хотел.
— Спокойной ночи, Гейб.
Крик диких канадских гусей прозвучал в ушах Гейба словно сигнал электронного будильника. Пока Стефани спросонья прикидывала, сколько их там, над дощатым навесом, он неслышно поднялся с койки и следующие полчаса потратил на подготовку к отъезду. Попутно Гейб приготовил для Стефани завтрак из фруктов и шоколада, который положил рядом с ней.
Оставив ставни закрытыми, он спустился по лестнице вниз, чтобы оседлать лошадей. Над землей повис густой утренний туман. До того как Стефани присоединится к нему, Гейбу надо было сделать несколько телефонных звонков.
В Провиденсе было уже почти десять часов утра. Если случится чудо и Мэделин не бросит трубку, он мог бы сообщить ей, как ему сейчас необходима ее помощь.
Гейб вытащил свой сотовый телефон из седельной сумки и нажал нужные цифры. К его разочарованию, на звонок отозвался лишь автоответчик.
« Проклятье «.
После гудка он сказал:
— Мэделин? Это Гейб. С твоим сыном все в порядке, но вот-вот может случиться нечто серьезное.
Очень важно, чтобы ты прилетела, как только тебе позволят обстоятельства, желательно в ближайшие двенадцать часов. На всякий случай снова сообщаю тебе номер моего мобильного телефона. Обязательно мне позвони. Мы договоримся о времени твоего прибытия, и я буду ждать тебя в аэропорту.
Пока Гейб звонил Маку и Риглисам, супругам-психологам, которые жили рядом с подростками и которым он поручил опекать ребят, он услышал голос Стефани, которая звала его. Удостоверившись, что на данный момент на ранчо все благополучно, Гейб засунул телефон обратно в сумку и стал подниматься по лестнице.
Как ему не хотелось смотреть на золотые шелковые завитки, выбивавшиеся из-под черного парика: они казались ему совершенно восхитительными, особенно когда он вспоминал, что эта красота недавно принадлежала только ему.
Хотя Гейб постоянно воевал сам с собой, стараясь не потерять самоконтроль, ему никак не удавалось справиться с желанием обнять Стефани и заняться с ней любовью до того, как птицы начнут свои утренние трели.
Гейб поперхнулся. Еще одна такая ночь, и, черт побери, все его принципы могут рассыпаться в прах!
Оценив ее незаурядную жизнестойкость, он был уже почти убежден в том, что ей нравится жизнь на ранчо. А он, как дурак, вчера в какой-то момент поверил, что ей нужен только он.
С непроницаемым выражением лица он облокотился о перила; наконец сверху спустилась Стефани с фотоаппаратом в руках.
— Ну, скажи мне, чтобы я проваливала отсюда. — И она направила на него объектив фотоаппарата. Мне вдруг показалось, что наша ночевка здесь мне просто приснилась.
Гейб отпрянул назад, не желая, чтобы она вспоминала ночь, о которой он хотел бы забыть.
— Ты еще не поела… — проворчал он.
— Я не знала, что мы спешим. Я буду готова через пять минут!
Стефани торопливо обулась в ковбойские сапожки и тщательно поправила парик на голове. Пока она надевала очки, Гейб сворачивал ее постельные принадлежности. Краем глаза он видел, как она жадно поглощала свой завтрак, а потом спрятала оставшиеся продукты в свою куртку, подбитую овчиной.
Стефани задержалась на вышке. Гейб уже стоял внизу, на земле, и ему пришлось подождать несколько минут, прежде чем она привела себя в порядок и спустилась по лестнице вниз. Потом он запер дощатую дверь.
Восседая верхом на Молли в своей ковбойской шляпе, Стефани выглядела так, как если бы она прожила здесь всю жизнь. Гарцуя под шумевшими где-то вверху соснами, она являла собой такую восхитительную картину, что у него перехватило дыхание. Гейб резко повернулся и вскочил на Цезаря.
— Следуй за мной. Нам нужно переехать через лесосеку. Это самый короткий путь к другому лугу, и займет он минут десять вместо часа. Как только проверим стадо, мы вернемся на ранчо.
Стефани вела себя необычно тихо; они безмолвно проехали мимо уложенных в штабеля, пахнущих смолой бревен. Чтобы убедиться в том, что ее ничего не испугало, он обернулся и увидел, что она преспокойно жует яблоко и смотрит по сторонам, любуясь лесными красотами.
Гейб больше не оборачивался. Они выехали из лесу, и он услышал ее благоговейный вздох у себя за спиной. Он не удержался и посмотрел. На ее лице застыло восхищение.
Гейб чувствовал себя так же, как в тот день, когда ему довелось впервые осмотреть эту часть ранчо с самолета. Просторные зеленые луга, на которых мирно паслись коровы, были окружены высокими соснами, А вдалеке возвышались горы, вершины их были укрыты снежными шапками, которые, казалось, разрезали голубое небо.
Взгляд Стефани был прикован к великолепному пейзажу, расстилавшемуся внизу.
— Если бы твой отец увидел все это, он бы сумел понять тебя…
Дрожание ее голоса пробудило в нем множество переживаний, которые он упорно гнал в самую глубь души.
— Увидит он здесь что-то или нет, он вряд ли изменится.
Ее глаза искали его взгляд.
— Нельзя так грубо о нем отзываться…
Стефани навеки предана сенатору. И все потому, что она и его отец лелеяли одну и ту же мечту!
— Мой отец — грубый человек.
— Потому что он боится.
Ее слова ошеломили его.
— Мы говорим о моем отце.
— Да. — Стефани показалось, что она наконец обрела почву под ногами. — Он обожает тебя, но борется с тем, что не способен понять. Он просто не понимает тебя. Сенатор разочарован: это единственная неудача в его жизни. Поэтому он и ведет себя как тиран.
Гейб пристально посмотрел на нее.
— Он сам признался тебе в этом?
Стефани отрицательно замотала головой.
Вполне вероятно, она могла бы ответить на вопрос, из-за которого он не спал по ночам.
— Ты родилась в семье, где все так или иначе связаны с видными политиками разных поколений. У тебя было из чего выбирать. Что подтолкнуло тебя работать с моим отцом?
На ее губах появилась лукавая улыбка, и он был совершенно очарован.
— Я думала, тебе пригодится женщина, которая сумеет тебя понять.
— Ну что ж, попробуй!.. — Он натянул поводья, раздраженный тем, что поддается ее неотразимому очарованию.
— Только у твоего отца четыре таких замечательных сына. Тебе разве неизвестно, что о детях Уэйнрайта слагают легенды?
— Не шути со мной, Стефани.
— Я и не думаю шутить.
Гейб, ловко сидевший в седле, наклонился вперед, раздраженный ее ответами.
— Но ведь к тому времени, когда ты появилась на сцене, трое других братьев уже женились.
— Конечно.
Когда он понял, что она хотела сказать, он сухо улыбнулся.
— Ты ждешь, будто я поверю в то, что я и есть та причина, из-за которой ты нанялась на работу к моему отцу?
Ни один мускул не дрогнул у нее на лице.
— Ты был бы удивлен той стойкостью, с которой я хранила свое девичество. — Сказав это, она поскакала по направлению к гурту, оставив его одного.
Гейб замер в седле. Он не знал, как ему сейчас поступить. Он был поражен серьезностью ее признания.
