Сославшись на головную боль, Блэйд избавился наконец от Джоан и вернулся к себе в комнату. Прижав лоб к спинке кровати, он громко стонал:
— Черт побери всех женщин!
Рене в это время чистил бархатную накидку Блэйда.
— Месье?
— Я доверился ей. Боже, спаси и сохрани. А что, если она проболтается одному из своих кузенов? Как я мог довериться ей?
— Госпожа Ориел? — Рене поглаживал накидку, сдувая с нее пылинки. — Но вы говорили, что она самая честная девушка из всех, кого вы знали, и самая умная.
— Да, но где уверенность, что она достаточно осторожна и осмотрительна?
— Думаю, милорд, хотя бы в том, что она все еще не уступила вам.
Блэйд поднял голову, бросив в сторону Рене недовольный взгляд.
— Вот как! Мой слуга потешается надо мной. — Он снова уперся лбом в спинку кровати. — Я должен ждать, но времени становится все меньше, а убийца по-прежнему на свободе. Сэр Томас убит, потому что знал некую тайну, и кто-то боялся, что он сможет кому-то ее открыть. Я в этом уверен. Если сэр Томас оставил об этом какое-либо упоминание, — Ориел единственная, кому он мог поведать, что держал у себя. Она сейчас хранительница его библиотеки и его вещей, а я помогаю ей разбирать их. Ты уверен, что в его личной комнате нет ничего подозрительного?
— Да, милорд. Может быть, вам попросить ее помощи?
— Это невозможно. Мне едва удалось убедить ее в том, что произошло убийство. А кроме того, как ты мне прикажешь действовать? Ввалиться к ней в комнату и заявить, что я один из секретных агентов королевы и не сможет ли она любезно разрешить мне порыться в вещах ее двоюродного дедушки? Если же сказать ей, кто я на самом деле, то под угрозой окажется ее жизнь. О Господи, ведь я это уже сделал.
Рене отставил работу и смотрел на Блэйда, как священник па кающегося грешника.
— Милорд, я никогда не видел вас таким обеспокоенным. Мы рискуем не больше, чем во времена ваших опасных миссий во Франции.
— Во Франции мне не приходилось беспокоиться об Ориел.
— А! — На лице Рене появилась улыбка. Блэйд стукнул по спинке кровати.
— Хватит скалить зубы.
— Слушаюсь, месье.
— Я сказал, хватит ухмыляться. Что ты себе вообразил?
— Ничего, милорд. Я только удивлюсь, что вы, проведя столько лет в окружении восхитительных француженок, ни одной из них не отдали своего сердца. У вас был такой выбор! Столько прекрасных и обворожительных аристократок! Но вы остались холодным и равнодушным.
Блэйд тихо выругался и направился к двери.
— Черт тебя побери! Я и сейчас не пылаю. А ухаживаю за этой девушкой, глупая твоя голова, по необходимости.
— Как прикажете, милорд.
— Я голоден и пойду на кухню, где пообщаюсь с простым и здравомыслящим народом — не в пример тебе.
Он спустился по лестнице на первый этаж, где размещались кухня и комната для прислуги. Рене совсем распустился. Вот что выходит, когда имеешь слугу, у которого сидел па коленях еще ребенком, — отсутствие почтительности. Но Рене не прав. Блэйда по-прежнему не волнует ни одна женщина и уж тем более такая невинная и бесхитростная, как Ориел Ричмонд. Видит Бог, он не поддался ее чарам, он равнодушен к ее вьющимся локонам и к ее наивным глазкам. Не так ли? Так. Иначе и быть не может. Представь, что она будет постоянно рядом. Или ты доконаешь ее, или она в конце концов доконает тебя.
Стоп! Он почувствовал удар.
Блэйд тряхнул головой и пришел в себя. Поглощенный мыслями, он ударился рукой об оконную раму в галерее и теперь чувствовал сильную боль в кисти. Потирая руку, он продолжил путь на кухню. Он уже несколько раз приходил сюда, немало удивляя тем прислугу. Дружба со слугами, поварами, рубщиками мяса, пекарем и пивоваром была необременительной и ни к чему не обязывающей. Он пел им песенки про героев-любовников и забавлял рассказами о прожженных француженках.
