разбирался ни в экономике, ни в организации производства, и сам, честный человек, признавал это.
Мой мандат произвел на него внушительное впечатление. Поговорили без обиняков и сразу стала ясна картина. Вышел из строя один из трех дорогостоящих станков, купленных за границей. Золотом было плачено. Работавший на нем молодой парень, вопреки требованиям инженера, хвастая перед приятелями своей «лихостью», значительно превысил допустимое число оборотов. Инженер еще раз предупредил, что станок может не выдержать, но парень «отбрил» специалиста: 'Это по вашим буржуазным нормам не выдержит, а по нашим только давай'. Ну и случилось то, что должно было произойти: пока инженер разыскал начальника цеха, в станке «полетела» шестерня, еще какие-то детали.
— При чем же тут инженер? — спросил я. — Он может нести ответственность лишь за то, что не настоял на своем… Есть инструкция о работе на данном станке. Она висела на стене перед глазами рабочего. Кроме того, этот парень прошел соответствующее обучение и сдал технический минимум.
— А если инженер по злобе сунул в станок какую-нибудь железку? — отвел взгляд директор.
— Доказано? Железки нашли?
— Как докажешь: никто ничего не видел. Но рабочий говорит — мог сунуть. Долго возле станка стоял.
— Что же ему издали, с другого конца цеха надо было парня уговаривать? Да ведь этот инженер сам станок-то отлаживал… Вы гадаете на кофейной гуще, без всяких оснований льете грязь на человека, а явный преступник, наглый невежда, вдвое превысивший число оборотов в станке, ходит по заводу, задрав нос.
— Не привлекать же его к ответственности… — вздохнул директор.
— Обязательно привлечь в назидание другим.
— Да поймите же, дорогой товарищ, инженер тот не наш, а парень всего год из деревни, активист комсомольской ячейки! Как же я с ним!
— А вы понимаете, что своими действиями дважды и трижды усугубляете ошибку?! Виновный — не наказан. Безвинный — пострадал. Звание комсомольца запятнано, ваше имя — тоже. Что теперь думают о вас? Выгораживаете, мол, своих, а беспартийных топите. Народ видит. Письма вот пишут. А станок стоит, потому что специалист, способный его наладить, упрятан за решетку.
— Хрен тут поймешь, — выругался бывший матрос. — У меня самого от этой катавасии голова кругом идет. А сверху звонят — не давай комсомольца в обиду.
Я высказал свое сочувствие директору, оказавшемуся меж двух огней.
Разобраться с другим инженером было еще проще, стоило подойти к делу объективно, без Предвзятости. По его вине якобы сорвалось выполнение важного заказа, его участок не выдал своевременно одну из главных деталей. Но почему? Да потому, что не поступил металл, необходимый для изготовления этой детали, а нарушить технологию опытный специалист категорически отказался, считая, что надежность детали значительно уменьшится, будут возможны аварии.
Опять вроде бы все ясно: заказ сорван по вине снабженца, не обеспечившего доставку требуемого металла. Но снабженец-то свой, выдвиженец из низов, постоянный оратор на всех собраниях. Поговорив с ним, я убедился: человек совершенно не разбирается в производстве. Он искренне недоумевал, с чего это заартачился балда-инженер, какая муха его укусила?
Все это я доложил Иосифу Виссарионовичу, присовокупив, разумеется, свои выводы. Настоящих инженеров и техников, получивших капитальное образование, имевших опыт, у нас кот наплакал. Именно они — опора нашего производства, а не те полуграмотные скороспелки, которых мы готовим теперь в спешном порядке. Не издеваться надобно над специалистами, не унижать их, а всемерно беречь, заботиться. Любого балбеса за год можно превратить в хорошего слесаря, а инженеры выковываются десятилетиями, да и то не из всех. А уж если кто и вредители, так те, кто ломает станки, а вину сваливает на других, дискредитируя таким образом партию и комсомол.
— Всех вредителей мы будем карать без пощады. А они у нас есть, сказал Сталин.
