— Ничего толкового не узнал.
— Естественно.
— Ещё раз посетил Глебова и с его помощью восстановил картину катастрофы. И убедился, что её организовали специально. Кстати, и описание вашего блондина, то бишь Сергея Зверева, дал мне Глебов. Он и машину вспомнил, и часть номера.
— Это как? Не отвечайте. Вопрос некорректно поставлен. Сформулирую правильно: каким об разом он вспомнил Серёжу и откуда он знал, как его зовут?
— Это два вопроса. Как зовут водителя, Глебов, конечно, не знал. Да и машину не помнил. Это я: представил, как я сам организовал бы катастрофу, прикинул систему сигналов-указаний о том, какую машину надо бить. Рассказал Глебову, попросил его войти в то состояние, когда он вел машину… Это долго рассказывать…
— Ничего, я с удовольствием слушаю.
— Короче, попросил Глебова попытаться вспомнить свои чувства. А через них вышел и на его сознание. Оказалось, он все прекрасно помнит. Что же касается имени…
— Он в ментовке меня видел и вопросы ментовские слышал, — перебил блондин, обращаясь к своей хозяйке, а как иначе назовешь ту, которая здесь командовала. — Когда с меня показания снимали про угнанную тачку. Это я только сейчас вспомнил.
— А тебя, Сережа, не спрашивали, — жестко проговорила она.
— Всё так, — подтвердил Совин. — И еще мы на дороге встретились, когда вы меня тем же «уралом» убить хотели.
— Так вы не случайно остановились? Вы знали?
— Естественно. Или, как теперь говорят, разумеется.
— Это вы Жванецкого процитировали.
— Еще раз хочу подчеркнуть, моя глубоконеуважаемая гостья, что с культурно развитым преступником иметь дело гораздо приятнее, чем с некультурным и грубым. Конечно. Я-то сценарий катастрофы знал. А ваши люди не знали о том, что я знаю. И когда меня машина с вашим Сережей за рулем обогнала, я насторожился. Дело, видите ли, в том, что у этой машины есть особая примета: налепленная на правое заднее крыло желтая наклейка-клякса. Мало того: ведь Глебов и две цифры из номера вспомнил, а уж в милиции я третью узнал. Далее, думаю, вам всё понятно. Я просто сломал сценарий, на исполнение которого настроились ваши горе-убийцы. Видать, у них опыта в таких делах маловато… Понял я, что и во Владимире меня никто не ждет. Развернулся и махнул обратно. Кстати, интересно, они меня пытались потом во Владимире обнаружить?
— Опустим этот вопрос.
— А-а-а, значит, пытались.
— Я же сказала, опустим этот вопрос. Вы очень интересно рассказываете, Дмитрий Георгиевич. Но в вашем рассказе я заметила некое несоответствие. Продолжайте пока. А несоответствие я вам позже укажу.
— Я примерно догадываюсь. Продолжаю. Начал слежку за этим вашим Толстым и вышел на Володю Андреева. Да, за присутствующим здесь господином Чертковым следил. Выяснил, что они торговать изволят. Больше, правда, ничего.
— Мы все ближе подходим к обозначенной мною несуразности, несоответствию. Извините, я вас перебила.
— Ничего. На телефонный провод к квартире Виталия Петровича Клевцова я посадил «жучок». И ещё три — в квартиру.
— Какой жучок?
— Ну-у-у! Вам как преступнице стыдно не знать таких названий. «Жучком» в определенных кругах называют миниатюрное подслушивающее устройство, способное передавать информацию на некоторое расстояние. Информация приходит на радиоприемник. С него пишется на магнитофон. Все просто.
— И услышали что-нибудь полезное?
— Да, только понял это намного позже. У меня пока все. Давайте ваше несоответствие.
— Это ваше несоответствие, Дмитрий Георгиевич. И заключается оно в следующем. Всё, что вы здесь мне рассказали, весьма интересно. Но это просто масса талантливо собранных фактов, подтверждаемых — в основном — только вашей интуицией. Никаких доказательств нет. Верно я мыслю?
— Совершенно, абсолютно верно. Знаете, когда я прикинул промежуточные итоги своего расследования, я понял, что по-настоящему-то ухватиться мне не за что. Да, есть пара, которая видела троих молодых людей, выходивших из подъезда того дома, где жила Нина Власовна. Все соседи отрицали, что у них были такие гости. Да, все форточки в окнах взорвавшейся квартиры были плотно закрыты, чего просто не могло быть — Настя мне говорила, что хозяйка форточек и в морозы не закрывала. И снотворное Нина Власовна не пила. И как смерть Володи Андреева организована, я тоже понял. И только. Доказательств, как вы справедливо изволили заметить, не было. И вот я сажусь, итожу, то, что прожил, и вижу — собрано много. И не собрано ничего. И понимаю, что у меня есть только две ниточки. Одна — владимирский адвокат Сергеев.
— Поясните этот пункт, Дмитрий Георгиевич. Я не понимаю.
— А-а-а, значит, ничего он не рассказал. Всё правильно я рассчитал. Умница. Это я про себя.
— Я повторяю: поясните.
— Я съездил во Владимир и немного его попугал. Стрельнул из арбалета. Не в него, рядом с ним. Позвонил, ещё попугал. И пообещал появиться снова и задать всего один вопрос.
— И появились?
— А как же!
— И он ответил?
— Обязательно.
— Хорошо. А вторая ниточка?
— Вторая — Настя, любимая девушка Владика Семенова. В том разговоре тоже несоответствие нарисовалось, как сейчас у нас с вами. Я вдруг понял, что о многом ее не спросил. Я, знаете, от женских слез теряюсь. И решил спросить.
— Но ведь не спросили.
— Верно, не спросил. И знаете почему?
— Почему же?
— В этот день уже в обед ее не было дома. Это случилось совсем недавно, в пятницу, двадцать девятого мая. Вы догадываетесь, где она была в пятницу?
— О, я-то думала… А это случайность.
— Вы ошибаетесь. Это не случайность. Это и не совпадение. Случайностей и совпадений в таких делах не бывает. Когда ищешь информацию, она непременно приходит к тебе в руки. Вы, конечно, скажете, мол, если бы я не позвонил, то… Но ведь я позвонил. Потому что искал, потому что хватался за любую возможность добыть хоть крупицу информации. Вы догадываетесь, что мне ответила ваша мама? Она ответила, что вы уехали во Владимир. И даже была столь любезна, что дала мне телефон родственников, к которым вы поехали в гости.
А поскольку у меня вот. в этой самой машине — Совин кивнул на компьютер, — сидит база данных по телефонам Владимира, то я очень просто выяснил, что квартира родственников находится аккурат на той же лестничной площадке, где и квартира адвоката Сергеева. Андрея Игоревича. Такие дела, Настя.
Настя
Настя. Да, Настя.
Она ненавидела идеалы добра и света. При том, что вся жизнь ее родителей была насыщена именно
