— По-моему, ответ очевиден.
— Нет, сэр, — решительно заявил слуга, — времени у вас было хоть отбавляй, чтобы насладиться ею, пока я выяснял, что к чему. Не такая уж она и красавица, если вы спросите меня, и не больно искушена в любви, это ясно.
— Не спорю, — согласился Николас.
— Тогда в чем же дело? Почему мы тащили ее с собой через всю Англию и Шотландию? Почему отправились на этой дырявой посудине в Голландию, вместо того чтобы поплыть во Францию? Почему вы не оставили ее в Данстере? Ваша сестра и тот, кто ее сопровождает, забрали бы ее с собой, и все в порядке. Что уж глупо, то глупо.
— Я не уверен, Трак, что смогу тебе объяснить, — вздохнув, ответил Николас.
— Она не подарок, это ясно. Она пыталась вас прикончить, а вы вовсе не желаете отплатить ей тем же. Многие хотели убить вас, и чаще не без причины. Так почему вы не отпустите бедную крошку.
— Бедную крошку? — переспросил Николас, — а я и не подозревал, что она вызывает у тебя сочувствие, Трак. Ведь мы говорим о женщине, которая стукнула тебя бадьей по голове и потом бросила в кусты.
— Она опасная маленькая разбойница, это ясно. Но мне не нравится, когда ее обижают.
Николас осторожно поставил стакан на стол.
— Как давно ты со мной знаком, Трак?
— Больше десяти лет, ваша светлость.
— Можешь не называть меня так, к чему церемонии. Ты задаешь мне вопросы, которые ни один слуга не позволит себе задавать хозяину, — так что давай говорить на равных. Почему я, по-твоему, должен ее отпустить? Почему вдруг ты так сочувствуешь ближнему? Или ближней?
— Мне ее жалко, — упрямо твердил Трактирщик. — Что бы вы ни вытворяли, она продолжает бороться. Что-то во мне противится тому, чтобы она потерпела поражение.
— Ты мечтатель, Трак, я никогда не замечал этого за тобой, — пробормотал Блэкторн. — Откровенно говоря, я чувствую точно то же самое. Хотя это весьма непоследовательно, правда?
Трактирщик кивнул.
— Но я беспокоюсь не только о ней. Я беспокоюсь о вас.
Николас широко раскрыл глаза от удивления.
— Мне становится все интереснее, Трак. Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было, включая моих покойных родителей. Что заставляет тебя обо мне беспокоиться?
— Она вас погубит.
— Не дури! Такая малютка? Одной крохотной француженке меня не одолеть. Я сам пятнадцать лет прилагал столько стараний и ничего не добился, — он холодно улыбнулся. — Так почему же я должен опасаться того, что Жизлен де Лориньи сумеет справиться с тем, что не удалось ни мне самому, ни всем прочим?
— Она делает вас слабым, — ответил Трактирщик. — Я наблюдал, как вы смотрите на нее, когда в комнате темно, а она чем-то занята. Вы становитесь похожи на лунатика, и это правда, с которой не поспоришь.
Николас захохотал.
— Так ты считаешь меня влюбленным идиотом, Трак? Забудь о помешанных Блэкторнах. По-моему, это мне следует беспокоиться о твоем здоровье.
— Нет, такого я бы не сказал. Но вы… не похожи на себя. Вы даже до сих пор не переспали с ней, разве я не прав?
— Что за наглость, Трак, — мягко сказал Николас, — тебе что за дело? А если она мне просто не нравится?
— Было время, когда вы не пропускали ни одной юбки, — не растерялся Трактирщик. — Вы хотите ее, она уже почти целую неделю в вашем распоряжении, и еще ни разу не уложили ее на спину. Вы потащили ее на континент, оставили одну в каюте, и еще спрашиваете, почему я беспокоюсь.
— У нее морская болезнь, Трак. Позволь мне проявить великодушие. Если это тебя успокоит, я изнасилую ее, как только мы окажемся на сушу. А ты будешь смотреть, если захочешь.
— Я уже насмотрелся. Но почему-то мне кажется, что с ней вам не понадобятся зрители. Николас начинал терять терпение.
