подводную часть, мачты его упали, и на глазах Зарубина он стал погружаться… Сначала медленно, потом быстрее, быстрее, наконец, исчез в воде… И Зарубин понял, что его корабль просто расстрелян и затоплен сознательно, по приказу, так же затоплен, как и остальные шесть…
Больному, изувеченному, слабому, старому, ему стало страшно, как малому ребенку, и, уткнув лицо в руки, лежащие на парапете, он зарыдал, как ребенок.
Глава седьмая
ФЛАНГОВЫЙ МАРШ
I
Отставить генерала Кирьянова от командования дивизией Меншиков не имел полномочий. Он даже не просил об этом и в том донесении царю, которое повез Грейг; когда же 11 сентября в полдень получены были депеши, что армия союзников оставила, наконец, Алминскую долину и направляется к реке Каче, — вдоль берега моря, как и раньше, — Меншиков приказал Кирьякову с его отрядом двинуться, обогнув Северную сторону, и быть авангардом армии, назначение которого наблюдать за противником, а князю Горчакову приказано было вести свой отряд как ядро армии на Инкерманские высоты.
Этот вывод войск из Севастополя, для того чтобы не дать союзникам запереть в крепости полевые войска, а, напротив, сделать из этих войск для союзников угрозу их флангу и тылу и сохранить связь Севастополя с остальным Крымом и, значит, с Россией, и был началом отмеченного впоследствии в истории военного искусства флангового марша Меншикова.
Теперь, когда между бухтой и открытым морем выросла непроходимая баррикада из затопленных судов, Меншиков мог быть спокоен за целость матросов и судовых орудий: взгляды даже самых воинственных флагманов поневоле обращались теперь с моря на сушу.
Но он издал еще два приказа: приготовить к затоплению так же и все новые корабли, чтобы они не достались союзникам в случае, если атаки отразить не удастся; двум же Аяксам Черноморского флота стать во главе сухопутной обороны: Корнилову — северной части Севастополя, Нахимову — южной.
Командовать всем севастопольским гарнизоном в свое отсутствие Меншиков назначил снова «Ветреную блондинку» — Моллера.
Получив приказ, Нахимов тут же направился к князю. Он надел парадную форму; он нацепил большую часть своих орденов; он был торжественно решителен.
Он стоял официально навытяжку перед главнокомандующим и говорил против обыкновения почти без запинок:
— Вы изволили, ваша светлость, зачислить меня в сухопутные генералы, но я — вице-адмирал-с! Я ничего не знаю ни в саперном деле, ни в деле обороны разных там бастионов-с… Я могу по своей неопытности во всем этом-с наделать таких непозволительных ошибок, что… что мне их никогда не простят-с!.. Вместо пользы я могу принести огромнейший вред-с, чего я боюсь!
— Пу-стя-ки! — Меншиков сделал гримасу. — Всякий вице-адмирал равен по своему чину генерал- лейтенанту. Кроме того, у вас под командой будут ваши же матросы, вам очень хорошо известные… Так что вы, Павел Степанович, напрасно волнуетесь.
Однако Нахимов продолжал обдуманно:
— В воинском уставе, ваша светлость, есть статья, прямо запрещающая назначать адмиралов на должности сухопутных генералов, так как это две разные военные специальности-с… Ведь никому не придет в голову сухопутного генерала вдруг взять и сделать адмиралом!
— Однажды, — сухо отозвался Меншиков, — это пришло в голову ныне царствующему монарху, и ваш покорнейший слуга, — он ткнул себя пальцем в аксельбант, — из сухопутных генералов сделан был адмиралом, о чем вы, как видно, забыли!
Нахимов действительно забыл об этом. Он был очень сконфужен и покраснел даже.
— Виноват, ваша светлость, я упустил-с, да… совсем упустил это из виду-с.
Тут он подумал, что князь, пожалуй, не поверит, будто он говорил без всякого умысла; что князь может найти в его словах намек на проигранное Алминское сражение, которое мог бы выиграть настоящий, коренной сухопутный генерал, — и покраснел еще гуще.
