чинов, валяющихся по дорогам, по канавам, между Судой и Канеей и по улицам и кабакам Канеи.
Между офицерами «Сисоя» пьянства не было; пили, но мало и прилично. То же относится и к другим кораблям.
Командующий довольно часто посещал «Сисой» и входил решительно во все мелочи судовой жизни и обучения, причем проявлял всегда редкий здравый смысл и прямо-таки энциклопедические знания. Он касался даже, технической части и, призывая к себе специалистов, расспрашивая о какой нибудь неисправности механизмов, быстро вникал в суть дела и «очков» себе «втереть» не дозволял. Все сильно подтянулись, зная, что ежеминутно каждого может призвать в себе адмирал для расспросов и разнести.
Разносы он делал часто и всегда по делам. Так, зайдя во время учения в батарейную палубу, Йэссен обратился к артиллерийскому квартирмейстеру с просьбой рассказать ему оптический прицел на пушке, а когда тот сделать этого не мог, то был призван старший артиллерист, разнесен за то, что не обучил комендоров прицелу. А затем и ему самому было предложено самому рассказать про прицел, и о ужас, артиллерийский офицер, очевидно, и сам не знал устройства оптического прицела и начал нести вздор, и сел в лужу, будучи сильно изруган адмиралом. Вообще, влетало часто всем, мне в особенности, за беспроволочный телеграф, но все же к чести офицерского состава «Сисоя», если и влетало за промахи, то во всяком случае не за такие, как это выше приведено со старшим артиллеристом, действительно мало смыслящим в артиллерии и вообще, по-видимому, к ней особенной любви не питавшим.
Насколько командующий был дееспособен, — настолько же и его штаб, немногочисленный по составу, но хорошо подобранный, за исключением флагманского штурмана полковника Осипова, который всегда был велик на словах и мал на деле и, будучи от природы довольно ограниченным человеком, воображал о себе и о своих способностях бог знает что такое. Чтобы ни случилось, даже не относящееся вовсе до его специальности, постоянно, по его словам, оказывалось, что он это предвидел и будто даже предупреждал, но его умным советам не следовали.
Как штурман, по моему мнению, он тоже был не на должной высоте, несмотря на его многолетние плавания. Иногда, когда не было никаких причин к этому, он был не в меру осторожен, выписывая курсами отряда какие-то ломаные линии среди чистого моря, и в то же время, по выходе из Суэца, едва не усадил отряд на банку, на которую мы шли, и если бы не сигнал конвоирующего нас египетского парохода, то мы бы устопорились на банку, почти единственную среди всего Красного моря.
Кроме Осипова в штабе адмирала состояли: старший флаг-офицер лейтенант барон Косинский и младшие — мичманы Трувеллер и светлейший князь Ливен. Барон Косинский, если и был, судя по отзывам раньше, человеком с пороками, за что был однажды даже списан, кажется, с «Разбойника» едва ли не по настоянию кают-компании, однако на «Сисое» он оказался очень милым, доступным для всех человеком, и в то же время разумным и талантливым помощником адмирала, ведущим штабные дела просто, ясно и без излишней переписки. Оба младшие флаг-офицеры были премилые люди, быстро сошедшиеся с офицерством и, несмотря на свою молодость, очень трудоспособными и деятельными. В особенности мичман Трувеллер — отличный морской офицер, будучи англичанином по рождению, имел все хорошие качества этого народа, а именно: положительность, спокойствие и хладнокровие. Однако, отвлекшись несколько в сторону, продолжаю повествование о походе дальше.
В Суде мы простояли около двух недель. За это время, кроме безобразной гулянки команды на берегу, стоянка отряда ознаменовалась бунтом на «Мономахе». В точности я не помню причины бунта, да она, кажется, была, как и всегда, фиктивная, — на счет строгости командира и недовольства пищей, — но вообще бунт выразился в том, что команда, собравшись толпой, подошла рыча к мостику и начались выкрики ругательств и проклятий по адресу командира. К активным действиям толпа не приступала. Командующий ездил на «Мономах», заставил команду просить прощения и выдать виновников, которые, кажется были списаны, — наверно не помню. Теперь ясна подкладка бунта — появившаяся еще тогда агитация левых партий.
К концу второй недели, командующий, как мы думали тогда, чтоб занять чем-то экипажи, приказал привести корабли в идеальное внешнее состояние, начали все подкрашивать и драить, каждый день стали проводить строевые занятия. Все происходило так, как будто готовились к императорскому смотру. Но это было немыслимо, ведь царь остался в Петербурге. В завершение всего адмирал провел смотр вверенных кораблей и остался доволен.