— Ты, может, сам размечтался о ней, а, дружище? В конце концов она всего-навсего кухарка. Чем не пара слуге? Может, тебе вдруг захочется осесть, обзавестись дюжиной наследников, и стать, например, дворецким?
Трактирщик отрицательно покачал головой, не желая попадаться на крючок.
— Она не для таких, как я. Я умею отличить госпожу от служанки, неважно, англичанка она или француженка, и она не обычная кухарка. Меня не проведешь.
— По-моему, ты решил довести до меня свои соображения, независимо от того, интересны они мне или нет, — сказал Николас, устало вздыхая.
— Верно. Она подходит вам. Она знает это и сопротивляется, как бешеная. Вы тоже это знаете, и если вы еще хоть что-то соображаете, то вышвырнете ее за борт. Она погубит вас, Блэкторн. Она погубит вас, а заодно и меня, если вы от нее не избавитесь.
— Не выдумывай, ради Бога! Ну неужели такое под силу маленькой француженке?
— Вы влюбились в нее, — Трактирщик произнес это спокойно, почти без выражения. — Она почувствует это, воспользуется, а потом бросит вас. Они все так поступают, сами знаете. И в следующий раз на дуэли вы будете рассеянны. Или может, когда будете ехать верхом. Вы зайдете слишком далеко, и вам придет конец.
— Трак, — терпеливо сказал Николас, — я и так уже давно рассеян на дуэлях и когда езжу верхом. Я гоняюсь за смертью больше десяти лет. Если связь с Жизлен де Лориньи приблизит мой конец, я буду только рад. Выпей, дружище, тебе это необходимо.
— Нет, спасибо, — с достоинством ответил Трактирщик, поднимаясь, — а вы подумайте о том, что я вам сказал. Если уж вам приспичило с ней переспать, то безопасней всего будет бросить ее в Голландии.
— Милый мой Трак, — возразил Николас, — ну когда я заботился о своей безопасности?
Трактирщик оставил его, продолжая недовольно бормотать что-то себе под нос. Николас, удивленно приподняв бровь, смотрел, как он уходит. Черт бы его побрал, но в том, что он говорил, была доля истины. Он позволил Жизлен проникнуть к нему в душу, чего не позволял ни одной женщине на протяжении всей своей одинокой жизни. Кроме разве что одной невинной французской девочки, с которой был знаком целую вечность назад.
Он мог овладеть ею много раз. Когда привязал к кровати в Энсли-Холле, или в любой из гос-тиниц, где они останавливались. На узкой постели в охотничьем доме. И каждый раз что-то мешало ему. Он называл это ощущение по-разному, то ленью, то сочувствием, то уверял себя, что хочет продлить ее мучения. Только недостаток желания никогда не был причиной. Он пытался удовлетворить это желание с девушкой в гостинице, но их совместные усилия лишь раззадорили его аппетит.
Трактирщик был прав, прав, черт возьми! Он стал излишне сентиментален. Но, если бы все, что он чувствовал, сводилось лишь к вожделению, он бы давным-давно что-то предпринял. Не стал бы прислушиваться к своей совести. И, конечно, не пошел бы к другой женщине.
Его совсем не тревожила мысль об опасности, что исходила от нее. Но вот сознание собственной слабости было для него непереносимо.
Он должен перестать чувствовать себя уязвимым. В его жизни нет места доброте и теплу.
Всему виной Шотландия. Он знал, что нечестивые, вроде него, не могут обрести покой, а пробуждение весны в деревне вселило в него надежду. Для него не существует ни красоты, ни нежности, и те, кто сулят это ему — лжецы.
Шотландия — земля с каменистой почвой, суровым климатом и вечным одиночеством оказалась обманом. И Жизлен с ее раненым взором и ожесточившейся душой — тоже обман.
Ему нельзя проявлять слабость. Он не может, не должен этого себе позволять. Он давно привык рассчитывать только на себя, и Жизлен, судя по всему, усвоила тот же суровый урок. Она не ждет от него снисхождения. Он снова ощутил, как вокруг него сгущается сумрак. Безумные Блэкторны. Он не станет
