Глава четырнадцатая
Когда дня через два Таня пришла, как обычно, в лабораторию, Черныш предупредительно сообщил ей:
— А Леонид Михайлович давно уже здесь орудует.
Действительно, он переставлял со стола на другой стол приборы. Таня поглядела на него удивленно и спросила:
— Вы… назначены заведующим лабораторией?
— А-а, здравствуйте! — кивнул ей Леонид Михайлович и ответил: — Нет, я буду только приходить сюда иногда заниматься тут кое-чем…
— Вам это разрешил профессор Голубинский? — захотела уточнить этот вопрос Таня.
— Да-а… Я его только что видел здесь и с ним говорил, — небрежно ответил он и добавил: — А куда же девалась ваша черная тюбетейка?
— Тюбетейка? — очень удивилась такому любопытству Таня и отвернулась. — Зачем вам моя тюбетейка?
А Леня, безжалостно внимательно разглядывая ее новую тюбетейку, тянул, бессознательно подражая отцу:
— Эта красная, она-а… конечно… она, пожалуй, тоже не так плоха, но… черная была оригинальней… Так куда она делась?
— Пропала, — проходя мимо него к своему столу и стараясь не глядеть на Леню, бросила Таня.
— Вот тебе на! Пропала? Куда же она могла пропасть? — занятый в это время подготовкой опыта, тянул по-прежнему Леня.
— Пропала, и все.
Этот интерес к черной тюбетейке показался Тане чрезвычайно подозрительным. Ей даже подумалось, не узнал ли он через кого-нибудь о том, как они с Фридой, которую назвал он на заводе «карманной лаборанткой», только что приобретя в складчину волейбольный мяч, шли домой, подбрасывая весело эту прекрасную вещь, а на них напала, чтобы отнять мяч, толпа уличных мальчишек. Мяч им отнять не удалось, но тюбетейка упала с головы Тани во время драки, и мальчишки ее унесли, убегая.
Леня между тем, занятый своим опытом, упорно продолжал говорить все о том же:
— Черная тюбетейка эта, она… делала вас похожей на алхимика средних веков… Это была замечательная штука.
— Таких замечательных сколько угодно в лавке.
— Разве?.. Гм… А мне, представьте… мне как-то не приходилось видеть подобных…
И в самом тоне голоса этого высокого инженера Тане чудилась какая-то насмешка над нею. Она помнила, конечно, свое окисление угля перманганатом, поэтому посоветовала ему не без вызова:
— Вам стоит только спросить себе черную тюбетейку в любой лавке, и вам дадут.
— Разве?.. Вот как?.. Это хорошо, — между делом отозвался на это Леня и потом замолчал, старательно налаживая свой опыт.
Потом он спросил ее, на каком именно газовом заводе она работала. Таня ответила спокойно, точно и коротко.
— Я знаю этот завод. Я там был в прошлом году, — сказал он. — Почему же вы ушли оттуда?
Этот вопрос снова показался подозрительным Тане, и она ответила резко:
— Ушла, и все.
— Здесь условия труда лучше? — спросил, как бы не заметив этой ее резкости, Леня.
— Там было всего три койки на шесть лаборанток, — вот что там было. И стояли эти койки в общем бараке… Это хорошо? — вдруг блеснула на него нестерпимо яркими глазами Таня.
— Очень плохо… И вы, конечно, заявляли и писали в стенную газету об этом и прочее… Но ведь это — новый завод… Там просто не было тогда ни достаточной жилплощади, ни коек для всех… Конечно, в этом же году там все устроят.
— Ну вот, когда устроят, тогда пусть и спрашивают, отчего уходят лаборантки… Кроме того, мне надо учиться…
— А вы где же тут думаете учиться?
— В химико-технологическом, — твердо сказала она.
Он же растянул невнимательно, по-прежнему:
— А-а… Да-а-а… Вам следует подучиться химии, следует, следует…
Это три раза повторенное «следует» показалось чрезвычайно оскорбительным Тане, и она почти крикнула на это:
— А вам следует завести черную алхимическую тюбетейку.
Обернувшись, он посмотрел на нее удивленно, но тут же улыбнулся миролюбиво и сказал:
— Это будет неплохо, конечно; непременно я ее заведу.
— Вот и заведите.
— А вы не хотите ли заняться вместе со мною одним очень интересным вопросом? — вдруг спросил Леня настолько для нее неожиданно, что она сразу перешла на полуголос:
— Каким именно вопросом?
— Вопросом… электропроводности угля во время процесса коксования, — очень отчетливо, выбирая точные слова и глядя на нее, как ей показалось, учительски строго, ответил Леня.
— А что я должна буду делать?
— Мы с вами начнем с того, что возьмем вот эту фарфоровую трубку, — я только что ее очистил и прокалил, — и всыпем в нее толченый уголь; я его только что взвесил: тут пятнадцать граммов. Это — коксовый уголь. Потом мы можем взять и газовый, и жирный, и тощий… Последовательно мы будем их нагревать в этой трубке, — а можно и в кварцевой, — до тысячи градусов, пропустим через уголь ток и измерять электропроводность будем последовательно, по мере нагревания.
— Как измерять? — тихо спросила Таня.
— Для этой цели есть мостик Уитстона… Но вот, чтобы оба конца трубки обогревались равномерно, сделаем мы так… Найдите где-нибудь тут у нас кусок шамотного кирпича и натолките его в ступке…
Кусок кирпича, особо огнеупорного, из которого клались коксовые печи, Таня нашла без труда, потому что кирпич этот тоже исследовался в лаборатории, подвергаясь действию очень высоких температур; но, кладя его в ступку, Таня все-таки вглядывалась искоса в лицо Леонида Михайловича, не шутит ли он над нею.
В это время около дверей подвала раскатился очень знакомый Тане рыкающий хозяйски-громкий голос, и она еще только думала, чей это, такой знакомый, когда вошел профессор Лапин; он был в чесучовом старого шитья пиджаке, в панаме с красной лентой и в довольно вычурном галстуке, завязанном пышным бантом.
— Так как у ва-ас, товарищ Слесарев, руки, да, непременно в чем-нибудь грязном, да, конечно, грязном… то я-я… вам руки не подаю, да… Здравствуйте!
И, кивнув панамой Слесареву, обратился к Тане:
— А вы-ы… как тут, да? Помогаете ему тут, а?
— Вот… толку… кирпич, — очень тихо отозвалась Таня, как будто жалуясь, а высокий Слесарев, улыбаясь по-своему, объяснил ему, чем он занят:
— Ставлю, Геннадий Михайлыч, опыт на электропроводность кокса… главным образом в пластическом состоянии… Нельзя ли тут добиться каких-нибудь общих положений…
— Ага. Да… В разные моменты коксования?.. Да-а… Это, пожалуй, да. Гм… Электропроводность…
— И для различных видов углей… — добавил Леня.
— Это… это… да. Как один из признаков, да, клас-си-фи-кации углей, вы думаете? Гм… Вот видите, да, — инициатива, ини-ци-а-тива у вас. Инициа-тива, да… Это вы там, в Ленинграде, были, да-а… Электропроводность… А они, кстати, да, — они, знаете ли, там, столичные, предлагают мне, да, фи-ли-ал