Из-за непрекращающихся поломок в пути, было решено оставить в Суде, под присмотром транспорта «Океан», миноносцы для капитального ремонта. Вероятно, миноносцы присоединятся ко второму отряду.
Наконец, черноморские транспорты собрались, и мы с ними вышли в конце августа в Порт-Саид.
При подходе к Порт-Саиду телеграфная станция «Сисоя» начала принимать какие-то радиограммы, явно по-русски, но шифром, подписанные 'Три Святителя'. Я решил, что у радиотелеграфиста от жары помутилось сознание и сам прочел ленту — действительно 'Три Святителя'. Но этого быть не могло! 'Три Святителя' должен находиться в Черном море, и не может пройти через Босфор, нужели его радиостанцию слышно из Черного моря? Но слышимость отличная. Опять чертовщина какая-то, как с «Камчаткой» у Доггер-банки. Сообщили на флагманский 'Александр 3', оттуда подтвердили получение, но почему-то вместо объявления тревоги приказали подготовить флаги расцвечивания и холостые патроны для 75 мм пушек. 'Александр 3' тоже что-то начал передавать по беспроволочному телеграфу. Мы на «Сисое» решительно ничего не понимали.
Через 2 часа прямо по курсу показались дымки и «Ока» побежала проверить, кто это.
Еще через полчаса увидели возвращающуюся «Оку» отчаянно что-то сигналящую флагману. А на горизонте уже появились два явно военных корабля. С 'Александра 3' приказали отряду уменьшить ход, держать строй и приготовиться приветствовать Его Императорское Величество. На броненосце началась суматоха, хотя благодаря тренировкам в Греции мы довольно быстро заняли места.
А приблежающиеся корабли в нашей черноморской окраске уже хорошо видно, первый идет броненосец, действительно похожий на 'Три Святителя' со штандартом ЕИВ, а за ним башенный трехтрубный крейсер и если бы мы не знали, что «Олег» из-за поломки в машине остался в Кронштадте, то решили бы, что это он, ведь черноморские «Очаков» и «Кагул» еще не прошли испытаний! Четвертый же крейсер этого типа «Богатырь» уже воюет в Тихом океане.
Ближе и ближе подходят они к эскадре, весь личный состав отряда высылан, наверх. Наконец, они проходят по линии ваших судов, и артиллерийский салют и громовые крики «ура», идущие от чистого сердца, огласили воздух. У всех на лицах радость, неподдельная радость, что наши силы прибавились.
По присоединению к нам черноморского отряда ЕИВ перенес флаг на 'Полярную звезду', 'Три Святителя' занял место в кильватер 'Сисоя Великого', а «Очаков», все-таки это был он, примкнул к отряду крейсеров, где наконец-то появился настоящий крейсер.
Ввиду позднего времени, императорский смотр был перенесен на завтра, ЕИВ пригласил адмирала и командиров кораблей на 'Полярную звезду' на совещание. У матросов ходили разговоры, что государь- император лично, как Александр 2, поведет нас бить врага. В кают-компании в этом очень сомневались, но все были весьма довольны увеличением нашего отряда в полтора раза.
На следующий день проходил императорский смотр кораблей отряда, и хотя было очень жарко и душно, что несколько смазывало торжественность момента, ЕИВ со свитой на катере обошел все корабли, поднялся на каждый и произнес речь. Было видно, как тяжело императору в такой жаре подниматься по трапам, выглядел он бледным и уставшим. Взойдя на палубу ЕИВ поздоровался с офицерами и командой. Мы дружно ответили: 'Здравия желаем, ваше императорское величество!'. Затем он взошел на мостик и произнес речь, закончившуюся словами: 'Желаю вам всем победоносного похода и благополучного возвращения на родину'. На это команда ответила криками «ура».
На следующий день проводили показательные артиллерийские стрельбы по щитам, благо «Петербург» привез из Севастополя практические снаряды и мы могли тренироваться, не расходуя боевые снаряды. Отстрелялись на удивление неплохо, правда и дистанция была небольшая. ЕИВ остался доволен.
Минные же стрельбы не проводили, так как еще до выхода из Кронштадта приказано было все мины надводных и подводных аппаратов у броненосцев сдать в порт, а аппараты заглушить. А где успели, как у нас на «Сисое», демонтироваит и сами аппараты. Тогда же были сданы в порт и мины заграждения. При
