«Ну, он живет в Вене, точно. Оттуда приходят деньги. Да не волнуйся так. Сейчас уже поздно, я проживу в отеле до понедельника и свяжусь с его банком. Я не буду к тебе лезть, все будет нормально, и есть масса вещей, которые я собираюсь сделать, а когда ты встречаешься с мужем?»
«Не знаю».
«Ты будешь ему звонить вечером?»
Я только набралась духу, чтобы что-нибудь произнести, а он уже все понял.
«Ванесса Марч! – Четко он, паршивец, имитировал мою интонацию. – Ты пытаешься сказать, что обманула мою бедную мамочку и ушла в туман с закрытыми глазами, не имея ни малейшего представления, где твой муж вообще есть?»
Я кивнула. Мы смотрели друг на друга. «Каравелла» нежно приземлилась, за окнами замелькало поле, огни с вавилонским шумом иностранных слов, люди вокруг собирали пальто и ручной багаж.
Тим собрался с мыслями.
«Без руля и без ветрил. Не грусти, Ванесса, я за тобой присмотрю».
3
По крайней мере, папу Тима оказалось очень легко найти. Он значился в телефонном справочнике, и обнаружил это сам мальчик. Я сидела на кровати в большой, приятной и довольно шумной комнате и наводила по телефону первые справки о том, как в Вене работают банки.
«Это, наверное, он, – сказал Тим, подсовывая страницу мне под нос. – Улица Принца Евгения, 81, телефон 63-42 61».
Я бросила трубку и скинула ноги с кровати.
«Звони. Банки закрыты, вдруг, он дома. Если и Льюиса так же легко обнаружить, все наши беды кончатся к обеду. Или некоторые. Давай. И девушка на коммутаторе говорит по-английски».
«У меня все в порядке с немецким, и я даже хочу его опробовать».
Он ухмыльнулся и взял трубку. Я ушла в ванную и закрыла дверь.
Для таких обстоятельств разговор был восхитительно короток. Когда я вышла, Тим смотрел в окно на толпу у собора.
«Он не расстроился».
Я начала вытаскивать вещи из чемодана.
«Нормально. Он за тобой заедет, или ты возьмешь такси?»
«Он вообще-то как раз уходил на концерт со своей невестой и вернется поздно».
Я встряхнула платье и аккуратно повесила.
«Ты про нее не знал?»
«Нет, он же не писал никогда. Ее зовут Кристль, наверное, это – уменьшительное от Кристины. Она венка».
Я сказал, что ты здесь, и мы договорились вместе поужинать в отеле рядом с Оперой в одиннадцать в «Голубом баре».
«Нормальное начало для вылета из гнездышка. Место для Джеймса Бонда. Ты расстроился? Ну и как нынче котируется дым отечества?»
«Честно говоря, не знаю. Я сам этого хотел. А мама тоже собирается замуж. Это не официальное сообщение, и вообще-то, когда я ее прямо спросил, она ответила, что нет, но я абсолютно уверен. Готов поспорить. Это Джон Линли, издатель».
На такое известие и ответа не придумаешь. Я стояла с руками, полными чулок, и выглядела, надо полагать, не умнее, чем чувствовала себя. Тишину прекратил Тим, поинтересовался, сколько в этом отеле берут за кровать и завтрак. Его отец ни слова не сказал о том, чтобы поселиться у него, этого он, пожалуй, хотел меньше всего на свете. Тиму показалось, что там на самом деле уже кто-то живет. Приезд сына в Вену не особо его огорчил, он быстро пришел в себя и пообещал помочь с работой. Об этом, конечно, не было времени поговорить, он очень торопился уйти и сказал, что о работе позаботится попозже, а для начала неплохо бы Тиму устроить себе каникулы и предложил денег. Так что Тим решил нанять номер в отеле, какой есть, раз уж нашелся спонсор, позвонил по телефону и, к тому времени, когда я убрала последнюю пару туфель, нанял себе номер 216 этажом выше.
«Итак, я временно устроен, – сказал Тим, а держался он необыкновенно хорошо в такой странной ситуации, – а как насчет тебя? Будешь теперь звонить, или пойдем поедим, я, честно, умираю с голоду».
