Я с отвращением отвернулась, но постаралась этого не показать. Но куда бы я ни смотрела, все напоминало о неряшливой эксцентричности, даже пыльные медицинские пузырьки на шкафу, пыль каталась на полу под моими ногами, стоило ими шевельнуть. Какой бы большой она ни была, комната казалась забитой битком, у меня уже вся кожа чесалась. Неожиданно я обнаружила, что очень хочу выбраться на свежий воздух.
– Кристи… Кристи… – Невнятное бормотание опять привлекло мое внимание. – Дурацкое имя для девочки. Это от чего сокращение?
– Кристабель. Это самое похожее на Кристофер, что они смогли выдумать.
– А… – Она опять завозилась в своих покровах. Мне показалось, что ее глаза, глядящие на меня из теней, вовсе не забывчивы. Это просто она в такие игры играет. Неприятное впечатление. – О чем мы говорили?
Я взяла себя в руки.
– О докторе Графтоне.
– Я не болела, этот человек дурак. С моей грудью все в порядке, абсолютно все… В любом случае, он покинул Ливан. Про него тоже болтали, Джон? Какой-нибудь скандал? Он вернулся в Лондон?
– Говорят, – ответил Летман.
Я влезла в разговор:
– Мне так сказали, когда я позвонила. Больше они ничего про него не говорили.
– Хм. – Сухая злонамеренность вернулась в голос. – Возможно, уже повесил свою табличку на улице Вимпл и делает состояние.
– Не слышал ни про какие скандалы, но он правда уехал. Говорят, практика перешла к очень хорошему человеку. – Джон Летман быстро взглянул на меня, потом наклонился. – Вы не думаете, что пора отдохнуть, леди Харриет? И время принимать таблетки, поэтому, если разрешите, я позвоню Халиде или сам отведу мисс Мэнсел обратно.
– Нет, – сказала бабушка бескомпромиссно.
– Но леди Харриет…
– Перестань суетиться. Не буду пока принимать таблетки, мне от них спать хочется. Ты знаешь, мне это не нравится. Я совсем не устала и получаю удовольствие от визита. Оставайся на месте, ребенок, и разговаривай со мной. Развлекай меня. Расскажи, где ты была и что делала. Давно в Бейруте?
– Только с вечера пятницы. Вообще-то я приехала сюда с группой… – и начала рассказывать ей про путешествие, стараясь сделать его как можно более увлекательным. Ни один нормальный человек не захотел бы, чтобы эта встреча продолжалась бесконечно, но старая леди вроде пришла в себя, а я не собиралась позволять Джону Летману под каким бы то ни было предлогом выпроваживать меня из комнаты, пока я, так сказать, не представила Чарльза. Он не захочет пропустить такого причудливого зрелища и вряд ли его оттолкнет то, что я ему расскажу. Я мимоходом задумалась, почему она сама о нем не заговорила, но скоро я это выясню, и уж тогда дело моего кузена бороться с сопротивлением, если захочет.
Поэтому я не упоминала его имени, болтала о городах, бабушка слушала и комментировала, судя по всему, я хорошо ее развлекала. Джон Летман ждал в тишине, нервно теребя занавес кровати и вертел головой, будто попал в Уимблдон на финал.
Я была в середине описания Пальмиры, когда она неожиданно вытянула руку и потянула за кисть звонка, которая вместе с занавесом нависала над кроватью. Здание заполнил знакомый звон, а потом лай гончих. Я замолчала, но она сказала:
– Продолжай. По крайней мере ты умеешь разговаривать. Ты посещала могилы на склоне?
– Бог мой, да, туда была экскурсия, нужно было. Полагаю, такое нельзя говорить археологу, но все могилы очень похожи одна на другую.
– Достаточно справедливо. Куда делась группа?
– Вернулась в Лондон в субботу утром.
– Значит, ты теперь одна. Это прилично?
Я засмеялась.
– А почему нет? Я могу за собой присматривать. И, между прочим…
– Я в этом не сомневалась. Где эта глупая девушка?
