прилавков, о человеке с лодочным мотором, о несчастном Эспосито с его складом бытовых приборов и, наконец, о своем разговоре с Квотой, о его образе мыслей, о его бредовых проектах, доходящих до того, что он мечтает добиться несварения желудка поголовно у всех жителей Тагуальпы, чтобы продавать им слабительное, а ее дядюшка Бретт ничего не видит, ничего не понимает, находит все это нормальным и даже замечательным…
– Квота внушает мне ужас, но вас, дядечка дорогой, мне жаль до боли. Я не хочу быть свидетелем того, что с вами произойдет. «Иди вперед или подыхай! Кто не двигается вперед, тот отступает назад! Если я остановлюсь, я разорен!» Разве вы не помните Катоблепа?
Бретт удивленно поднял брови. Флоранс еще крепче сжала его руку.
– Ну как же так, вспомните у Флобера в «Искушении святого Антония»… Было такое легендарное чудовище, ужасно глупое, и именно из-за своей фантастической глупости оно чуть не увлекло святого отшельника в нирвану, в пропасть блаженного небытия… До того глупое, ну вспомните, что оно пожирает свои ступни, не понимая, что это его собственное тело. «Либо иди вперед, либо подыхай!» А Квота вместе с его Катоблепом жрут не только свои ступни, они пожирают уже ноги и зад, и пожирают с такой жадностью, что скоро подавятся собственными потрохами. Ну, а дальше-то что будет, дядя, что дальше? Насколько, по-вашему, их еще хватит, если они будут так обжираться?
Бретт тщетно искал веского ответа, аргумента. Да что там, образ этого Катоблепа, словно взрывная волна, пробудил в нем былые тревоги… А вдруг Флоранс права? А вдруг это пресловутое «экономическое развитие», с которым носятся сейчас деловые круги всего мира, – тот же Катоблеп?
– Это ужасно, – услышала Флоранс шепот Бретта.
Она не верила своим ушам. Неужели ей удалось так скоро переубедить дядю? И действительно, он продолжал:
– Надо бы повидать Квоту. Надо ему все это сказать. Прости, я накричал на тебя, но ты же знаешь, я всегда бешусь, когда сомневаюсь в своей правоте… Не уезжай. Подожди хоть несколько дней. Не оставляй меня снова одного с этим дьяволом в образе человека. Может, ты и права. Может, и впрямь ему лучше вернуться в свой колледж. Если он останется здесь, нас, возможно, ждут черные дни.
– Пусть будет так, – согласился Квота.
Когда на следующее утро после разговора Флоранс с дядей Самюэлем пришли к Квоте, тот сразу же по выражению их лиц понял все. Однако он не показал виду, что взволнован. Он предложил им сесть. Со своей обычной усмешкой он выслушал Бретта, который поделился с ним своими опасениями и даже упомянул для убедительности Катоблепа. Когда Бретт умолк, Квота принялся медленно ходить взад и вперед по кабинету.
– Пусть будет так, – повторил он серьезным тоном. – Вы правы, оба правы, это совершенно ясно.
Бретт похолодел. Неужели и Квота сейчас признает…
– Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кого вы считаете Катоблепом. Если не ошибаюсь, это выпад против вашего покорного слуги?
Квота резко остановился и повернулся лицом к Бретту и Флоранс.
– Скажите, дорогой друг, кто придумал этого самого Катоблепа? Уж не я ли, по-вашему? Как бы не так. Он родился сто лет назад, точнее, вместе с началом промышленной эры и массового производства. Я же, как и все прочие, лишь получил его в наследство, и получил таким, каков он есть: самоуверенного болвана, облизывающегося от удовольствия. И совершенно верно, что рано или поздно, с моей помощью или без нее, все равно он сожрет свои собственные потроха. Это уж вернее верного…
– Значит… – вскричал Бретт.
– Значит, главная проблема не в этом. Вы сами выразили суть современного мира, дорогой Бретт, «Либо иди вперед, либо подыхай». И мы не в силах ничего изменить. Следовательно, проблема проста – не сдохнуть. А значит, идти вперед, действовать. Иными словами – продавать. Другого выхода нет. «Все прочее литература», а у нас времени нет на то, чтобы убаюкивать себя красивыми словами. Или сравнениями с мифологическими чудищами. Мы должны продавать, и опять продавать и продавать, все больше и больше. И все время выискивать новые методы, чтобы не остановиться на полпути. Если ваша страна может обойтись без моих методов, я буду только рад, пусть другие предложат что-нибудь получше.
– Но что с нами будет, когда у людей действительно окажется переизбыток всего? – нетерпеливо спросил Бретт, ибо Квоте впервые не удалось его переубедить. – Если у них и правда начнется несварение желудка? Если они не захотят больше ничего покупать? Совсем ничего? Если они объявят забастовку?
– А разве кто-нибудь вас уверяет, что этого не произойдет? – спросил Квота. – Я скажу даже больше – ваше «если» излишне. Производить товары в изобилии – значит постепенно подготавливать роковой финал. Это ясно, как дважды два – четыре.
– Значит… – повторил Бретт, покрываясь холодным потом.
– Значит, чтобы выкарабкаться, нужно сделать выбор, это ясно всякому. Есть только два выхода. Либо властной рукой уравновесить производство и потребление, другими словами, прийти к социализму. А это означает конец частного предпринимательства, конец западной цивилизации. Либо по примеру Америки – как бы это ни претило вашей милейшей племяннице – все время создавать новые потребности, раньше чем будут удовлетворены прежние. И действовать так, чтобы Катоблеп сжирал свою лапу медленнее, чем у него отрастет вторая. Вот в этом и заключается моя работа, job, над этим трудятся наши научно- исследовательские лаборатории. Кстати, – без всякого перехода обратился он к Флоранс, – я вам искренне благодарен.
Флоранс с недоумением посмотрела на него.
– Нет, нет, действительно благодарен от всего сердца, – продолжал Квота. – Только после разговора с вами я понял, что допустил грубейшую ошибку в организации наших лабораторий. Я глубоко вам за это признателен. Я даже не могу вам высказать как!
Но Флоранс насторожилась. К чему это он клонит…
– Пожалуйста, не втягивайте меня в ваши гнусные истории, – сухо бросила она.
– Вот именно! – Квота энергично вскинул руку, словно подсек рыбу. – Вот именно в этом моя ошибка! В том, что я с самого же начала не втянул вас. Вы бы помешали нам совершить уйму глупостей! Таких, например, как этот злосчастный чесательный порошок. Я целиком согласен с вами, что подобная мысль
