, лесами прошли в Рязанское княжество. Батыю с его трехсоттысячной ордой было поручено завоевание Европы. Когда пала Рязань, обнаружилась редкая жестокость захватчиков. Они не щадили, пишет летописец, ни мужей, ни жен, ни детей. Церкви, монастыри, села, города, предварительно ограбленные, предавались огню. Земля была покрыта пеплом пожарищ. В тот же год взяли Москву, избив почти все население — «от старец до младенец». Оставшихся в живых повели в полон зимой в мороз босыми и неодетыми. «Бе тогда страх велик…» Утром 7 февраля 1238 года захвачен и разграблен Владимир. В Успенском соборе погибло от дыма и пожара множество людей, и среди других владимирский епископ Митрофан, семья великого князя Георгия. Как саранча растеклись захватчики по русской земле в разных направлениях, уничтожая все на своем пути. «Вся плениша» по Волгe — от Нижнего до Городца, до Ярославля и заволжского Галича, Переславль, Юрьев-Польский… Дмитров, Волок Ламский, Тверь, Торжок — «все изобнажено и поругано, бедной и нуждной смерти предано». Добровольно сдался и тем спасся один Ростов. Попытка великого князя владимирского Георгия собрать войска и вступить в решительную битву со страшным врагом на реке Сити оказалась безуспешной. Множество воинов и сам великий князь погибли. Попал в плен и был замучен за отказ служить захватчикам ростовский князь Василько. На следующий год наступил черед для южнорусских земель: Переславль, Чернигов. В 1240 году, 6 декабря, пал после ожесточенной осады Киев. В 1241 году на новгородские земли, которые не смогли захватить пришельцы из Азии, двинулись с Запада крестоносцы. Казалось, что историческое бытие русского народа подходило к концу, что на этой растерзанной земле ему суждено лишь умереть, раствориться в среде сильнейших…
В страшные эти годы создано было удивительное по силе чувства и красоте слова литературное произведение. В нем оставлено для нас свидетельство горячей и сочувственной любви русских людей к родной земле. «Слово о погибели Руськыя земли» написано, возможно, во Владимире между 1238 и 1246 годами, вскоре после ужасающего нашествия.
«О светло светлая и украсно украшена земля Руськая! И многими красотами удивлена еси: озеры многими удивлена еси, реками и кладезьми местночестными, горами крутыми, холмы высокими, дубровами частыми, польми дивными, зверьми разноличными, птицами бещисленными, городы великими, селами дивными, винограды обительными, домы церковными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многими — всего еси исполнена земля Русская!»
Как бы с птичьего полета увидена светлая, благословенная земля родная, раздольно раскинувшаяся равнинами и холмами, обильная водами, богатая лесами, с большими городами и прекрасными селами. Земля, населенная и устроенная «князьями грозными». Она была огромна и могуча до своей погибели: от границ венгров и поляков до литвы и корел, от корел до Устюга и «дышащего моря» — Северного океана, от моря до черемис, мордвы, волжских булгар и половцев — всем этим пространством владели русские князья. И венгры укрепляли железными воротами каменные стены своих городов, и половцы пугали детей в колыбелях именем русского князя. «А литва из болота на свет не выникаху… а немцы радовахуся, далече будуче за синим морем». Сам византийский император посылал когда-то великие дары князю Владимиру, «абы великий князь Володимер Цесаря-города не взял». Вся эта мощь погибла, а земля разорена, сожжена, окровавлена, ибо издавна больны мы были тяжкой болезнью…
«Слово о погибели» не полностью сохранилось в древних рукописях, но по неконченому отрывку можно понять, что за «болезнь христианом» привела Русь к погибели. Это раздоры, отсутствие единства, непонимание общности в судьбах всей нашей прекрасной земли. Старая, тревожная мысль, звучавшая еще в «Слове о полку Игореве».