Когда он вошел на кухню, его лицо все еще хранило выражение недовольства. Кухня представляла собой огромное помещение — почти как большая гостиная, только вместо камина здесь располагались две большие печи. Это было царство горшков, котелков, кастрюль, сковородок, мисок, кувшинов, поварешек и другой кухонной утвари. Там уже толпились люди, хотя подготовка к вечернему застолью еще не начиналась. Посудомойки, горничные и слуги сгрудились у большого разделочного стола в центре кухни. Оттуда, из середины, раздавался голос, который, как сразу определил Блэйд, принадлежал бродячему торговцу.
— Белоснежно-белые, благоухающие перчатки, прекрасно сшитые рубахи и шнурки для юбок. Все, что душа пожелает! Гребешки из слоновой кости, ручные зеркальца для девушек, чтобы любоваться своим личиком.
Служанки со смехом рассматривали безделушки.
Блэйд подошел ближе. Торговец был одет в жалкое рубище-потертый кожаный мешок с прорезями для головы и рук — и обмотан шерстяными тряпками.
В этой необычной одежде он походил на неуклюжего медведя, только шея и узкие запястья, выглядывавшие из-под этой кучи тряпок, говорили о стройном телосложении. На голове у торговца — потертая вязаная шапка, из-под нее выбивались темно-рыжие, покрытые изморосью кудри, не потерявшие на этом жалком существе живого блеска.
Но больше всего привлекли внимание Блэйда темно-голубые глаза торговца, которые выделяли его и создавали впечатление, что они принадлежат другому человеку. Блэйд полез в шкаф за сушеным мясом и хлебом, а торговец тем временем продолжал потешать собравшихся.
— Да, девушки, я проделал путь на Север от самого Лондона, все население города веселилось, пело и плясало в день Рождества. А во дворце сама королева затеяла представления и даже маскарад, где можно было увидеть самые невероятные костюмы. — Он наклонился и подтолкнул локтем одного из слуг. — Все участники бала-маскарада держали в руках зажженные свечи — тысячи свечей! Никогда еще свет не видывал таких ярких одежд, столько блесток и серпантина! И скажу вам, я видел Ее Величество в роли распорядительницы рождественских увеселений.
Блэйд был больше поглощен едой, нежели болтовней торговца. Но когда он услышал слово людей своего круга — «увеселения», то чуть не поперхнулся мясом. Он откашлялся, глотнул из кружки эля и уставился на оборванца.
При более внимательном рассмотрении оказалось, что торговец намного моложе, чем казался на первый взгляд. Под глазами совсем не было морщин, и когда он подшучивал над кухарками, в них бегали озорные огоньки. Он протянул одной серебряную цепочку, и Блэйд увидел длинный глубокий шрам на его запястье, уходящий вверх по руке под одежду. Несомненно, это был след от удара шпаги. Бродячий торговец ни разу не взглянул на Блэйда и, закончив торговлю, стал складывать вещи в мешок.
Блэйд поспешил из кухни к себе в комнату. Там быстро набросил плащ и сменил туфли. Скоро он был уже на конюшне и поглаживал своего жеребца, в то время как конюх подтягивал седло. Выехав через задние ворота, Блэйд направил коня в сторону ближайшей деревни. Как только дорога вошла в лес из орешника и дуба, он увидел торговца, тащившегося пешком по слякоти. Блэйд пришпорил коня и вскоре поравнялся с ним. Торговец остановился и манерно раскланялся.
— Милорд?
— Подожди, торговец. Меня заинтересовал твой рассказ, о празднествах, бале-маскараде и «увеселениях».
Торговец улыбнулся в ответ и снял рукавицы. Взмахнув рукой, он, словно фокусник, извлек, как казалось, прямо из воздуха одну из своих вещиц и подбросил ее — Блэйд перехватил безделушку. Но это была не та безделушка, какими развлекаются горничные или посудомойки. На его ладони лежал плоский золотой круг с изображением серебряного дракона, стоящего на задних лапах. То был фамильный герб
