Отец продолжал совершенствовать свою «систему» и внимательно следил за результатами. Он пришел к выводу, что 1918 год становится решающим в умственном развитии Виктора и Гоар: они достигли такого состояния мышления, при котором начинается постепенная дифференциация умственных способностей. Эти способности развивались преимущественно в области математики и физики.
В самом деле, интерес мальчика к избранной отрасли знаний был ярко выражен.
— Знаешь, папа, — не раз говорил Виктор, закрыв глаза, — я могу производить вычисления. И как они, эти цифры, удобны. Как угодно можно ими варьировать!
— Да, мой милый! — отвечал отец. — Математика — удивительная вещь. Возможности преобразования цифр бесконечны.
Вскоре на полке у Виктора появились новые книги: сочинение Камилла Фламарнона, две брошюры о Марсе, «Система мира» Лапласа, «Каталог неба» Покровского, «Луна» Джорджа Дарвина, «Солнце» Стратона и «Солнце» Секки.
Мальчик углубился в чтение. Временами он обращался к отцу с вопросами.
— Не правда ли, Секки был замечательным ученым? Он подробно исследовал солнечные пятна, их периодичность и вращение. — А вот Джордж Дарвин, как и его отец, придерживался теории эволюции. Он обосновал и вывел теорию развития Луны. Разве нельзя это применить к Солнцу и звездам? — Что ты смеешься? Разве я сказал что-нибудь не так?
Зная о наклонностях Виктора, ребята — соседи по двору — частенько пользовались его помощью. Это не мешало стычкам, обычным в мальчишеской среде.
Заметив однажды потасовку во дворе, Рипсиме Сааковна привела Виктора домой, поцарапанного и растрепанного в результате рукопашной схватки.
— Кто затеял драку? Из-за чего? — допытывалась мать.
— Гоги и Гурген стали спорить со мной из-за марки. Я говорил, что марка австралийская, а они говорят, что австрийская.
— Из-за этого и началась потасовка?
— Нет, сначала мы долго спорили, а уж потом…
Разные были поводы, но марки чаще всего становились причиной споров. И неспроста. Интерес к коллекционированию привил отец. Он считал это одним из «пространственных факторов». У Виктора была собрана большая коллекция. Сверстники любили ее рассматривать, но не все это делали бережно. Неаккуратным попадало. Вообще считалось бесспорным, что Виктор — наибольший авторитет среди ребят двора.
В начале 1919 года преподаватель гимназии, в которой учился Виктор, сообщил Амазаспу Асатуровичу, что в Тифлисе находится один из замечательных профессоров Юрий Степанович Гамбаров. Отстраненный в свое время царским правительством от преподавания за свободомыслие, Гамбаров эмигрировал в Париж, после 1905 года вернулся в Россию, преподавал в Петербургском университете. После Октября приехал в Тифлис и не вернулся в Петроград из-за плохого состояния здоровья. Неожиданной встрече обрадовались оба. Начались беседы и воспоминания.
Однажды Гамбаров спросил:
— Сколько лет Виктору? Мне рассказывали, что вы сумели правильно развить способности мальчика. Мне нужен такой опыт! Хочу посоветоваться о моем Илье. Он мистик, понимаете, настоящий мистик. День и ночь мальчик погружен в чтение библии, пытается философски трактовать библейские сказания. К науке, к учебным предметам равнодушен и всякий спор быстро поворачивает в библейскую сторону. Что делать? Может быть, послать его к вам? Пусть познакомится с Виктором. Авось дружба их благотворно подействует на моего сына.
На следующий день Илья Гамбаров был гостем Виктора Амбарцумяна.
Весной 1919 года Виктор перешел в четвертый класс гимназии. Обычные надежды на беззаботные каникулы в обществе отца не оправдались. Развертывались события, окутавшие Закавказье мрачной пеленой национальной вражды. Когда дни, полные тревог, миновали, публика бурными аплодисментами встретила слова Туманяна на очередном собрании Совета земляческих союзов:
— Солнце вновь улыбнулось нам… Наши два братских народа по-прежнему будут жить в мире и нерасторжимой дружбе. Я чувствую, будто родился заново. Что я молод и явился в этот мир, чтобы видеть Солнце, добро, любовь и творчество!
