– А вот и наш директор, – проговорил Квота. – Знакомить вас не надо…
– О, это вы, отец мой! Как поживаете? – Бретт протянул пастору руку.
Квота сразу перешел к делу.
– Сеньор директор, вы не помните, сколько наша фирма обычно отчисляет пастору на неимущих?
– Сто пятьдесят песо, сын мой, – живо вставил отец Эспосито.
– Великолепно, ровно столько, сколько нужно, – сказал Квота. – Это как раз сумма первого взноса. Что же касается остального, то, как мне кажется, наша фирма сможет облегчить условия ради ваших добрых дел.
Бретт и Квота, как два жандарма, стояли по обе стороны своей жертвы…
– И дать вместо годовой рассрочки полуторагодовую. Как вы полагаете, сеньор директор?
– Да, но все равно необходимо поручительство, – сказал Бретт.
– Ну, что ж, поручителем буду я. Надо иногда делать добро, когда это в твоих силах, черт побери, не все же время заниматься торговлей. Где бланк заказа? Надеюсь, вы довольны? – спросил Квота пастора.
– Да, но если случится… – дрожащим голосом начал пастор, делая последнюю попытку освободиться от своих мучителей, – если я не смогу внести очередной взнос… если не из чего будет заплатить…
– Да полноте, полноте, к вам же поступают пожертвования. Итак, сеньор директор, договорились? Значит, мы доставим сеньору пастору холодильник? И сейчас ему не придется ничего вносить? Чудесно, отец мой, будьте мне благодарны, я хоть и попотел, но не зря. Распишитесь вот здесь.
Пастор сам не заметил, как в руке у него оказалась ручка. Квота и Бретт отечески обняли его, и он наклонился к столу.
– Все же боязно, – проговорил он, – ну, да ладно…
Он расписался. И сразу же его охватило радостное нетерпение.
– А когда я получу холодильник? – Теперь голос его прозвучал настойчиво. – Как раз в воскресенье у меня к обеду будет каноник…
Ему, как и генералу, даже в голову не пришла мысль поинтересоваться ценой.
13
Пришлось положить немало труда, чтобы отделаться от пастора. Когда это наконец удалось, Квота вытер пот со лба, с шеи, оттянул на груди рубашку, как после долгого бега, и вздохнул:
– Никто так не изматывает, как эти голодранцы.
Флоранс промолчала. Но вечером, когда они остались с дядей вдвоем, она сказала:
– Давайте прекратим эти опыты… Мне это больше не кажется забавным.
– Что? Что тебе не кажется забавным?
– Например, то, как у этого агнца-пастора отобрали его жалкие пожертвования… Это уже не торговля, а разбой.
– Да что это ты? – удивился Бретт. – Если мы начнем разводить в делах сантименты…
– Конечно, вы правы, но… сама не знаю… в этом есть что-то нечестное.
– В чем – в этом?
– В том, как Квота заставляет людей… покупать вещи, которые они… в которых они не…
Она не сразу нашла слово.
– Может быть, ты вообразила, что мы – благотворительное общество? – насмешливо проговорил Бретт.
Флоранс не стала настаивать. К тому же она еще не разобралась до конца в своих чувствах. Ей и самой не было ясно, что именно ее возмущает. Ночь она провела спокойно, а на следующее утро, когда они с дядей отправились в контору, она и думать забыла о своих переживаниях.
То был великий день. После вчерашних удачных опытов Квота решил открыть все шесть торговых залов и все витрины. Вместе с Бреттом и Флоранс он сидел в директорском кабинете, ожидая первых результатов. Бретт не мог подавить волнения и бегал взад и вперед по комнате. Зазвонил телефон. Это был Спитерос, он напомнил своему конкуренту о встрече, оба намеревались изыскать modus vivendi [5] в период экономического упадка.
– Дорогой мой, вы выбрали неподходящий момент, – начал было Бретт, но тут же осекся, заметив, что Квота делает ему какие-то знаки.
– Примите его.
– Спитероса? Зачем?
– Примите, – кратко повторил Квота.
– Хорошо, – сказал Бретт в трубку. – Если хотите, сегодня в десять утра вас устраивает?
Уже к половине десятого Бретт совершенно извелся. Он хотел было вызвать Каписту, чтобы узнать, как идет торговля.
– Не отрывайте его, у него есть дела поважнее, – остановил его Квота. – Если уж вы так тревожитесь, пойдемте лучше со мной.