Буря прошла над Русью, но «древо отцов» устояло. Согнутое, с обломанными ветвями, оно не было вырвано с корнем из родной почвы. Данницей Орды, под ее управлением, но сохранилась традиционная русская государственность. Зависимый от ханов, но свой, русский князь, — законный по отцам и дедам наследник в управлении города или местности, оставался осколком старого привычного жизненного уклада. Современник-летописец повествует, как в разоренный Владимир после гибели Георгия приехал в 1238 году его брат князь Ярослав Всеволодович, который «обнови землю Суждальскую и церкви очисти от трупия мертвых и кости их схоронив и пришельцы утеши и люди многи собра». Множество князей погибло, но к укреплению и утешению разбросанного, измученного населения, древо княжеского родословия не было совсем пресечено.
Историки, изучающие религиозные идеи древнерусского общества, отметят одну особенность в церковном сознании XIII века — новое понимание святости, праведности. На смену монаху, отшельнику или учителю, творцу личной духовной культуры пришел святой князь — заступник своей земли. Сначала это были герои, павшие в неравном сражении о пришельцами. Постепенно в княжеском служении народу вырисовываются иные идеалы. Венцом святости увенчаны были князья, не захотевшие уступить татарам в вопросах веры, понимавшейся как спасительная истина и чувство долга. Первыми мучениками за свои убеждения стали погибшие в 1246 году великий киевский князь Михаил и его боярин Федор. У татар существовал обычай — начальники завоеванных земель должны совершить, как подданные, поклонение хану, а перед этим исполнить языческий обряд. Жрецы-«волхвы», по определению летописца, должны были провести человека между огней, заставить поклониться «огню и кусту» и лишь потом допускались до царя. Тогдашнему русскому человеку возвращение к обычаям язычества представлялось большим унижением, шагом назад, к пройденному, преодоленному. Но это сулило выгоды. Сотворившим языческий ритуал новые власти покровительствовали. Тогда, с горечью при созерцании извечной человеческой слабости, свидетельствовал летописец: «Многи же князи и со бояры своими идяху сквозе огонь и клянухуся кусту и огню и идолам их». Творили торжественно-ритуальное предательство веры своих предков «славы ради света сего, прося каждый себе власти…».
Летопись утверждает, что Михаил и Федор не просто не сумели избежать «поганого обычая»,[6] они готовились к подвигу мученичества, зная, что за отказ их ждет казнь. Незадолго до смерти оба успели высказать свои убеждения, которым суждено было стать формулой отношения нескольких поколений народа к иноверцам-завоевателям. Они принимали иноземную власть и готовы были поклоняться новому своему властителю, ордынскому хану. Принятие этой власти основывалось не только на трезвом признании непобедимой, а посему реальной данности внешней силы. Была еще одна причина, которая подтверждала и укрепляла прагматический взгляд на власть — учение о том, что всякая власть, какой бы тяжелой она ни была, дана свыше.
Принужденный к языческому ритуалу, князь Михаил просил передать Батыю, что ему он готов воздать честь: «Тебе, царю, кланяюся… а тому, чему ты велишь поклониться — твари, вместо творца не воздам почтения». Спутники князя уговаривают покориться, но Михаил остается непреклонен. Жестокие подробности гибели князя страшны. Один из отступников, принявший язычество, отрезал ему голову.
Настала очередь Федора. Ему предлагают, выполнив обряд, наследовать княжескую власть. «Сотвори волю цареву, поклонись его богам и примешь честь великую от него и княженью господина твоего наследник будешь…» «Не хочу, — пересказывает летописец ответ боярина, — княженья господина своего великого князя Михаила, ни богом вашим поклонюся…»
Современник и потомки видели в этой мученической гибели подвиг, по слову летописи, «за вся люди своя и за землю Русскую…».
И ордынцы скоро поняли, что это за сила им противостояла. Поняли — и предпочли не затрагивать основ мировоззрения завоеванного народа.
Наступили времена иных подвигов. Героический мученический всплеск утих, не находя почвы для своего роста. «Русь смирися». Сколько их было, безвестных судеб, людей, несших крест терпения и поругания! Чем они жили, на что надеялись? В судьбах тех, чья память не поглощена забвением, хорошо
