Находясь рядом с пехотой на передовых НП, они показывали образцы беззаветной храбрости и боевого умения. Огнем своих дивизионов они истребили сотни гитлеровцев, уничтожили десятки наиболее вредных огневых точек и каждый раз своевременно и умело отражали контратаки противника с большими потерями для врага. Своим метким огнем они отлично обеспечивали наступление частей нашей дивизии в этих нелегких боях. Оба погибли смертью храбрых. Память о них сохранилась в дивизии, как память о мужестве, отваге, боевом мастерстве и до конца честном служении своей Родине.
Дивизионы погибших командиров приняли капитаны Куприенко и Кокарев, как лучшие командиры батарей.
Части дивизии продвигались к реке Черной. Теперь, вместо сухого сыпучего песка, пришлось действовать на топком болотистом грунте. Тина засасывала бойцов буквально по самые плечи.
В 4 часа утра, после короткого артналета, преодолев болото и реку Черную, дивизия овладела первой траншеей противника. И опять впереди оказался полк смелого, энергичного командира подполковника Игуменова.
До 24 августа шли тяжелые бои на западном берегу реки Черной. Против нас дрались части четырех пехотных дивизий (132, 212, 254, 69-й). Соотношение сил складывалось в пользу противника. Ни о каком продвижении нашей дивизии нельзя было и думать. Стрелковые части 8-й армии бездействовали: ее артиллерия не выпустила ни одного снаряда.
В те дни произошел довольно занятный случай. В течение двух суток по ночам в паузах между артналетами, когда стихали бои, мы слышали душераздирающий крик: «Рус Иван!.. Рус Иван!..» На вторую ночь, когда опять раздался этот крик, были посланы разведчики, чтобы выяснить, кто и почему кричит. Оказалось, что кричал немецкий солдат, которого все глубже засасывало в болото. На тот момент из болота торчала только его голова. Разведчики вытащили и доставили его на наш НП. Говорить он не мог, только показывал руками, что хочет пить. Ему принесли солдатский котелок, наполненный водой. Не отрываясь, он выпил всю воду и попросил еще. Только после второго котелка он обрел дар речи. Первое, что он сказал, было: «Гитлер капут». Как правило, почти все пленные повторяли эту фразу в надежде, что заслужат снисхождение, но этот говорил очень убедительно. По его речи и выражению лица было видно, что он искренне рад тому, что спасли его мы, а не соотечественники.
«Пусть дураки воюют за фашистскую Германию, а с меня довольно», — говорил он. Ему было уже под сорок, в прошлом — рабочий. Он дал нам все необходимые сведения о составе и численности противника. Мы досыта накормили его, напоили горячим чаем и отправили в штаб армии.
Дивизия получила приказ закрепиться на достигнутом рубеже и подготовиться к передаче участка 18 -й стрелковой дивизии генерала Овчинникова. 25 августа была закончена смена частей. Полки начали выходить с занимаемых рубежей, отобранных у противника, чтобы сосредоточиться в районе поселка № 8.
Ко мне в дивизию приехал прокурор армии (командующий 8-й армией Стариков остался верен своим угрозам), чтобы расследовать причины невыполнения приказа командующего армией о вводе в бой 14 августа одного полка. Прокурор довольно быстро провел расследование и уехал обратно в армию, ничего, видимо, не обнаружив преступного в моих действиях. Вскоре для получения указаний меня вызвали на КП командующего 54-й армией генерала C. B. Рогинского, в армию которого мы снова возвращались. Я был этому несказанно рад. Оперативное отделение и начальник штаба дивизии оставались на НП дивизии, чтобы закончить оформление акта сдачи боевого участка командиру 18-й дивизии. После этого они должны были прибыть на новое место расположения.
