работы. Оказалось, что действительно родом он из Польши, а приехал во Франкфурт-на-Майне еще ребенком с родителями из Силезии. На мой вопрос, понимает ли он по-польски, он ответил утвердительно. На вопрос же, говорит ли он по-польски, он не мог дать никакого конкретного ответа, потому что не был уверен. Во всяком случае со мной он пытался говорить по-польски. Никогда не забуду одного случая. Во время нашей первой встречи, когда я сидел с открытым ртом в кресле, он меня спросил: «Не могли бы вы пошире открыть пасть?» Я думал, что умру от смеха. Поначалу он не понял, что меня так рассмешило. Молодая медсестра, немка, тем более ничего не поняла. Когда я по-немецки объяснил им причину своей реакции, мы дружно рассмеялись втроем, да так громко, что в кабинет зашла медсестра из регистратуры. Но сегодня самое важное произошло не в кабинете, а в очереди на прием к врачу.
Напротив меня сидела молодая женщина — наверняка не старше моей дочери Иоаси (25 лет) — и читала книгу. Читала ее всем своим существом. Бывают такие книги. Ты знаешь. Их читают не только глазами. Она улыбалась, подчеркивала фломастером отдельные фразы, иногда прерывала чтение и задумчиво смотрела в окно, иногда бросала взгляды на меня и загадочно улыбалась. Я же сидел и читал журнал, но в ее присутствии так и не смог сосредоточиться на нем. Причем совсем не потому, что у нее были прекрасные ноги, лишь слегка прикрытые юбкой, и не потому, что на ней был пиджак (или жакет? — как эта штука у вас называется?), весьма демонстративно выставляющий напоказ ее загорелое тело от шеи до груди. Вернее, не только поэтому. Главным образом меня интересовало, что она может так вдохновенно читать. Я сидел слишком далеко, чтобы разглядеть название книги и имя автора. Но настал момент, и медсестра пригласила эту девушку в кабинет. Та положила книгу на стопку газет на банкетке перед кабинетом и вошла в кабинет. Мне повезло: она не убрала книгу в сумочку. Я тут же встал и на вырванной из журнала странице записал название:
Название; признаюсь, выглядело интригующе. Не знаю, как для других мужчин, но для меня определенно. В переводе
Сейчас я читаю ее (пока не закончил, но уже на 180-й странице из 219, так что кое-какие соображения уже есть) и вижу в ней некое новое, как мне кажется, явление. Фабула всего лишь предлог для демонстрации очередного, весьма специфичного и местами шокирующего манифеста эмансипатки или феминистки. На этот раз манифест сосредоточивается главным образом на освобожденной женской сексуальности. Героиня книги, восемнадцатилетняя Хелена, попадает в больницу, в хирургию, после неудачной и закончившейся большой кровью операции бритья лобка (в Германии это звучит не так шокирующе, как, скажем, в Польше, но я не думаю, чтобы нечто подобное в Польше могло довести до госпитализации; если ошибаюсь, поправь меня). Пребывание в больнице Хелена использует для разработки хитроумного плана воссоединения своих находящихся в разводе родителей. В свободное время она занимается изучением ложбинок и впадинок своего тела, занимается (с необычными и совершенно неизвестными мне до сих пор подробностями) интимной гигиеной и предается сексуальным фантазиям. Этим самым она дразнит и возбуждает (по-разному, иногда даже очень приятно) молодого санитара по имени Робин, которому без зазрения совести рассказывает все, что думает. Анальный секс, геморрой, туалетные эксперименты, все самые изощренные варианты мастурбации. Без предышки, без литературных красивостей, напрямую, в спринтерском олимпийском темпе, нарушая по пути одно табу за другим и все это фиксируя с немецкой точностью. Иногда с такой точностью, что анатомические термины, которые употребляет в своей книге Роше, я должен был, чтобы понять, о чем вообще речь, выискивать в словаре иностранных слов. Некоторые из терминов я так и не нашел. Роше чрезмерно точна, и, когда ей не хватает слов, она создает неологизмы, оставляя читателю расшифровывать их значение.