«Ты очень тактичен. Ты, наверное, намного в большей степени умираешь от любопытства о том, что у меня в голове».
«Конечно, но я не чувствую себя вправе критиковать», – ухмыльнулся он.
Я закрыла гардероб и устроилась в кресле.
«Если ты способен поголодать еще пять минут, я тебе все объясню. Откровенность должна быть обоюдной, к тому же мне хочется рассказать. Я знаю, что это случается, но я надеялась этого избежать. Я говорила, где Льюис работает, и это, фактически, рабство, но они хорошо платят, и ему всегда нравилось путешествовать. Он никогда не знал, куда его пошлют в следующий раз – в Гонконг или Осло, – и это ему нравилось. Потом мы поженились, и он сам предложил поменять работу, как только подготовит человека на свое место. Это не моя идея, его собственная, но я, конечно, думала, что тогда у нас будет настоящая семья, и если рожать детей… Ну и вот, значит, он сказал мне, что увольняется в августе, и мы едем в отпуск на целый месяц причем туда» куда мне хочется – ему все равно, он сказал, что просто хочет побыть со мной. Еще один медовый месяц, а первый продолжался всего десять дней. И когда мы уже собрались ехать, даже купили билеты и паковали чемоданы, его попросили выполнить еще одно последнее поручение. Неделя-две, они не были уверены, сколько это времени займет».
«Свинство», – сказал Тимоти в окно собору святого Стефана.
«Так я и подумала. И сказала. Но дело в том, что они не приказали, это просьба, но он сказал, что не может их подвести, кроме него ехать некому. И я спросила – как насчет того человека, которого он готовил, а Льюис сказал, что это дело – следствие его предыдущей работы, и он должен сделать его сам. Я так расстроилась, что стала безудержно женственной и неразумной и устроила классическую сцену, а я всегда презирала женщин, которые так себя вели. Работа мужчины – его жизнь, и надо принимать ее так же серьезно, как он… А мне не удалось».
«Я тебя не виню. Каждый бы расстроился».
«Дело в том, что Льюис тоже пришел в ярость от перемены планов, сказал, что хочет не ехать, а быть со мной, но у него нет выбора. И я попросила взять меня с собой для разнообразия, он ответил, что не может, и мы долго и жутко друг на друга орали всякие гадости. Тим, я до сих пор о них думаю».
«И теперь ты беспрерывно себя пытаешь, потому что обидела его?»
«Льюис – эгоистичный, упрямый, бесчувственный нахал и обижаться не способен».
«Конечно. Но раз ты знаешь, что он не хочет, чтобы ты к нему присоединилась, чего ты поехала, особенно если ты до сих пор злишься?»
«Я думаю, что он с женщиной, и как-то я не могу смеяться, как в случае с твоим папой. Извини, я плохо себя веду. Я, конечно, не гожусь тебе в няньки, и у меня нервы, но я такая несчастная, что должна что-то сделать. Поэтому».
«Не мучайся. – Он плохо себя чувствовал от моих страданий, как любой мужчина любого возраста. – Чего бы тебе ни сказали, это – неправда».
«Да никто мне ничего не сказал. Это просто впечатление и наверняка неправильное, но дело еще и в том, что я наговорила. Если бы только ему не надо было сразу же уезжать! Вот когда ты женишься, никогда не расставайся посередине ссоры. Он вылетел из квартиры разъяренный, задержался в дверях, вернулся, поцеловал меня и попрощался. Мужчины так делают, только если им предстоит что-то опасное. И теперь я знаю, что это так и есть».
И я рассказала ему про новости.
Он выслушал меня в тишине, помолчал еще минутку-две, выпрямился и откинул волосы назад. Я уже поняла, что это у него – признак принятого решения.
«Ну, допустим, найти цирк до смешного просто. Бродячих цирков теперь уже мало, и каждый в Австрии наверняка знает, где он находится. Можно спросить прямо здесь, в отеле. Пошли?»
«Нет, сначала поедим. Найдем настоящий венский ресторан, поедим, как важные и полные достоинства