Получив указания от командующего 54-й армией, я возвратился на новое место КП дивизии в поселке № 8. Не найдя там полковника Кованова с офицерами оперативного отделения, я забеспокоился, так как дивизия по приказу командующего 54-й армией должна была сосредоточиться в назначенный срок в новом районе. Чтобы выяснить, почему до сих пор на новом НП нет офицеров штаба, я немедленно отправился на старый наблюдательный пункт. Пока можно было, мы с адъютантом ехали на машине, когда дорога кончилась, пошли пешком. Вскоре на горизонте мы увидели аэростат противника и, маскируясь, лощинами и оврагами вышли к нашему старому НП. Все наши были там, ожидая акт, который допечатывала машинистка, чтобы, подписав, взять один экземпляр с собой. Только что сытно пообедав, с чаркой пайковой водки, Кованов, Карцев и Старостенко сидели в землянке и блаженствовали. Узнав, что задержка произошла из-за акта, который машинистка 18-й дивизии печатала одним пальцем, я ушел готовить дивизию к маршу по заданию командующего 54-й армией.
Аэростат противника все так же висел в воздухе, высматривая цели, но я благополучно добрался до нового КП. Не прошло и часа, как прибежал ко мне связист с докладом, что начальник штаба дивизии полковник Кованов с офицерами штаба, уходя из НП, попали под огонь артиллерии противника. Я бросился к машине и на полной скорости помчался к месту происшествия. Уже на месте я узнал, что группа офицеров штаба и связистов, всего человек десять, была накрыта беглым огнем артбатареи. В результате налета полковник Кованов и подполковник Карцев (начальник оперативного отделения) были убиты, майор Старостенко (начальник связи дивизии) тяжело ранен: он потерял ногу. Не выразить словами, как тяжело переживал я гибель своих боевых товарищей, главных моих помощников. Вместе с Дмитрием Павловичем Ковановым мы дрались еще в 140-й бригаде, а затем в 311-й стрелковой дивизии. Это был грамотный и очень исполнительный офицер. Оба они, и Кованов и Карцев, были прекрасно подготовленными офицерами, смелыми и скромными людьми. Все в дивизии тяжело переживали эту невосполнимую утрату. Их по-настоящему уважали и любили все офицеры штаба дивизии и командиры частей. Похоронили мы своих боевых товарищей на дивизионном кладбище в бывшем совхозе Ольгино, на высоком холме у реки Волхов. Могилы эти в настоящее время перенесены с берега реки в другое место, недалеко от новой шоссейной дороги Кириши — Глажево. Они хорошо огорожены и заботливо содержатся местной властью и жителями.
В боях под Мышкино и Мгой дивизия свою задачу выполнила. Когда мы уходили из 8-й армии, никто из ее начальников не сказал нам доброго слова: ни солдатам, ни офицерам, ни командованию дивизии. Много вражеских частей из многих пехотных дивизий, принимавших участие в этих боях, понесли громадные потери. Небольшая часть нашей территории под Ленинградом была освобождена. В этих боях мы приобрели бесценный боевой опыт.
Дивизия освобождает Кириши
Осень 1943 года
После окончания тяжелой Мгинской операции 8-й армии наша 311-я дивизия, сменив части 80-й стрелковой дивизии генерал-майора Абакумова, заняла свою старую полосу обороны: болото Соколий Мох — левый берег реки Волхов под Ново-Киришами. Ширина полосы обороны достигала 24 км. Шел сентябрь 1943 года.
С целью уточнения состава группировки противника перед полосой обороны дивизия приступила с первых дней к активным разведывательным действиям. Начальник разведки дивизии майор Шуляковский день и ночь находился в полках на переднем крае, организуя и проводя ночные поиски то на одном, то на другом участке обороны. Немцы тоже не бездействовали: они пытались нащупать слабые места нашей растянутой обороны.
28 сентября на участке 1069-го стрелкового полка фашистская разведгруппа численностью около 40 человек после короткого, но мощного артналета атаковала один из наших ДЗОТов, который обороняли бойцы 371-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона батареи лейтенанта Пряшникова. В момент атаки в ДЗОТе находились лейтенант Иван Андросов, лейтенант Дмитрий Никифоров и старший сержант Н. Михайлов — командир орудия. В результате короткой, но жаркой схватки три советских воина разбили превосходящую более чем в десять раз группу противника. Потеряв убитыми и ранеными около десяти солдат, гитлеровцы, несолоно хлебавши, обратились в бегство, оставив оружие, убитых и раненых. Они даже не успели подобрать труп убитого офицера. Успеху в отражении боевой разведки противника содействовал с фланга соседний ДЗОТ мл. лейтенанта С. Окунева, где отличился пулеметчик ст. сержант Сушинцев.