В 2001 году в рецензии на мое «Одиночество в Сети» в «Газете Выборчей» редактор, писатель, поэт, литературный критик Петр Братковский, которого я очень уважаю и ценю, написал, что в своей книге я подхожу на опасно близкое расстояние к порнографии. И хотя я не согласился с ним, своим замечанием он меня очень обеспокоил. Мне тогда хотелось узнать, где проходит граница, за которой кончается эротика и чувственность, на которые автор имеет полное право, и начинается порнография. И где конкретно эта граница нарушается. Я до сих пор не получил ответа. После книги Шарлотты Роше я этого тем более не знаю. Я читал ее, постоянно задаваясь этим вопросом. Например, тогда, когда Хелена, героиня книги, вводит себе в вагину косточку авокадо и подробно рассказывает о получаемом наслаждении. Или тогда, когда она философствует на тему своего интимного запаха, чтобы потом «пометить» им себя за ушком как лучшими в мире духами и внимательно проследить за реакцией мужчин, которые обменяются с ней приветственными поцелуями. Это как, уже порнография или пока еще нет? Это поразительно, но признаюсь, что во время чтения этой книги у меня не было ощущения, что я прокручиваю в своем воображении некий порнографический фильм. Роше провоцирует, но это не какая-то дешевая провокация. Это вообще не провокация! Это воспоминание о том, что выкрикивали отдельные феминистки уже в 1968 году (впрочем, Роше слишком молода, она родилась десятилетием позже — в 1978 году, а значит, не принадлежит к тому поколению, что, например, ты). Роше облачила тезисы феминисток (в том числе и упоминавшейся тобою Симоны де Бовуар) 1968 года в такие колоритные одежды своего повествования, что чтение этой книги не навевает идеологическую патетическую скуку, а скорее вгоняет в румянец и вызывает такое любопытство, во всяком случае у отдельных читательниц, что им не терпится поскорее добежать до ближайшего магазина, торгующего авокадо.
Шарлотта Роше берет читателей в путешествие на самый конец последнего вселенского табу. И потом ловко расправляется с ним. Одним словом или одним предложением, в крайнем случае одним абзацем. Как ракетой с ядерной боеголовкой, выпущенной прямо из ее мозга. Смело, радикально, без колебаний, порой забавно, порой рефлексивно, но всегда искренне (по крайней мере мне так кажется). При этом она рассказывает незаурядную историю незаурядной молодой женщины. Абсолютно свободной от обязательного разделения на мужскую и женскую сексуальность, дикой и при этом очень чувственной. Мечтающей о любви и верности. В наше время, а не в археологически отдаленном от нынешнего молодого поколения женщин шестьдесят восьмом году. В книге Роше нет и следа разделения на две отдельные сексуальности. И это, как я подозреваю, может больше всего раздражать в ней и возмущать неподготовленных читательниц (а тем более читателей). Как, например, тогда, когда героиня книги отправляется в публичный дом. Роше не считает, что право на такие визиты закреплено исключительно за мужчинами. Это, конечно, может шокировать. Но героиня Роше идет туда не за тем, за чем ходят мужчины. Она хочет узнать от проститутки, почему та стала проституткой, а еще она хочет лучше понять мужчин, которые ходят в публичный дом. Я тоже хотел бы понять их. После книги Роше я буду понимать их немного лучше, но все еще не до конца. Но это так, к слову.
Если эта книга попадет в руки «тех» мужчин, она многому их научит, и они по-другому взглянут на мозг и на тело своих женщин. А то и вообще всех женщин. Уверен. Если же в руки «не тех», что, впрочем, маловероятно, то они начнут мастурбировать во время чтения, как за просмотром порнофильма. Шарлотта Роше, как следует из ее интервью для немецких газет, считается и с этим: она просто игнорирует таких мужчин и отгоняет от себя, как корова назойливых мух. Такие мужчины — примитивные потребители порнографии. Их взгляд на женщин, я считаю, унижает женщин. Порнография для многих закомплексованных мужчин — безопасное место. Мужчина знает, что там произойдет именно то, чего он хочет. Он позвонит, войдет в комнату, женщина тут же разденется, и все будет точно так, как он это представил себе. У него будет наконец поражающая весь мир (или хотя бы его жену) эрекция, а она ему с закрытыми глазами и раскрытым в истоме покусанным ртом выдохнет, какой великолепный и
