встал и взял ее за руку.
— Вы опять боитесь меня.
Она покачала головой, но все же попыталась высвободить руку. Накидка, которую она набросила сверху, чуть распахнулась, открыв знакомое ему домашнее платье, и он инстинктивно обнял ее за плечи.
— Милорд, вы слишком бесцеремонны.
Он сильнее притянул ее к себе, но она продолжала сопротивляться.
— Не надо, не надо вырываться. Вы сами не знаете, что делаете.
— Я пытаюсь освободиться.
Он вновь вспомнил о своей главной цели. Сжав зубы, он превозмог желание и выпустил ее.
— Прошу прощения. Я злоупотребил вашим доверием. Иногда мне кажется, что я теряю разум, когда прикасаюсь к вам.
Ориел зябко куталась в накидку.
— Вот здесь, милорд, я, пожалуй, соглашусь с вами. Несомненно, время, проведенное вами во французском высшем свете с его свободой нравов, сделало вас таким, таким… Вы должны изменить свое поведение.
— Помилуйте, это не подвластно разуму. Поверьте моему опыту.
— Мы даже не обручены, так что попытайтесь сдерживать себя.
— Лучше не говорить на эту тему. Вы только возбуждаете во мне еще больший интерес.
Блэйд сделал шаг навстречу, и она выпорхнула из комнаты. Он едва не рассмеялся — столь стремительным было ее бегство. Настроение его улучшилось — теперь у него есть доступ к вещам Томаса Ричмонда, а значит, его ночной визит принес плоды. Ему удалось также отвлечь Ориел от грустных мыслей, и он попытается добиться большего, что в конце концов должно принести ему наслаждение.
9
Поэтому я знаю точно: в каждом из нас заложены семена безрассудства, которые, оказавшись в благоприятной среде, могут дать обильные всходы.
Ориел украдкой взглянула на Блэйда поверх объемного тома, который она держала в руках. Он доставал с верхней полки тяжеленный фолиант, к которому сэр Томас не прикасался много лет из-за его неподъемного веса. Блэйд сбросил плащ и камзол, и Ориел видела, как под тонкой тканью его рубахи ходят мускулы. Едва он повернулся, она тут же спряталась за книгой.
Прижав горящую щеку к раскрытой книге, она выругала себя. В течение трех дней он помогал ей приводить в порядок библиотеку дедушки Томаса, и она не могла не признаться самой себе, что интересуется больше Блэйдом, чем работой. И без того мучившаяся, что не может принять смерть Томаса как волю Божью, она теперь корила себя за порочность-именно так, считала она, называется ее безотчетное желание быть постоянно рядом с этим соблазнительным молодым человеком.
Она отложила книгу и взялась за перо, чтобы занести в каталог краткое содержание тома. Сегодня она впервые вошла в библиотеку, сумев сдержать слезы. Нет, сейчас она не плакала дни и ночи напролет, но страдала в душе. Сердце ее обливалось кровью, когда она брала в руки вещи деда или когда просматривала книги на греческом языке, зная, что никогда теперь не прочтет их вслух для дедушки Томаса, как прежде.
Боль ни на минуту не оставляла ее, становясь иногда такой же острой и пронзительной, как в ночь, когда дедушка Томас умер. Ее страдания со временем совсем не уменьшались, она даже сначала решила отказаться от помощи Блэйда, но передумала. В конце концов, разве имеет значение, кто ей будет помогать.
Солнечный луч упал на руку, в которой она держала перо. Нет, с ее стороны глупость считать, что неважно, кто помогает. Еще как важно, особенно если речь идет о Блэйде. Контраст между молодостью и силой Блэйда и почтенным возрастом дедушки Томаса поражал ее. Она и не думала, насколько необычно будет оказаться за одним столом с этим подвижным и беспокойным молодым мужчиной, чей пронзительный взгляд повергал ее в смятение.
Теперь, когда она пришла в себя, она могла все спокойно обдумать и оценить его действия в тот трагический день. Когда умер дедушка, она была в отчаянии, на грани помешательства. Блэйд пришел ей на помощь, смог утешить в самую тяжелую минуту. Она и подумать не могла, что он способен на такое, — как не ожидала и от себя, что так доверится ему. В ту страшную ночь он крепко прижимал ее к себе, гладил ее волосы, и его мягкий голос, сильные руки вернули ее к жизни.
Неожиданный шум заставил ее вздрогнуть и повернуть голову. Блэйд шарил рукой по пустой книжной полке. Было немного странно, что книжные полки его интересовали больше, чем сундуки или сами книги. Ориел видела, как он поморщился от досады и спрыгнул с табуретки на пол.
— Что-нибудь не так? — спросила она.
— Все в порядке.
Блэйд стряхнул пыль с рук и взял свой камзол. Надев его и набросив сверху короткий плащ, он молча уставился на Ориел, и ей пришлось опустить глаза. Затем подвинул табуретку и сел рядом. Ориел почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, и тщетно пыталась сосредоточиться на своем занятии. Едва он полушепотом произнес ее имя, как по ее телу побежали мурашки.
— Ориел?
— Да.
Окунув перо в баночку с чернилами, она продолжала писать. На какой-то момент воцарилось молчание, затем он, фыркнув, выдернул из ее руки перо.
— Не бойся, милая. Я не такой законченный распутник, чтобы преследовать тебя в твоем нынешнем состоянии. Я еще не забыл, что такое рыцарские благородные манеры.
— У дедушки Томаса есть книги о хороших манерах
— Что?
Она сделала вид, что очень занята приведением в порядок разложенных перед нею бумаг.
— Меня всегда занимал вопрос — почему манеры разных людей так отличаются друг от друга?
— Прошу прощения?
— А вы задавали себе вопрос — что такое свет? — Она протянула руку к солнечному пятну на поверхности письменного стола. — Я вижу его, и он дает тепло, но я не могу его схватить. Как вы думаете, солнечный свет и свет огня — это одно и то же?
— Хватит! — Он обхватил голову руками. — Я сейчас сойду с ума.
— Вы когда-нибудь задумывались над этими вещами?
— Не знаю. Мне нужно поговорить с вами на серьезную тему.
— Вот как. — Она сложила руки на коленях и посмотрела ему в глаза.
— Я никогда не стал бы об этом говорить, но, похоже, у меня нет выбора. — Блэйд наклонился к девушке; она, напротив, чуть отодвинулась. — Но вы должны хорошо понимать: то, что я скажу, должно остаться между нами. Вы можете дать слово, что никому не расскажете о нашем разговоре?
— Я не могу этого сделать, пока не узнаю, о чем речь.
Он смерил ее долгим взглядом.
— Как бы то ни было, я должен доверять вам, тем более сейчас, когда вашего деда уже нет с нами.
Видимо, решение далось ему нелегко. Он чуть помолчал.
— Бог мой, если бы он узнал, что я доверился вам, он бы сбросил меня в Темзу… Ориел, мне не дает покоя смерть вашего деда.
— Да, страшное несчастье. Я теперь держусь за перила, когда спускаюсь по лестнице.
Он мотнул головой и понизил голос:
— Вы очень сообразительная девушка. Подумайте немного. Вашего дедушку нашли не у основания лестницы и не на лестничной площадке, а на полу лестничной шахты. Для того чтобы упасть туда, он должен был перевалиться через перила. Однако, хотя он и был пожилым человеком, но достаточно крепко стоял на ногах. Иначе говоря, чтобы оказаться в лестничном пролете, ему пришлось бы перепрыгивать через перила или же…
— Или же его должны были столкнуть.
