из столовой, она задержалась:
— Трешфилд, я хочу поговорить с вами в библиотеке.
Граф, наблюдавший за тем, как дворецкий разливает портвейн, посмотрел на нее с беспокойством.
— Немного позднее, моя дорогая.
— Сейчас, Трешфилд.
— Разговор можно отложить, моя дорогая.
— Трешфилд, у нас с вами будет серьезный и прямой разговор, касающийся, главным образом, вашего характера и вашего отношения ко мне. Мы можем поговорить об этом здесь, в присутствии слуг и джентльменов и можем поговорить в библиотеке, наедине. Выбирайте. У вас есть одна минута, чтобы принять решение.
Ник отрывисто рассмеялся и достал из кармана жилета золотые часы.
— Я засекаю время, Трешфилд.
Граф встал со своего кресла; дряблая кожа его лица покраснела.
— Я не позволю, чтобы мной помыкали в моем собственном доме!
Джорджиана молча скрестила на груди руки и стала ждать.
— Сорок секунд, старина, — произнес Ник, посмотрев, прищурясь, на часы.
Эвелин бросил свою салфетку.
— Право, Джорджиана, ваше поведение с каждым днем становится все более эксцентричным. — Он с гордым видом покинул столовую.
— Двадцать секунд, — сообщил Ник.
— Рандалл, Рандалл, я сейчас же удаляюсь в свои покои!
Ник захлопнул крышку часов, встал между дворецким и графом и улыбнулся. Улыбки этой оказалось достаточно для того, чтобы дворецкий остановился. Ник повернулся к графу.
— Лучше идите с ней в библиотеку, сэр, — сказал он спокойно. — В противном случае я сам доставлю вас туда.
Трешфилд стукнул тростью по полу:
— Я позову слуг и велю выгнать вас из моего дома.
— Вы не сделаете этого, — сказала Джорджиана. — Сейчас вы сделаете то, что вам говорят, или я расторгну нашу помолвку.
— Что? Это будет нарушением обязательства.
— Чем бы это ни было, вы больше не сможете терроризировать ваших близких предстоящим браком, если я расторгну ее.
Ник обошел вокруг кресла-каталки и взялся за ручки.
— Поехали. Вы свое отпели. Пора платить по счетам.
Когда они добрались до библиотеки, Джорджиана хотела попросить Ника оставить их с графом наедине. В конце концов, тема ее разговора с Трешфилдом была довольно дели-ка гной. Ник подкатил кресло графа к камину. Она остановилась на пороге и открыла было рот, когда он выпрямился и бросил на нее суровый взгляд.
— Забудьте об этом, — сказал он и прислонился плечом к каминной доске из итальянского мрамора.
Сжав губы, она захлопнула дверь и решительно подошла к графу. Старик встал, опершись на трость и улыбаясь ей своими водянистыми глазами.
— Наш разговор не займет много времени, — сказала она.
— Вы всегда обворожительно лаконичны, моя дорогая. Это одно из самых привлекательных ваших качеств.
— Не пытайтесь умаслить меня, Трешфилд. То, что вы совершили, непростительно. Никто не обвинит меня в том, что я откажусь выйти за вас, и если вы сейчас же не заберете назад свою отвратительную ложь, то я откажу вам. Вы знаете, что вы наделали? Из-за вашей лжи теперь кто-то пытается заставить меня уехать.
— О да. Я что-то слышал об этом. — Джорджиана вскинула руки:
— Что-то? Вы говорите гак, как будто речь идет о мелких хлопотах. Кто-то, возможно, пытался меня убить!
— Мне жаль, что с вами произошли эти недоразумения, дорогая, но ведь это всего лишь Августа. Я распоряжусь, чтобы за ней приглядывали повнимательнее.
— Ваше слово, — сказала Джорджиана. — Дайте мне ваше слово, что вы сегодня же вечером расскажете правду.
— Но дорогая, я вполне смогу сделать это и завтра.
Ник отошел от камина, взял графа за руку и, не обращая внимания на его протесты, усадил его обратно в кресло-качалку.
— Молчите. Ваше песенка спета. — Он подмигнул Джорджиане, которая улыбнулась ему в ответ и пошла впереди них к двери.
— Это заговор, — воскликнул граф и махнул тростью, когда Ник катил кресло-каталку мимо Джорджианы. — По какому праву вы вмешиваетесь в мои дела? Вы злоупотребляете моим гостеприимством, сэр. Вы не имеете права. Я сказал вам, чтобы вы подождали, пока она овдовеет, а вы ведете себя как бешеный бык.
Джорджиана отпустила ручку двери и повернулась к ней спиной.
— Что вы сказали?
— Ничего особенного, — ответил Ник, сердито посмотрев на графа.
Граф загоготал и стукнул тростью по полу.
— Вы думаете, я не знаю, что происходит, моя дорогая? Я вижу, как он смотрит на вас. Даже сатир, наверное, не смотрел на лесных нимф так похотливо. А вы вертите перед ним своим задом, как…
— Прекратите трепать своим грязным языком, — прорычал Ник.
— Ах, избавьте меня от вашей глупой обидчивости, — сказал граф. — Я же сказал вам, что не буду возражать против вашего пребывания здесь, пока вы соблюдаете приличия.
Рука Джорджианы сжалась у нее на груди.
— Боже мой, значит, вы говорили обо мне. Решали, как один передаст меня другому. Поделили меня, словно призовую кобылу.
— Послушайте, не нужно волноваться, моя дорогая, — сказал граф. Он наклонился и погладил ее руку. — Вы знаете, как эго бывает.
Женщина, которая была замужем и овдовела, становится, так казать, доступной. Это все только ей на пользу. Разве лучше, если она увянет, так и не удовлетворив своего желания. Ник сердито проговорил:
— Послушайте меня, старый распутник, если бы вы не были таким древним и дряхлым, то я вспорол бы вам глотку и оставил истекать кровью.
Джорджиане стало плохо. Кровь застучала у нее в висках, когда она представила сцену, разыгравшуюся между графом и Ником. Интересно, граф сам предложил ее Нику или Ник попросил, чтобы тот позволил ему попользоваться ею первым? Все это было очень похоже на то, что, как она это представляла себе, происходит в публичных домах: клиенты выстраиваются в очередь, и тот, кто пришел первым, первым обладает женщиной. К горлу ее подступила тошнота; ей показалось, что корсет сейчас задушит ее.
— Это было не так, голубка.
Услышав голос Ника, она вздрогнула. Он подошел к ней и взял за талию. Вскрикнув, она отбросила его руку и рывком открыла дверь. Он еще не успел сдвинуться с места, как она выскочила из библиотеки, хлопнув дверью. Она бегом миновала зал, поднялась по лестнице и влетела в свою комнату. Чтобы Ник не прокрался к ней, она придвинула к двери стол.
Она задыхалась, слезы застилали ей глаза, и в это время раздался стук в дверь. Ник ласково произнес ее имя. Она попятилась от двери и закрыла уши руками. Вскоре стук стал громче. По щекам ее текли слезы, и она еще сильнее прижала руки к ушам. Однако она по-прежнему слышала его стук, по-прежнему видела мысленным взором его стройное сильное тело, прижавшееся к ее двери. Вскрикнув, она устремилась через гостиную, миновала короткий коридор и вбежала в кабинет.
Она захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Стук стал слабым, едва слышным, благодаря искусству строителей XVIII века. В темноте она нащупала шторы и отодвинула их от окна, чтобы впустить в комнату
