– Помните, во сколько я ушел?
– Помню, пятнадцать минут второго, – сказал Калверт. – По-моему, вы пробыли у меня приблизительно полтора часа.
– Разве я не сказал вам о своем предположении, что это ваша жена, после того как посмотрел ее фотографии?
– Я показал вам кое-какие снимки, но вы уже были уверены. В противном случае вы бы не поехали ко мне в такой час.
Гамильтон Бергер усмехнулся.
Судья Девитт сделал выговор свидетелю:
– Прошу вас воздержаться от споров. Просто отвечайте на вопросы.
– Да, сэр, вы мне сказали именно это, но разбудили меня среди ночи, чтобы мне это сообщить.
– Я вас разбудил?
– Да.
– Вы спали?
– Да.
– Во сколько вы пошли спать?
– В половине десятого или в десять часов.
– Вас не мучает бессонница?
– Конечно, нет.
– И когда я пришел, вы крепко спали?
– Да.
– Вы даже не вставали покурить?
– Нет.
– Вы ведь знаете, что заядлый курильщик иногда встает ночью покурить.
– Конечно.
– После того как вы пригласили меня войти, примерно через пять минут вы достали сигарету, не так ли?
– Я… я точно не помню. Я… я не помню.
– Мистер Калверт, – сказал Мейсон, – разве я вам не говорил, что узнал ваш адрес из письма, которое вы написали жене?
– Я не помню, – сказал Калверт. – Я был так подавлен. Я немного помню из того, что вы мне тогда говорили, но помню одно: вы вошли и сказали, что моя жена убита.
– Вы писали письмо жене, не так ли?
– Я протестую, так как это незаконно, несущественно и не относится к делу, – сказал Гамильтон Бергер. – Вопросы должны касаться только непосредственно беседы мистера Мейсона и свидетеля. Если мистер Мейсон хочет, чтобы Калверт стал его свидетелем, он может это сделать.
– Необходимо узнать, как свидетель относится к своим обязанностям, – сказал судья Девитт, – и я не вижу разницы в том, как это делается.
– Хорошо, – сказал Мейсон. – Чтобы полностью быть в рамках правил, я перефразирую вопрос: не говорили ли вы мне, что написали письмо своей жене?
– Не помню. Думаю, нет.
– И еще, – сказал Мейсон. – Не является ли фактом то, что ваша жена, Роза Калверт, написала вам, что хочет поехать в Рено и развестись с вами?
– Да.
– Что она хочет поменять адвоката, чтобы у нее больше не было проблем?
– Да.
– И когда я позвонил вам в дверь ночью семнадцатого октября и сказал, что хочу поговорить о вашей жене, что я адвокат, разве вы не сказали мне, что вы не будете ни с чем соглашаться, что вы и пальцем не шевельнете, чтобы облегчить ей развод?
– Да.
– И разве не вы сказали, что ответили ей на письма, которые она вам написала, и написали ей что-то подобное?
– Да, я уверен, что так и было.
– И разве не я рассказал, что письмо было в почтовом ящике у нее дома?
– Не помню.
– Да вы все прекрасно помните, – сказал Мейсон. – Вы не обратились в полицию в Элсиноре, чтобы узнать, действительно ли мертва ваша жена, потому что неожиданно поняли, что письмо, которое вы отправили ей, бросает на вас подозрение. Вы написали вашей жене, что убьете ее, если она выйдет замуж за кого бы то ни было, не так ли?
Свидетель угрюмо и враждебно посмотрел на Мейсона, затем медленно отрицательно покачал головой.
– Нет, ничего подобного я не писал.
– И в ту минуту, когда я сказал вам, что письмо в ящике, вы поняли, что это ключ, объясняющий многое, и что вы его выпустили из своих рук. Затем вы поехали и вытащили письмо из ящика, прежде чем пойти в полицию и узнать, убита ли ваша жена.
– Это неправда!
Мейсон задумчиво нахмурился, посмотрел в зал суда, изучая лица присутствующих. В этот момент открылась дверь, и вошли Пол Дрейк и Миртл Ламар.
– Если суд позволит, – сказал Мейсон, – я заметил, что в зал суда только что вошла Миртл Ламар. Мне бы очень хотелось попросить мисс Ламар подойти ко мне и приготовиться быть свидетелем. И я хотел бы, чтобы этот свидетель встал.
– Зачем все это? – спросил Гамильтон Бергер.
– Миртл Ламар, – сказал Мейсон, – одна из лифтерш, работающих в отеле «Рэдферн». У нее существуют свои способы опознания людей, которые ездят с ней в лифте. Прошу вас, мисс Ламар, пройдите вперед.
Мейсон подошел, открыл дверцы, которые отделяют зал суда от подсудимых:
– Прошу вас, прямо сюда.
Миртл Ламар прошла через дверцы.
– Я протестую, – сказал Гамильтон Бергер.
– На каком основании? – спросил судья Девитт.
– Он не имеет права допрашивать двух свидетелей одновременно, – сказал Гамильтон Бергер.
– А он и не пытается, – сказал судья Девитт. – Он, как я понял, пытается провести опознание.
– Если позволит суд, – сказал Мейсон. – Я, вероятно, обязан дать разъяснения суду. Мисс Ламар запоминает ноги тех, кто поднимается и спускается в лифте. И она заметила, что у этого свидетеля есть одна особенность, а именно: ставить правую ногу под острым углом. Она также заметила, что он носит характерные ботинки – со шнурками и на толстой подошве. Я знаю, что подобные ботинки рекомендуются одной хорошо известной фирмой по доставке почты как идеальная обувь для почтальонов – она не протирается и не скользит. – Мейсон вновь повернулся к свидетелю: – Прошу вас, встаньте.
Калверт угрюмо встал.
– Минуточку, минуточку, – сказал Гамильтон Бергер, вскакивая со стула и с трудом направляясь к свидетелю: – Я хочу взглянуть.
– Вы сейчас держите вашу правую ногу так, что носок указывает прямо вперед. Вы всегда так стоите? – спросил Мейсон Калверта.
– Конечно.
Внезапно Миртл Ламар засмеялась.
– А вот и нет, – сказала она чистым звонким голосом. – Я никогда не забуду эти туфли. Когда он расслабляется, он отводит правый носок. А сейчас он нарочно держит его так.
– К порядку! – вскричал судья Девитт. – Мисс Ламар, вы не должны сейчас давить на свидетельские показания. Вас вызвали сюда только для опознания. Вернитесь, пожалуйста, обратно в зал суда и займите