Она неожиданно выкрикнула это Джону Летману, так что он вздрогнул.
– Халида? Она не может быть далеко. Вот ваши таблетки. Я могу…
– Не таблетки. Сказала, что не хочу их принимать. Мне нужна трубка.
– Но, леди Харриет…
– Вот и ты! Где тебя черти носили?
Халида быстро шла по нижней части комнаты. Она не могла быть далеко, когда зазвенел звонок, но дышала быстро и глубоко, будто бежала. Угрюмое лицо и испуганный вид. На меня и не взглянула, быстро взошла по ступеням к подножию кровати.
– Вы звонили?
– Конечно, звонила. Мне нужна трубка.
Халида неопределенно посмотрела с бабушки на Джона Летмана, потом обратно. Старуха сделала очередной нетерпеливый жест и залаяла:
– Давай, давай!
– Принеси ей, пожалуйста, – сказал Летман.
Девушка еще раз испуганно взглянула на кровать и побежала по ступенькам к шкафу. Я удивленно смотрела ей вслед. До сих пор ничто не говорило о том, что ее легко испугать, и трудно вообразить, как бабушке Ха это удается. Если, конечно, не применять методы леди Эстер Стенхоуп, которая держала у кровати кнут и дубинку и использовала ее для воспитания рабов. А если обслуживание было плохим, она любого из окружающих, включая доктора, приговаривала к насильственному приему слабительного под названием Черный Сквозняк. Я посмотрела на «леди Харриет». Она походила на восточного нечистого духа, укрывшегося среди покрывал и одеял и, по-моему, могла заставить нервничать, но совершенно не была страшной. Но тут что-то привлекло мое внимание на стене у кровати. Два крючка, полускрытые занавеской, держали хлыст и винтовку. Я с сомнением на них уставилась. Мы, несомненно, живем в двадцатом веке, и есть какие-то пределы возможным поступкам даже здесь…
Действительно, пора отсюда уходить. Должно быть, я больше устала, чем мне показалось. Или, может быть, странная пища за ужином… Я постаралась собраться, чтобы продолжить разговор. В это время бабушка Ха говорила очень приятным голосом:
– Маленькую трубочку, дорогая. С янтарным мундштуком.
Девушка так спешила, что у нее пальцы тряслись, открывала ящики. Вытащила деревянную шкатулку с табаком и мундштук. Принесла к кровати. Пристроила мундштук к трубке от аппарата, который арабы называют наргиле. Скрылась от взора бабушки Ха за занавеской, бросила быстрый вопросительный взгляд на Джона Летмана и получила в ответ довольно нервный кивок. Значит, вот почему она такая странная. В обычной позиции слуги, которому один хозяин велит делать то, что другой не одобряет.
Летман шепнул мне на ухо:
– Не могу предложить вам сигарету, она здесь больше никому курить не разрешает. В любом случае, она одобряет только ароматизированный табак, боюсь, он отвратительно пахнет.
– Не важно, я не хочу.
– Что вы там бормочете? – спросила пронзительно бабушка. – Хорошо, Халида, получилось очень неплохо. – Потом мне: – Продолжай меня развлекать. Что ты делала в Дамаске? Он тебе понравился?
– Более-менее. У меня было мало времени. Но зато там случилось кое-что хорошее. Я наткнулась на Чарльза.
– Чарльза? – Резкий голос. Джон Летман и Халида быстро переглянулись. – Здесь? Это что, семейный конклав? Какого черта мой племянник Чарльз делает в Дамаске?
– Да нет, не дядя Чез. Я имею в виду Чарльза, моего кузена-»близнеца». Он здесь тоже в отпуске. Хотел поехать со мной повидаться с вами, но его не будет в Ливане до завтрашнего утра и, боюсь, я перебежала ему дорогу. Между прочим, это он в первую очередь вдохновил меня повидаться с вами, он и сам очень хочет прийти.
Наступила тишина. Трубка навязчиво булькала, бабушка смотрела на меня сквозь дым. Очень едкий