На том заводе, разумеется, порядок был наведен. Инженеров освободили, вернули в цеха, директора сняли, лихого работничка-парня отдали под суд. Партийным и комсомольским руководителям тоже было воздано должное. Однако это лишь частный случай и, как принято говорить, не типичный для того времени. Почта все чаще приносила письма о вредительстве и вредителях, эти слова упоминались в разговорах, мелькали на страницах печати. Порой казалось, что врагами наводнена вся страна. Может, были случаи вредительства или сопротивления скрытых врагов, то есть такие случаи наверняка даже имели место в период индустриализации и коллективизации, но от чрезмерной подозрительности во много раз больше пострадало людей случайных, допустивших самые обычные ошибки, просчеты, без которых не бывает ни одного дела. А то и ничего не допустивших, ставших козлами отпущения за чужое неумение, чужие грехи. И, может быть, не желая того, немалую роль сыграл при этом Иосиф Виссарионович, задавая тон своим стремлением обязательно найти конкретного виновника, ответчика, не понимая того, что порой повинны бывают не отдельные люди, а обстоятельства.
Сам очень добросовестный, живущий только ради дела, ради идеи, он не способен был понять тех, кто работает для личных благ, для денег, квартиры, совершенно не терпел расхлябанности, лени, равнодушия, отсутствия инициативы, считая все это чуть ли ни преступлением. Вот твой участок, вот твои обязанности: сделай все добросовестно и как можно скорее, без ссылок на трудности и объективные причины — другого подхода для него не существовало.
Иосиф Виссарионович, бесспорно, был несколько прямолинеен. Вот, предположим, новая стройка. Готов проект, назначены руководители, определено место, выделены средства, даже специалисты приглашены из-за границы. Так, дорогие товарищи, все предусмотрено? Ничего не забыли? Тогда приступайте. К такому-то сроку стройка должна быть завершена. Спросим с вас по всей строгости.
Все вроде бы правильно. А жизнь — гораздо сложней и полна неожиданностей. Руководители, хорошие организаторы, хорошие знатоки в одной отрасли — ничего не смыслят в другой, в новой. Оборудование запаздывает. Рабочие, набранные по деревням, умеют только землю копать, да тяжести таскать, в лучшем случае плотничать — их надо обучать соответствующим специальностям. А бараки дырявые, иной раз половина людей простужена, лежит на нарах, особенно, когда свирепствует грипп. Вокруг голая степь, ни дров, ни угля на зиму. С продуктами перебои. Да мало ли еще что. И буксует, замедляет темпы важная стройка. А Иосиф Виссарионович, на стройплощадках сам не бывавший, удивлен и рассержен: в чем же дело, товарищи? Вам созданы все условия, а вы не справляетесь, срываете план. Что это? Безответственность? Непонимание партийной линии? Или козни классовых врагов? Пусть органы разберутся…
Вскрывать настоящие причины трудно, скучно, особенно для молодых, энергичных людей. Да и знания нужны, чтобы вскрыть-то, дать объективный анализ, наметить пути к успеху. Гораздо проще и эффективней «разоблачить» вредительское гнездо, особенно, если там какой никакой пожаришко был или взрыв, хотя бы случайный. Сразу видны конкретные виновники. А руководителям стройки, если они не попали в число вредителей, есть на кого свалить неудачи, прикрыть собственное головотяпство.
Для Иосифа Виссарионовича, считавшего, что классовая борьба не затихает, а обостряется, что враги разных мастей, как внутренние так и внешние, стараются сорвать все наши начинания, версия о вредительстве звучала убедительно, вполне укладывалась в схему, подтверждала его теоретические изыскания. Для местных руководителей, для неудачливых организаторов производства ссылка на вредителей стала панацеей от многих бед, удобным громоотводом. Всегда найдется какой-нибудь подозрительный кулак, нэпман, бывший поп, офицер или чиновник. Для трудящихся — понятное, убедительное, конкретное объяснение. Если плохо — вот вам вредитель. Если хорошо — да здравствуем мы!
Лазарь Моисеевич Каганович, занимавший самые высокие партийные и хозяйственные посты, любил повторять: 'Каждая авария на производстве, каждая ошибка и каждое вредительство имеют свое имя, отчество и фамилию. Виновных — к самой строгой ответственности!' С этим нельзя не согласиться, но виновных-то надо было искать без предвзятости, объективно. Да ведь и преступление преступлению рознь. По глупости, но неумению вывел из строя станок, ну и получи свои пять лет. Но столько же получал и человек, нанесший стране гораздо больше ущерба, несоизмеримо больше. Известно, что вывоз сырья за рубеж не выгоден государству, разорителен для государства. Шли на это, скрепя сердце, чтобы приобрести за валюту хотя бы те же станки. Но ведь что и как продавать?! Вывоз круглого леса, например, это прямой
