Дни поздней осени

Бледный, запорошенный снегом, в поношенном мундире армейского прапорщика. Владимир! Я узнала его. Он долго смотрел на меня лихорадочным взором, а потом спросил:

— Не встречала Марию?

— Нет, — ответила я.

— А встретишь, скажи, что метель меня закрутила. Но я ее не забыл и жду. Так и скажи, что жду ее там. Всегда ее жду.

Он помолчал, а потом спросил снова:

— Ты не встречала Марию?

— Нет, — ответила я.

Он кивнул и внезапно вышел прямо в открытое окно. Я кинулась вслед за ним, а он шагал прямо по веткам сосен, и галки вились над ним с отчаянным криком.

Проснулась в слезах. Пока еще не рассвело, перед глазами плыли милые лица близких людей. И не только домашних. Виталик Панков улыбнулся, Сережа Атаров подмигнул. Дима Костычев посмотрел внимательно и откинул со лба свои каштановые волосы.

Неужели он правда любит меня? Я спросила:

— Разве со мной интересно? Я маленькая и глупая.

Он засмеялся:

— Мой дорогой дипломат! Ты хочешь спросить, почему я люблю тебя? Что мне в тебе нравится? Мне нравится все. Глаза, руки, волосы, дыхание твоего рта. Ты так юна, но уже предназначена. Мне хочется думать, что предназначена мне.

Мой милый, любимый. Если я в самом деле предназначена, то только тебе. Это обнаружилось с того мгновения, когда ты прикоснулся ко мне взглядом. Еще тогда, в консерватории. Ведь изо всех я выделила именно тебя и запомнила. Развеялись мифы о музыкантах, художниках. Только сейчас понимаю, что мечтала о внешнем. Главное вовсе не в том, кто твой любимый. Он должен быть просто любимый, единственный. Он должен быть предназначен. Я думаю, каждый человек на свете обязательно кому-нибудь предназначен, только встреча не всегда происходит. Точнее сказать, она происходит редко. Такой встрече не грозит расставание. Боже мой, неужто я встретила? И навсегда? Пускай он старше меня, пускай уже был с кем-то, со мной он узнает, что значит встреча. Ты спросишь меня, дневник, почему так уверенно говорю? Но я просто чувствую. Я не считаю его таким уж красивым, мне не важно, сколько ему лет, чем он занимается. Я принимаю его целиком, вбираю в себя как недостающее и после этого обретаю спокойствие и уверенность.

...Если б он знал, что все его слова остаются со мной. Я аккуратно записываю их на бумагу. Я перечитываю их десятки раз, я знаю их наизусть, они выгравированы у меня внутри. Я хорошо понимаю теперь, что между словом сказанным и написанным есть разница. Записанное слово больше, весомей, значительней сказанного. У него есть зрительный облик. Вот почему все, что говорит Алексей, утяжеляется в моем дневнике.

У Тютчева встретила:

Какое лето, что за лето!
Да это просто колдовство —
И как, спрошу, далось нам это
Так ни с того и ни с сего?..

Теперь мне известен страх. Я боюсь потерять его. Боюсь, что однажды приду, а на даче никого не будет. Мало ли что может случиться! Растеряться так просто. Я просила его дать телефон или адрес, он только руками развел:

— Я сбежал отовсюду, скрылся. Даже имя свое.... — замолчал на мгновение. — Давай лучше я позвоню.

И, подумав, я записала ему телефон Потехиной. У нее дома вольница, мальчишки звонят. А Лизе найду что сказать.

И все же боюсь. Каждую минуту свидания принимаю как дар и благодарю Небеса. Но вчера он сказал очень важное:

— Я знаю, что нужно сделать. Мы обручимся.

— ?...

— Почему не вспомнить об этом обряде? Ты станешь моей невестой. Тогда, сколько бы ни пришлось мыкаться врозь, мы все равно будем принадлежать друг другу. Обручимся тайно. Я все обдумал.

Он обнял меня, поглядел мне в глаза и спросил:

— Ты согласна?

И я ответила:

— Да.

СЕНТЯБРЬ

На рыжих старомодных поездах
пора в лесных кататься городах
и замечать меж деревянных дул
осенний
первый
караул.

То промелькнет лиловый аксельбант,
то по листу пройдется желтый кант,
то явятся по краю полотна
кусты в мундирах красного сукна.

Да где же ваш воинственный Полковник,
поход начавший снова наизусть
за желтый цвет, за орденский шиповник,
за Пушкина, за восковую грусть?

Он ранил тонколистую рябину,
изрешетил малину до конца,
он деревам в тугую сердцевину
вставляет остротелые сердца.

И все болеть и биться начинает
и золотой готовить самострел,
пока рука, менявшая прицел,
тихонько небеса приподнимает.

20 августа. Понедельник

Мы обручимся! Я чувствую страх и восторг. Что же такое обручение? К стыду своему, толком не знаю. У нас дома стоит роман Мадзони «Обрученные», обязательно почитаю. Здесь, на даче, книг мало. Взяла «Энциклопедический словарь» и вычитала: «ОБРУЧЕНИЕ (от древнерусского «обруч» — кольцо) — старинный обряд помолвки (обещание жениха и невесты вступить в брак), сопровождаемый обменом колец. Обряд обручения бывает гражданский и церковный».

Вспомнила, что в «Анне Карениной» есть что-то похожее. Придумала визит к Костычевым. Гамсуна