Меншиков заметил это. Он сказал полушутливо-полусерьезно:
— Древние римляне назначали на должности полководцев не только адмиралов взамен генералов, а даже людей, никогда не служивших в войсках… Возьмите хотя бы Лукулла, который был только богат и любил хорошо покушать… Однако же он оказался очень удачливым полководцем, не так ли?.. Почему же? Да по той простой причине, что была у него, как у всякого богатого человека, привычка командовать людьми… И не нужно ему было совсем никаких знаний саперного дела, если была такая привычка.
— Пример вы привели разительный, ваша светлость! — пробормотал Нахимов и после двух-трех произнесенных еще фраз простился с князем, который собирался уже уезжать к отряду Горчакова.
Не снимая ни орденов, ни парадного вицмундира, Нахимов верхом поскакал знакомиться с Южным фронтом, который должен он был защищать, может быть даже завтра, против опытных полчищ союзников.
С молодости осталось у него представление о морской стихии как о беспредельной и необъятной, но стихия земная оказывалась еще необъятнее, как только пришла для него необходимость ее защищать.
Он взял направление на ближайший к городу седьмой бастион. Он думал о Лукулле, который, почти две тысячи лет назад, так же вот, должно быть, трясся на лошади по малоазийскому бездорожью и проклинал неугомонного Митридата, как он теперь проклинает Сент-Арно.
Направо от него синела вполне известная ему и понятная Артиллерийская бухта, у входа в которую стоял корабль «Ростислав» с флагом контр-адмирала Вукотича 1-го, а налево раскинулась сгоревшая от солнца низенькая желтая трава, из нее высунулись повсюду белые известковые камни, и вдали копошатся люди, — матросы роют траншеи…
Левая штанина адмиральских брюк с широким лампасом все стремилась закатиться к колену; от шеи гнедого эквуса сильно пахло трудовым конским потом; было жарко в парадной форме, хотелось пить…
Густорыжеволосый, приземистый, с искорками неукротимо-легкомысленной веселости в карих глазах, шахматист и любитель кутежей, капитан 2-го ранга Будищев встретил его рапортом, что все на вверенном ему седьмом бастионе обстоит благополучно.
— Благополучно, вы сказали-с? — поздоровавшись с ним, прикрикнул Нахимов. — Как же так благополучно-с, когда все орудия просто на земле валяются, как бревна-с? — и показал рукой на несколько таких орудий.
— Эти орудия только недавно привезли, ваше превосходительство, но лафетов к ним пока нет еще… и платформ тоже… Поэтому они и лежат пока на земле…
— Вот тебе на, — нет!.. Как же так нет?.. Неприятель наступает, а платформ нет?.. И даже лафетов нет! Черт знает что-с!.. Как же так нет?
— Отчасти потому их нет, что не готовы еще, ваше превосходительство, отчасти же…
— Довольно-с!.. Одного этого довольно, что не готовы!
Но Будищев все-таки досказал:
— Отчасти же потому, что не хватает подвод.
— Да, вот видите! Подвод! — подхватил Нахимов. — Если на это не хватает подвод, то как же тогда защищать город? — Он махнул рукою вправо и влево, желая очертить хоть какое-нибудь определенное, как палуба какого-то огромного корабля, пространство из этой необъятной стихии земли.
— Придется забрать все подводы у обывателей, какие только найдутся, ваше превосходительство… А также лошадей, быков, что у кого имеется, раз город на осадном положении.
— Кто объявил город на осадном положении? — очень удивился Нахимов. — Разве был такой приказ?.. Я только сейчас от князя, — об осадном положении он ничего не говорил мне!
— Но ведь если даже не объявлен еще на осадном положении, ваше превосходительство, то вот-вот должен же быть объявлен, когда будет осаждаться противником!
Нахимов заметил усмешку, промелькнувшую в карих глазах и под короткими рыжими усами Будищева.
— Как же так, в самом деле-с, а?.. Князь из города уехал… Город на осадном положении не объявлен… Платформ и лафетов нет!.. Подвод тоже нет! И вот извольте-с тут защищать Южную сторону!
— Неприятель ожидается с Северной стороны, ваше превосходительство, — напомнил адмиралу