Великий поэт, разумеется, смотрел дальше, предвидя освобождение Грузии и Армении с помощью Советской России.
Амазасп Асатурович вновь получил возможность вернуться к своим обычным занятиям и следить за успехами сына. Как-то зашел разговор в кругу друзей. Отец словно ждал, пока кто-нибудь упрекнет его в преждевременном развитии умственных способностей детей. И когда такой упрек был высказан, молча вышел из комнаты. Вскоре он вернулся, и все обратили внимание на его торжествующую улыбку, потом увидели, что он несет какие-то тетради.
— Вот! — торжественно произнес Амазасп Асатурович. — Мне нечего добавить к этому.
Это были сочинения одиннадцатилетнего Виктора. Один из заголовков гласил: «Новый шестнадцатилетний период солнечных пятен». Следующий заголовок: «Описание туманностей в связи с гипотезой о происхождении мира». Пять разделов; первые три уже были закончены: «Различные формы туманностей», «Состав и спектроскопическое исследование туманностей», «Образование миров». Снова формулы, специальная терминология и обозначения.
— Послушай, Амазасп! Это непостижимо! Рипсиме Сааковна! Вы видели научные изыскания Виктора?
Мать, конечно, была в курсе. Она поглядывала на друзей и на мужа многозначительным взглядом, радуясь успехам сына. В глазах ее светилось теплое чувство к мужу, который, хотя и круто подчас, и слишком увлеченно, может быть, но так настойчиво и энергично занимался с детьми.
Снова кипели страсти в кафе «Чашка чая». Даже около помещавшегося вблизи театра Армянского драматического общества можно было слышать гул, который доносился оттуда. В разгар спора к столику, где находились армянские писатели и другие представители интеллигенции, подошел Ованес Туманян и услышал:
— Говорят, будто союзники берутся разрешить «армянский вопрос» в положительном смысле… Об этом мы и спорим!
— И вероятно, спор исходил от Амазаспа? — сказал Ованес Туманян. — Ибо всегда, где Амазасп — там и спор.
— Нет, — ответил известный историк и писатель Лео. — На этот раз случилось иначе: скорее виноват я.
Туманян слушал речи присутствовавших — некоторые из них возлагали наивную надежду на участников Антанты, — потом вспыхнул:
— Из-за капли меда империалисты готовы потопить мир в крови. Слышал я, Ллойд-Джордж и Вудро Вильсон хотят на мирной конференции благоприятно разрешить «армянскую проблему». Но кто поверит этому? Кровь миллионов вырезанных наших братьев еще алеет на черной совести Англии. Где санкции статьи 61-й Сан-Стефанского мирного договора? Не ценою ли смерти миллиона невинных Англия перехватила Кипр, совершив позорную сделку с Турцией?.. Не Вильсон ли, разглагольствуя о самоопределении народов, о хартиях свободы, о гуманности и братстве, энергично участвовал в организации интервенции в России, в планах расчленения Русского государства? Нет, друзья! Этим обещаниям и декларациям я не верю.
…Нашим избавителем всегда был и остается русский народ. Да это и понятно. Мы душою срослись с этим народом. Наша культура находится в братской связи с русской культурой. Нашу литературу питали Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Лев Толстой… И нашими избавителями могут и должны быть русские люди, великое Русское государство. Некоторые из вас с иронией относятся к большевикам, к Советской России. Но это великое заблуждение! Та же самая советская власть, которая избавила русский народ от царской тирании, избавит и нас. Думайте как хотите! Но я уповаю именно на большевиков.
Царила тишина, когда люди слушали вдохновенную речь великого поэта. Она была смелой для того времени в столице меньшевистской Грузии.
Мудрая правда господствовала и в семье Амбарцумянов. С ранних лет впитывали ее дочь и
