Брат Дагон
В стенах Великой ложи Йоркского обряда в Бостоне Игорь, имевший по масонскому чину высший титул Абсолютного Мастера, оказался практически в родном доме. Сюда, в Бостонскую ложу, несколько лет тому назад, после 11 сентября, перенесли так называемый «восточный центр». Управление делами российского масонства отныне осуществлялось здесь. Произнеся несколько тайных слов на ухо секретарю, Игорь привел того в священный трепет и состояние, граничащее с экстатическим безумием. А назвав свое масонское прозвище – Дагон, данное ему при посвящении еще в Индии, был немедленно препровожден в кабинет Великого Мастера ложи и остался с ним наедине для долгого и невероятного, с точки зрения профана, разговора.
Кабинет Мастера находился на последнем, двадцать втором этаже, и из окон его открывался прекрасный вид на парк, а далее на реку и Гарвардский собор. Обстановка располагала к сосредоточенному спокойствию, концентрации на определенной мысли. На стенах, закрытых панелями темного дерева, висели портреты выдающихся масонов и среди них выделявшийся особенным мастерством исполнения портрет первосвященника Киафы в полном парадном облачении, запечатленного попирающим ногой чей-то череп. Далее – портрет автора основной каббалистической книги, учебника «Зогар», и князя всех каббалистов Симеона бен Иохаи, проповедующего в пещере среди учеников своих. Из головы его, подобно двум рогам, исходили лучи света. Был там и портрет основателя современного шотландского масонства Элиаса Эшмола в национальном килте и с масонской перевязью, вооруженного скрещенными циркулем и угольником Великого Архитектора. Книжные шкафы хранили переплетенные в кожу и сафьян драгоценности: Аристотель, Пифагор, Парацельс, все сплошь уникальные издания XVI–XVII веков с пространными пояснениями видных ученых, тоже братьев-масонов. Множество книг на иврите, немецком, арабском. Отдельный шкаф для старинных, свернутых в свитки пергаментов и потрепанных временем разрозненных листов, бережно переложенных хрустящей полупрозрачной бумагой. На широком балконе помещалось несколько кресел и стол, на который все желающие могли положить ноги: полезное занятие во время отдыха – кровь отливает, предупреждает образование тромбов в венах. Сам Мастер был стареньким, сгорбленным, остроносым старичком с седой копной волос и широкой окладистой бородой. Богатейшая растительность, должная сообщать своему хозяину почтенную степенность, возложенной на нее роли не исполняла, а старичок был меж тем весьма подвижен, глаза его светились острейшим умом, движения были сильными, уверенными. Он отвесил Игорю целый каскад вычурных поклонов, пригласил в уютное кресло напротив своего полированного, на затейливых гнутых ножках стола, предложил некоторый выбор хорошего и даже превосходного виски.
– Чем дольше я вдали от родины, тем больше предпочитаю напиток, о ней напоминающий, – отказался Игорь от предложенного скотча. – Найдется у вас глоток водки?
– О, разумеется! – Мастер плеснул в широкий стакан «Столичной» на два пальца. – Прошу вас.
Игорь про себя помянул Пэм и сделал маленький глоток, поморщился, поймал удивленный и озабоченный взгляд старичка:
– Что-то не в порядке?
– Нет, нет, благодарю вас. Все о’кей. Просто для такой большой порции нет подходящего повода.
– Вам всегда нужен повод, чтобы выпить?
Игорь искренне удивился его вопросу:
– А как же? Ведь пить без повода – признак алкоголизма, не так ли?
Мастер пожал плечами:
– Вам, конечно же, виднее, вы старше меня в звании. Но мне всегда казалось, что можно выпить и просто так. Неважно, много или нет. Для меня алкоголь – то же самое, что и еда. Ведь не ем же я по какому-то особенному поводу. Ем просто, чтобы насытиться, утолить голод…
«Старикашка идейный пьяница, не иначе», – подумал Игорь и спохватился. Закрыться он не успел, и Мастер легко подхватил и расшифровал выражение его лица – не мог же он, в самом деле, понять мысль, высказанную по-русски.
– У вас оригинальный ход мысли, но я его разделить не смогу. Алкоголь для воспитанного русского человека не значит ничего и одновременно значит очень многое. Он символ нашей национальной духовности, мы его употребляем затейливо и обязательно по поводу. По любому поводу.
Оба рассмеялись. Направив таким образом беседу в легкое, неформальное русло, они добились своей цели. Мастер удачно скрыл готовую начаться дрожь в пальцах, Игорь избежал некоторых положенных в таких случаях официальных условностей масонского этикета. Разговор их, начавшись со скучных организационных тем, вскоре перешел на вещи куда как более интересные. В конце концов Мастер встал, подошел к шкафу для пергаментов и рукописных листов, извлек оттуда один из свитков и с полупоклоном подал его Игорю:
– Вот, изволите видеть, наше новое коварство всемирного пошиба под названием «Евангелие от Иуды».
У Игоря вопросительно поползла вверх бровь. Да, он что-то слышал, об этом писали в газетах, преимущественно желтых, но было и несколько серьезных изданий с мировым именем. Значит, это правда, и документ действительно существует? То, что он держит в руках, – подлинник?
Мастер довольно рассмеялся:
– О нет, конечно же, это подделка, но весьма искусно выполненная на подлинном пергаменте. Молекулярный анализ датирует его возраст не менее чем двумя тысячами лет. Текст нанесен с помощью высокоточного лазерного оборудования. Оно выжигает буквы, а создается полное впечатление, что они написаны ореховыми чернилами, окаменевшими от времени. Вот, извольте видеть, дорогой Дагон, буквы местами исчезают, словно стертые веками, все они неоднородны – полнейшая иллюзия подлинности почерка.
– Чьего? Иуды? У вас был образец?
– Нет, образца, разумеется, не было. Но у кого еще он может оказаться? Кто сможет сделать графическую экспертизу? Вероятность равна абсолютному нулю. В итоге перед нами подлинник документа, имеющего важнейшее политическое, экономическое и социальное значение.
– Я понимаю, – кивнул Игорь. – Понимаю, зачем это нужно. Извращение истории – один из главнейших масонских промыслов. Не так ли?
Мастер вновь рассмеялся:
– Скорее не извращение. Мне, признаться, не нравится само слово. Оптимизация ее, вот подходящее определение. Словечко из бизнес-лексикона, понимаю, но оно прекрасно отражает суть. Иуда для множества христиан олицетворяет еврейский народ, распявший их, так сказать, Бога. (Игорь едва заметно вздрогнул.) Они, – продолжал Мастер, от внимательного взора которого не ускользнула реакция Игоря, однако он истолковал ее в свою пользу, – считают, что Христос пал от еврейской руки, а в этом суть антисемитизма, который так и будет продолжать тлеть, покуда не потушить его самым решительным образом, в том числе с помощью и таких вот, с позволения сказать, артефактов. Прочитав «Евангелие от Иуды», можно вообразить, что Иуда никогда и не был предателем, а являлся любимейшим учеником Иисуса и выполнял специальную, секретную, известную лишь им обоим сверхзадачу. То есть его так называемое предательство – не более чем часть плана, который помог Иисусу выполнить свою великую функцию и взойти на крест. В итоге мы имеем новомученика не менее великого, чем сам Иисус. Предатель на глазах превращается в святого, а среди христиан появляются первые серьезные пророщенные зерна лояльности к евреям. Ведь прощать – это слабость. Не так ли?
– Да, да, – машинально ответил Игорь, размышлявший о чем-то своем. – Скажите, а кто изготовил подделку столь высокого уровня?
Мастер пожал плечами:
