Все должно перегореть в человеке без лишних слов. Мужчина не имеет права на жалобы и стоны, не имеет права на сострадание к себе. Так было испокон веков. Так должно быть и теперь.
Внешне братья не изменились, ничем не выдавали своего внутреннего состояния, хотя, конечно же, знали — коль злой рок коснулся сестры, так им и подавно не миновать его. Хотя до сей поры судьба была благосклонна к ним.
Старшего, Коску, ничем бог не обидел — ни пригожестью лица, ни умом и сметливостью, ни силой и отвагой, ни добротой и радушием. Словом, ничего в нем лишнего и ненужного нет. Из-за небольшого роста его назвали Коской Малым. Кажется, и это соответствовало его образу жизни — легче по снегам и льдам, легче по рекам и болотам, легче по урманам и чащобам мчаться за птицей и зверем. Подпояшет легкую короткую малицу с белым верхом, встанет на ходкие подволоки, возьмете руки ружье, сделает бесшумный шаг — истинный охотник и следопыт. Ни убавить, ни прибавить.
И откуда эта точность движений, плавный шаг, необыкновенное проворство и чуткость. Все у него получалось намного лучше, чем у других охотников. И пули точнее ложились в цель, и дробовой заряд его ружья шел кучнее и дальше, и всякого зверя находил и настигал быстрее, и рыба попадалась в его ловушки и снасти больше и чаще; и колхозное стадо, когда он был бригадиром оленеводов несколько лет, лучше сохранялось — обходили его болезни и другие бедствия, олени по осени меньше разбегались по бескрайним пастбищам, не пропадали невесть куда. И важенки и быки, которых он обучал нарте, становились хорошими ездовыми оленями: если не особо резвыми, то смелыми на снег — охотно шли по глубокой целине, прокладывая путь, или выносливыми в дальней дороге. Каким-то необъяснимым чутьем угадывал в олене все возможности и, объезжая, развивал их. Словом, считался он мастером на все руки. За что бы ни брался, все у него получалось хорошо: строил ли дом или лабаз, выковывал ли нож или наконечник стрелы, плел ли рыболовную морду или аркан для ловли оленей. А особым изяществом и мастерством славились его нарты и обласки-долбленки из цельного дерева. И дело было тут не в отделке, а в пропорции, в соразмерности всех частей, в гармонии, которая вызывает желание смотреть на вещь. И, разглядывая эту вещь, вдруг почувствуешь ее характер, а через характер — совершенство мира и земли. И приходит мысль, что ты необходим земле и миру и земля и мир не могут жить без тебя. А раз не могут жить без тебя, значит, и ты должен сотворить что-то такое, что вызвало бы такие же мысли и чувства у людей земли. Значит, и ты должен создать что-то доброе и прекрасное. И ведь это доброе и прекрасное можно сделать не только руками, но и другими делами, всею своею жизнью.
Может быть, благодаря этому люди всех родов, начиная с низовьев и кончая верховьями Реки, знали Коску Малого из Лосиного рода. Если кто и лично не знал его, так непременно слышал о нем. И даже районные руководители, давно забывшие родственные связи и ничего не ведающие о своих родах- племенах, заезжая изредка в поселок, справлялись о Коске Малом — ведь он был лучшим охотником Реки, и о нем знали в районе: не единожды отмечали его удачи различными наградами, не единожды вызывали его на всевозможные слеты и совещания, ибо равных ему трудно сыскать среди охотников зимой и среди рыбаков в летнюю путину. Ни в чем он, казалось, не нуждался. Более или менее обеспеченным считался тот, у кого имелись собственные олени. Война подорвала поголовье частных оленей. Да что там подорвала — извела на нет. Война тяжким бременем навалилась не только на людей, но и на животных, на реки и озера, на леса и поля. Словом, на все, что окружало человека. И если до войны почти у каждой семьи имелся десяток-другой оленей, то после вконец опустели родовые пастбища. Правда, колхоз завел сначала одно, а чуть позже и второе стадо. Но и он при всем желании не мог всех обеспечить транспортом, одеть в меховые малицы, обуть в кисы и накормить. И Коска Малый первым среди охотников, не считая ненца Осю с верховьев реки Ампуты, завел оленей в помощь себе. А может быть, и в помощь колхозу. Хотя в те годы косились на всех, кто имел даже одного частного оленя. Пасти их не было возможности, поэтому весной Коска отпускал на волю, «на дикие земли» — то есть они свободно, без всякого надзора, бродили там, где им вздумается. Сколько голов осенью разыскал и поймал — тем и довольствуйся. И теперь, когда промыслово-охотничье хозяйство, потомок первого колхоза, избавилось от своих стад, у Коски осталось около двух десятков своих оленей. Это и транспорт, и одежда, и пища. Худо-бедно, а жить можно. У других, особенно не очень удачливых на рыбном и пушном промыслах, и того хуже. И шли люди к Коске, шли кто с чем. И редко в чем-либо он отказывал людям. И люди этого не забывали.
И жена, Матрена, была под стать ему: искусная рукодельница-мастерица, радушная хозяйка, далеко не последняя красавица своего рода. Ей словно самой, судьбой предопределено занять место в доме удачливого охотника Реки. Славных детей народила она Коске: две дочери и два сына, что остались после ушедшей из жизни пятилетней Насти, росли здоровыми и жизнерадостными. Ничто их не беспокоило, ничто не омрачало их радости на земле. Матрена, возможно, никогда не говорила младшим о преждевременно погибшей малышке Насте, которая жила теперь в ее памяти и в памяти мужа. Отца, Коску Малого, дети обожали. Любил он шутки-прибаутки, во всем умел подмечать смешное, веселое. Это нравилось не только детям, но и взрослым. И где бы он ни появлялся, всюду оказывался в кругу людей. Казалось, всего достиг человек, все у него есть. И материальное благополучие — олени, и удача на промысле. И верная хранительница очага — жена. И дети — продолжатели рода. И уважение жителей Реки — и старых, и малых. Людская ли радость, людское ли горе — все находило отклик в его душе. Быть может, поэтому он все чаще стал напоминать много лет назад Вверх Ушедшего Человека — соплеменники смотрели на него, а мысль уводила их в прошлое, в те времена, когда человек Божьей Реки, как об этом рассказывает быль, утром тронул упряжку и поехал Вверх, поехал в небо. Поехал вместе с женой, с детьми, со всем хозяйством. И люди земли ровно семь дней наблюдали, как они ехали Вверх по небу, как вечером распрягали оленей, ставили чум и вскоре показывались струйки легкого дыма из макодана…
Теперь Коска Малый стал напоминать всем когда-то Вверх Ушедшего Человека. Он жил только для людей. Он постиг Истину Жизни, Истину Земли. Он постиг самого себя. Он постиг людей. Он постиг природу. И может быть, поэтому ему суждено было вознестись в небо, суждено было постигать небесную, неведомую землянам жизнь. Иначе он не смог бы подняться в небо, не смог бы оторваться от земли.
А что же ждет впереди Коску Малого? Сумеет ли постичь все и подняться на высоту, как и давний предок, Вверх Ушедший Человек? Ведь человеку всегда необходима высота. Пусть небольшая, но высота. Достигнув одной высоты, он стремится к другой. Стремится, чтобы с той, новой высоты взглянуть однажды на все, что окружает человека и человеческий род. Разве может жить человек без высоты?!
Но восхождение Коски Малого замедлилось неожиданно для всех. И беда, как водится, пришла совершенно с неожиданной стороны. Во всяком случае, никто не мог предвидеть этого.
Весной, в пору половодья, завозили катерами все необходимое для рыбаков и охотников: порох и дробь, сети и невода, ружья и топоры, муку и ткани, другие товары. А вывозили рыбу, ягоды и грибы, орехи и прочие дары тайги. Пушнину же отвозили зимой на оленях. До открытия Реки меха никогда не задерживали.
Река делала свое дело: и кормила, и поила. А поила, конечно же, не только светлой водой. Спустя десятилетие после войны в поселок регулярно стали завозить ящики с бутылками хмельного. Что ни год — так ящиков на десяток-другой больше. А время-то не стоит на месте, а время-то идет. И теперь можно было прикладываться к некогда священнодейственному напитку не только в Дни больших праздников, которых в году раз-два и обчелся, но и в будни. А тут наряду с водкой и спиртом начали привозить и вино — густое, кроваво-красное, со зловещим бурым осадком. Знающие люди говорили, что в городе такое вино не пользуется спросом. То — в городе, а в поселке, тем более в отдаленном, мол, сойдет. Выбора-то нет. И под осень работники торговли начинали невиданную рекламу и продажу красного вина, которое в народе получило много названий — «чернила», «бормотуха», «живодер», «кишкодер». Попробуй не реализуй до зимних холодов — мороз быстро расправится с ненавистным кишкодером. Вот и старались продавцы! Но все их усилия выглядят лишь жалкими потугами по сравнению с тем, что случилось попозже, когда искатели нефти на расстоянии долготы одного оленя основали свой поселок Нефтереченск, где магазины работали без перерыва и выходных. Это будет «золотой век» бутылки, апогей ее бесславной славы, ее вторжения в жизнь охотников всех родов таежной реки. Это время придет позднее. Теперь же люди пользовались услугами райрыбкоопа.
Пили все. Много ли, мало ли, но пили. Кто пил с умом, кто пил без ума. Кто с деньгами, кто без денег. Пили по-разному, каждый на свой лад. И Коска Малый пил не больше других. А возможно, наоборот, пил меньше других. Все охотники, живущие в своих селениях на отдаленных угодьях, редко ездят в поселок, особенно зимой, когда на месяцы отправляются в дальние урманы на промысел. Коль каждый день гонять в
